21,55,01 (СИ) - Борзов Виктор - Страница 42

В спальне на меня обрушился красный свет. Просачивался сквозь закрытые веки и обжигал глаза, обжигал кожу. Красные подсвечники по углам, красные шторы, красные ковры на полу и на четырех стенах, красная лампа на потолке. От красноты рябило в глазах. Вдоль стен лежали такие же красные подушки, а на них три голые женщины. Все молодые. Их кожа краснела из-за освещения. Они не двигались и походили на статуи, на восковые фигуры, из которых художник собрал маленькую «сценку»: одна девушка держалась в сторонке, пока две другие о чем-то горячо перешептывались.

Мой взгляд с большим трудом отлип от «сценки», и я увидел широкое прямоугольное зеркало на дверце шкафа. Зеркало покрывали трещины. Я быстро отпрыгнул в сторону, чтобы не отразиться в нем. Эта квартира явно принадлежала тому Владыке, о ком говорила мать девочки со второго этажа. Значит, здесь притаилось зло.

Рядом со шкафом стояла табуретка, а на ней большая клетка, в какой поместилось бы два попугая. Но вместо них внутри на жердочке сидел голубь. Уличный голубь, даже не белый. Он отразился в Зазеркалье не полностью. Голову отрезало на уровне шеи, казалось невинную птицу казнили на гильотине.

Я увидел достаточно. Пора рисовать план здания и валить от сюда. Расстегнул рюкзак, достал блокнот с ручкой и…

В коридоре захлопнулась дверь, я подпрыгнул от неожиданности. За спиной зашаркали ленивые шаги. Я отступил к табуретке и развернулся к выходу в коридор — туда, куда струились лучи света из зеркала на двери шкафа.

— Как прошел сбор дани? — промурлыкал девичий голосок.

В проходе появился мужчина в расстегнутой рубахе и неряшливом пиджаке. Черные волосы спускались до плеч, борода жила своей жизнью — волосы торчали в разные стороны и, скорее всего, впивались в кожу на шее. Мужчина все время чесался. На нем не было штанов. Одни семейники, из них росли толстые волосатые ноги. Он был полным, худее Александра, но толще меня. В левой руке мужчина держал мешочек, со дна на пол капала кровь.

— Вы собрали больше, Владыка? — заверещал второй женский голос.

Владыка бросил мешок в мою сторону — тот пропал сразу, как вылетел из света зеркала.

— Да, — прохрипел Владыка. Его голос звучал как у заядлого курильщика. Низкий и с хрипотцой. — Завтра урожай. Одна из старух почти коньки отбросила.

— Наконец-то мясо! — хором пропели три женских голоса.

Владыка шагнул к дверце шкафа. Провел толстыми пальцами по сальным волосам, зачесал их назад.

«Пора бежать», — промелькнула мысль.

За короткую вылазку я узнал, где живет Владыка… Где живет черт. Узнал, как Семья плачущей кожи поддерживает себя так долго: Скрытый превратил жильцов в каннибалов. Также, скорее всего, они выращивают что-то. На одном мясе долго не протянешь.

Я нарисовал примерный план пятиэтажки: шесть квартир на каждом этаже, расстановку в квартире Владыки. Дрожащая от напряжения рука выводила на краю листа кривые буквы. От страха почерк ухудшился. Если раньше я писал как курица лапой, то сейчас случайных прохожий запросто спутал бы мои заметки с предписаниями врача.

Когда закончил, кинул блокнот и ручку обратно в рюкзак. Вытащил пачку мелков и быстро обвел себя защитным кругом. Следовало сделать это сразу, но Владыка отвлек меня. Правила Скрытых работали в Зазеркалье. В «Скитания в Зазеркалье. Дневник потерянных» описывалась встреча с бродячим демоном. Скитальцы защитились от него белыми кругами и молитвами.

Я сдвинулся к краю круга, ближе к стенке. Очертил полукруг и стер границу. Двигался вдоль стены, чтобы не врезаться в отражения людей. Владыка по-прежнему стоял перед зеркалом и насвистывал простенькую мелодию. Он поворачивал голову вбок, приподнимал подбородок, расчесывал густую бороду и жадно облизывал губы. Казалось, свой вид завораживал его не хуже прекрасной картины. А незримые женщины ворковали где-то в комнате.

Чутье встревожилось, но я отмахнулся: Владыка не видел меня. Я держался стены, и обходил конус света из зеркала, чтобы нечаянно не отразиться в нем. Но вечно избегать его не выйдет. Шкаф стоял напротив выхода из спальни.

