Усадьба госпожи Ленбрау - Орланд Лилия - Страница 4

Бабура точно положила яичницу на три тарелки. Но две из них остались на столе у плиты. Да и сами женщины продолжали стоять у меня за спиной, не спеша присоединяться к завтраку.

– Эй, вы чего? Есть не будете? – я оглянулась сначала через правое плечо, потом через левое. Посмотреть на обеих одновременно никак не получалось.

– А ты не побрезгуешь с нами за одним столом трапезничать? – усомнилась Бабура.

Так они что, мне уступили своё место, а сами будут смотреть, как я ем? Это их госпожа тут такие порядки завела? А ведь женщины отзывались о ней с теплом и симпатией. Иста вообще сказала, что с младенчества её нянчила.

– Конечно, садитесь! За завтраком мне всё и расскажете.

Бабура сомневалась несколько секунд, потом принесла тарелки и поставила по длинным сторонам стола. На расстоянии вытянутой руки от меня.

Хоть женщины и понимали, что я сейчас не я, то есть не их госпожа-барышня, но приобретённые инстинкты трудно искореняются.

Я обратила внимание, что тарелки у них из дешёвой глины, шершавые, без глазури. На одной щербинка по краю. Да и ели они деревянными, потемневшими от времени ложками.

Ели молча, опустив взгляды в тарелки.

– Дорогие женщины, – я решила разбить тяжёлое молчание и поинтересовалась: – А вы раньше с госпожой своей не трапезничали вместе?

– Что ты! – хмыкнув, отмахнулась Бабура. – Мы ж во всех этих етикетах не понимаем. Вилки эти с ножиками пользовать не умеем. Барышня-то, когда одна осталась, думала нас с Истой научить, да куда там. Только подавать мы и годные…

Согласная с её словами Иста вздохнула и вытерла глаза уголком платка.

А вот у меня образ этой барышни вырисовывался неоднозначный. Прямо любопытно стало разгадать человека, в чьём теле я оказалась. Хотя это и похоже больше на фантастический фильм, чем на реальность.

Сама б не угодила в такую историю, ни за что бы не поверила!

Женщины ели медленно, явно стесняясь своих манер. Это они в нашей институтской столовке не бывали, насмотрелись бы всякого, мигом стесняться перестали.

Но, пока они такие зажатые, рассказа от них я не дождусь. Придётся самой задавать наводящие вопросы.

– Расскажите мне про вашу барышню.

– Хорошая у нас барышня, – быстро проговорила Иста и вдруг добавила: – Была.

Я поняла, что зашла не с той стороны.

– А как её зовут? – то есть теперь уже меня.

– Еженика.

Надо же, какое интересное имя.

– А дома как звали? В семье?

– Ежа.

Ежа? Какие добрые родители так назвали девочку? А главное – за что?

Теперь я поняла, про какого ежа говорили женщины там, в ванной. И вовсе не про ежа, а про Ежу.

– Себя так называть я не позволю! – заявила сразу. Ещё чего не хватало.

– А как тебя называть тогда? – удивилась Иста.

– Можете называть Женей.

– Так поймут же сразу, что ты не наша барышня, – здраво возразила Бабура.

– Ну тогда зовите Еженикой. Или барышней.

– Так ты теперь замужняя, госпожа, значит, будешь, – добавила путаницы Иста.

– Вы меня совсем запутали, – я устало закатила глаза. – Давайте уже сначала, чтобы я разобралась, что здесь происходит. Что произошло? Куда делась ваша барышня, и как мне вернуться домой?

Женщины посмурнели, переглянулись.

– Ну!

– А откуда рассказывать?

– С начала! Самого! – отрезала я.

Бабура, вздохнув, начала рассказывать. Причём действительно с самого начала. Иногда Иста вставляла свои замечания или поправляла. А я слушала и удивлялась.

Любово заложил дед нашей барышни для своей молодой жены, потому и назвал так. Мол, любовь тут жить будет – от столицы четверо суток, свежий воздух, природа. Да только не слюбилось. Не нашла супружница в себе тёплых чувств ни к усадьбе в глухомани, ни к мужу, который был на двадцать пять лет её старше.

