Не влюблены (ЛП) - Хейзелвуд Али - Страница 16

– Это имеет отношение к тому, что мы здесь делаем?

Я облизала кончики зубов.

А правда имеет? Нужно ли мне это знать? Или я просто испытывала неоправданное, нехарактерное для меня любопытство к этому мужчине, которого давно пора вычеркнуть из своей жизни и разума?

– Я записываю данные о росте микроорганизмов каждые тридцать минут и каждые пятнадцать проверяю условия в камере влажности, просто на всякий случай. – Я оторвала взгляд от его сложного лица, отвернулась и надела лабораторный халат.

Когда обернулась, Эли смотрел на меня голодными глазами, как будто я была чем-то съедобным, как будто я раздевалась, а не наоборот.

Лабораторный халат Джея был больше моего, но оказался мал для Эли. Он надел резиновые перчатки с легкостью, которая должна быть только у того, кто каждый день посещает лабораторию, или у серийного убийцы. Я уставилась на его руки, растягивающие латекс, и подумала:

«Это опасно. Он и я не должны быть вместе в одном помещении».

– Когда мне было восемнадцать или девятнадцать, – сказал Эли, – я работал в лаборатории в качестве младшего научного сотрудника, и случайно перепутал настройки резервуара с жидким азотом. Моя лаборатория потеряла несколько важных клеточных линий, которые хранились в ней. Это была глупая ошибка, которая отбросила их исследования на недели назад, – он прикусил щеку. – Все предположили, что это была техническая неисправность, и я позволил им так думать, хотя и чувствовал себя чертовски виноватым. В следующем семестре я перешел в другую лабораторию.

Я удивленно уставилась на него.

– Зачем ты мне это рассказал?

Его губы скривились.

– Просто признаюсь тебе в кое-чем ужасном. Я подумал, что это может быть нашей фишкой.

Я вспомнила машину. Свое признание о брате, его признание о сестре, и вдруг сказала:

– Однажды я случайно раздавила череп мыши, когда надевала ей на ухо идентификационный зажим, – я сглотнула. – Аспирант, который курировал меня, сказал, что в этом нет ничего особенного, и я притворилась, что мне все равно, но я не могла с этим справиться. С тех пор я не работаю с лабораторными животными.

Эли ничего не сказал, и не отреагировал никак иначе, как и тогда, в машине. Мы просто смотрели друг на друга без разочарования и взаимных обвинений. Просто два ужасных человека с ужасными историями, которые больше судили себя, чем друг друга. Я первой отвела взгляд, когда больше уже не могла этого выносить, взяла яблоко и пошла в камеру влажности. Эли последовал за мной, и я не возражала.

– Здесь жарко, – прокомментировал он. – Пломба вскрыта? Я могу взглянуть.

– Здесь просто очень мало места, и мотор постоянно работает. Готов? – я запустила таймер прежде, чем он успел ответить.

Надо признать, он был хорошим помощником. Знал, как, где и что регистрировать, не просил повторяться и ни разу не выглядел скучающим, пока я снимала показания. Он задавал вопросы о моих исследованиях, о компании, о работе, которой я занималась до прихода в «Клайн», но, казалось, инстинктивно понимал, что меня не следует беспокоить, когда я собираю образцы или разбавляю их буферными растворами.

Было понятно, что с его стороны это лишь поверхностный интерес, поэтому я отвечала на большинство вопросов, понимая, что эти сведения никак не навредят Флоренс. В «Клайн» мы выполняли важную работу, а Флоренс была фантастическим лидером. Я хотела, чтобы Эли знал, как многого мы достигли, а еще я хотела, чтобы он чувствовал себя злодеем из-за, пусть и законных, но аморальных планов «Харкнесс» относительно нашей компании. Но он не казался расстроенным, только слушал и задавал вопросы. Но прежде всего, он казался полностью в своей стихии. Как будто его место было в лаборатории.

– Сколько времени прошло? – спросила я, беря новый наконечник пипетки.

– Меньше пяти минут...

– Я имею в виду, с тех пор, как ты в последний раз был в лаборатории.

Он оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на меня с непроницаемым лицом. Такое можно сделать только намеренно.

– Не считал.

О, он считал. Знал с точностью до дня. Я была уверена.