В висках стучала кровь. Окружающие звуки стихли, остались лишь бешеные удары сердца. Толстовка насквозь промокла от пота и неприятно облепила спину. Бежать. Нужно бежать! Я не мог рвануть с места, не мог пробежать по коридору и выпрыгнуть из квартиры. Во мне била осторожность. Я не знал всех правил чертей, не знал всех правил Зазеркалья. Сплошная неопределенность. Поэтому я двигался медленно. Проверял и обдумывал каждый шаг. В битве чувств и разума я всегда ставил на разум. Он спасал меня. Вел к самому верному исходу.

Когда до заветной двери оставался метр, Владыка что-то прошептал, и женщины резко замолчали. Я замер. Рухнул на колени и закрыл рот руками. Я уже зашел в конус света, но ни Владыка, ни незримые женщины не подали ни одного знака, что видят меня.

— Рана, — мечтательно прохрипел Владыка. — Совсем молодая. Такая сладкая, такая прекрасная.

«Все хорошо, — успокоил я себя. — Он меня не видит. Он меня не видит! Надя не видела!»

Владыка шагнул к выходу в коридор и замер в метре от меня. Если он протянет руку, коснется моей макушки и не почувствует.

— Вас что-то беспокоит? — спросил взволнованный девичий голосок.

— Куда же вы? — добавил второй.

— Я долго ждал сего мига, — ответил Владыка и закатил глаза. — Но для начала.

Его рука резко дернулась ко мне, протянулась через белый контур. Длинные ногти впились в мое левое запястье, толстые пальцы сжались мертвой хваткой. Я дернулся, попытался вырваться. Бесполезно!

Владыка потащил меня по полу, как мешок.

— Нет! — только и успел прокричать я.

Он вдавил меня в зеркало, вытянул через него и вырвал из лап Зазеркалья. Каждая трещина прошлась по мне острым лезвием. Вспорола толстовку и кожу под ней. Меня словно протащили по мясорубке. Но я успел закрыть голову рукой.

Окружающие звуки ударили по мне молотом: шуршания тканей, шепотки, звуки за стеной и похрипывания Владыки.

— Рана, — повторил он, сжимая мое левое запястье. Владыка оскалился, когда наши взгляды пересеклись: — И не одна. Должно быть, ты сын той самой Ведьмы. Добро пожаловать в мой дом! В мои владения!

Звон. Он раздражал, бесил, как истеричный звонок будильника рано утром. Он не отличался разнообразием: лишь одна-единственная нота все тянулась, тянулась и тянулась. Мысли спотыкались друг на друге. Под красным светом светильников красные ковры, казалось, таяли и медленно стекали на такой же красный пол. Все сливалось в кровавое месиво. Пол менялся местами с потолком, прямоугольная дверь в коридор медленно вращалась, словно пропеллер вертолета, которому давно пора на покой.

«Покой, — в мыслях эхом отдались слова. — Мне просто нужен покой».

Мои носки едва-едва касались пола. Поэтому казалось, что я падаю. Падаю в бездонную яму, в бескрайнюю черноту Зазеркалья. Но взгляд нащупал подо мной красный ковер — опору, что удержит меня. Значит, меня держали за левую руку. Точно. Меня вытащили из Зазеркалья и протащили через зеркало прямо в настоящий мир.

В комнате были еще люди. Три голых девушки, что сидели вдоль боковой стены и боязливо перешептывались. Их тоненькие голоски едва долетали до меня. А их зрачки метались из стороны в сторону, взгляд прыгал между мной и Владыкой, что и держал меня на весу. Я не рассмотрел в Зазеркалье, но бледная кожа девушек была девственно чиста: ни родинок, ни пятен, ни единого прыщика и — что самое важное — ни одного шрама и пореза. Кожа не висела на костях, как обычно висит у голодающих. Напротив, их пухлые груди и бедра манили. Глаз не отвести. У одной — самой крохотной из троицы — были короткие кудрявые волосы. Вторая расчесывала длинные черные волосы пятерней. Ее ногти краснели то ли от лака, то ли от застывшей крови. Третья была белой вороной рядом с подружками: средний рост, круглое лицо, короткие волнистые волосы. Ничего выдающегося. Такую можно встретить на улице и не один раз. В красном освещении я с трудом видел цвет их волос. Все красные. Только оттенки различались.