Так и стояло Любово пустым много лет и приходило в упадок. Но затем единственный сын дедушки Ежен Хайди умудрился спустить в карты почти всё отцовское наследство. Пришлось ему продать и столичный дом, и два завода, и большую часть деревень вместе с людьми (к моему удивлению, крепостное право здесь цвело пышным цветом).

После выплаты всех долгов осталось у Хайди Любово с двумя деревеньками и обширными угодьями с пахотными землями, лесом, озером и берегом реки.

Не так и плохо – по моим меркам.

Семейство Хайди переехало полным составом. Сам Ежен, его супруга Элеонора и двухлетняя дочь Еженика (а я наконец поняла, почему бедную девочку так назвали).

Ежен со свойственным ему азартом немедленно занялся развитием поместья, потратил на это оставшиеся деньги и за несколько лет умудрился привести Любово в ещё больший упадок, нежели прежде.

Элеонора, и так не слишком крепкая здоровьем, в одну из зим простудилась и слегла. Да так и сгорела в лихорадке.

А по весне в усадьбе появилась госпожа Арна. Никто из женщин не помнил, оттуда она взялась. Просто в одно прекрасное утро вышла к завтраку и осталась жить в Любово сначала в качестве гувернантки Еженики, а затем и невесты её отца.

– Арна эта, не к ночи будь помянута, – Бабура осенила себя отпугивающим зло знаком, – но она недобрая была.

– Да ведьма она была, – вставила своё слово Иста. И повариха тут же на неё зашикала, испуганно оглядываясь по сторонам.

– Ведьма? – удивилась я. А вспомнив прочитанные книги, уточнила: – Может, магиня или магесса? Ну, женщина, использующая магию.

– Нет, ведьма, – Бабура непреклонно покачала головой и произнесла явно от кого-то слышанные слова: – Ибо никакой магии не существует, а одно богомерзкое колдовство, за которое ведьмам полагается гореть на костре.

– Да ладно! – моя современная натура, привычная к благам современной цивилизации, ужасы вроде крепостного права и костров инквизиции считала делами давно минувших дней.

А здесь они, похоже, как раз были на пике популярности.

Иста на моё восклицание только горестно вздохнула, а Бабура продолжила рассказывать.

Арна эта взялась хорошую девочку Ежу учить. Женщины полагали, что как раз тому самому богомерзкому колдовству. Только тогда никто ещё не знал. Думали, какая хорошая гувернантка, заботливая, внимательная. Она проводила с девочкой почти всё время. Учила читать, писать, считать. В лесу они изучали деревья и птиц, на лугу – цветы, в речке искали рыбок.

А потом за Ежей стали замечать странное.

– Редко это было, – вдруг вставила своё оправдательное слово Иста.

– Это потому, что Арна от неё не отходила, вовремя пресекала! – Бабура однако была настроена иначе.

– А я говорю, редко. Я ж смотрела за ними, как началось, так и стала смотреть, думала, девочку поберечь сумею.

– Да ты, когда за травами своими ходила, тогда и смотрела только. Я вон сколько из окна кухни глядела на них, тебя и близко не было!

Перепалка грозила перерасти в конфликт, и я поспешила вмешаться.

– Уверена, вы обе смотрели внимательно. А остальные? Они ничего не замечали? Ежен, например? Или тогда магия была разрешена? То есть богомерзкое колдовство, конечно.

Обе женщины тут же замолчали. Иста уже привычно вздохнула, вытирая уголком платка глаза. Бабура посопела немного на товарку, потом ответила.

– К мужичью госпожа Арна не подходила. С бабами не общалась, не её полёта мы птицы. А господин Ежен в ней души не чаял, словно околдованный. Да и не интересовался он, чем они там с девочкой занимаются.

– Околдованный и был, – вставила ремарку Иста.

– Летом они всё больше на улице занимались с Ежей, да куда подальше уходили. А зимой в классной комнате запирались, туда никому ходу не было. Ну а если что брякало иль гремело, так уроки идут.

– Очень удобно, – прокомментировала я, думая о своём. – А то, что вы замечали, как оно проявлялось? Например, холодную воду Ежа могла сделать горячей?

Женщины быстро переглянулись, а потом дружно как по команде опустили взгляды в тарелки и с усердием начали есть.