– Почему бросил?

– Не помню.

Мы стояли так близко, что я практически могла осязать ложь, которую он произнес.

– Ты не помнишь, почему решил быть менеджером хедж-фонда, а не ученым?

– Ты действительно мало что знаешь о частных акциях, не так ли?

Я крепче сжала пипетку.

– Зато ты много знаешь о пищевой инженерии.

– И что это нам дает?

– Ничего. Потому что нет никаких «нас». – Я так стиснула руку, что случайно надавила большим пальцем на выталкиватель пипетки и уронила наконечник. – Черт!

Я опустилась на колени и нагнула голову к полу.

– Вот, держи.

Я подняла глаза. Сидя на корточках передо мной, Эли протягивал ладонь, где лежал наконечник.

Слишком близко.

Ближе, чем когда-либо с той ночи.

– Спасибо, – сказала я, но наконечник на забрала: не знала, могу ли доверять Эли.

Он смотрел на меня так, словно мог заглянуть мне в голову и увидеть, какой беспорядок там творится. Взял мою руку, осторожно разжал и положил наконечник на ладонь, а потом нежно сжал.

Между нами было два слоя перчаток, и я едва ощущала тепло, но Эли держал меня так, будто имел на это полное право.

Мое сердце забилось где-то в горле, а к щекам прилил жар.

– Ты думала об этом так же много, как и я? – голос у него был хриплым, скрипучим из-за того, чему я не решалась дать название, но могла бы легко определить состав.

– Я не знаю, как много ты думал об этом.

Он тихо рассмеялся.

– Много.

– Тогда, да. – Я облизнула губы, и почти взмолилась, чтобы Эли не смотрел на мой рот таким взглядом.

– Я хотела бы, чтобы был способ закончить это.

– Рута, – он сглотнул,– думаю, есть способ.

– Какой?

– Ты его тоже знаешь.

Да, знала. То, что мы начали тем вечером, еще не закончено. Ничего еще не закончено.

– Это плохая идея.

– Разве?

– Ты из «Харкнесс». Я из «Клайн».

– Верно, но прямо сейчас мне насрать на «Харкнесс», на «Клайн», – его голос звучал самоуничижительно, словно ему не нравились собственные чувства, – и на все другое, кроме...

«Тебя, меня, нас…»

Я хотела, чтобы он это произнес, и в тоже время ненавидела себя за это.

– Не думаю, что ты мне нравишься как личность. Мне определенно не нравится то, что ты делаешь, и я не уважаю это.

Если ему и было больно, он этого не показал.

– К счастью, это совсем не обязательно.

Он был прав. Я закрыла глаза и представила, что говорю «да». Представила тот самый способ, которым можно все закончить. Как это было бы приятно, и какой покой и удовлетворение я почувствую потом. Ни его имя, ни голос, не будут вызывать у меня никакой мгновенной, неконтролируемой реакции.

Я могла бы это сделать, а потом перестану его хотеть. Так было всегда: я ведь никогда не повторяюсь.

Однако…

– Флоренс бы это не понравилось.

Впервые Эли казался искренне расстроенным.

– И это для тебя важнее всего? Одобрение Флоренс?

– Не ее одобрение. Ее благополучие.

Он медленно откинул голову назад.

– Хорошо. – Он выглядел разочарованным, возможно, во мне, но говорил небрежно. Это несоответствие раздражало, даже когда он слегка сжал мои пальцы в последний раз. – Тогда, может быть, тебе следует знать, что...

Он не закончил предложение. Потому что дверь открылась без предупреждения, и на пороге застыли Флоренс и Джей, смотря на нас сверху вниз.

ГЛАВА 8. КАК НАЧАТЬ НОВУЮ КНИГУ, НЕ ДОЧИТАВ ТУ, ЧТО УЖЕ ВЗЯЛА В БИБЛИОТЕКЕ

РУТА

– Все было не так, как ты думаешь, – сказала я позже тем же вечером, накладывая зеленую фасоль на край тарелки так резко, что звон эхом разнесся по гостиной.

Обычно я с нетерпением ждала ежемесячные ужины с Флоренс и Тиш. Это было весело и не противоречило моим пунктикам насчет еды и общения.