Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 40

— Айка, — услышала голос Николая, — там душ есть. Иди, промой голову. Мало ли что в этом колодце в грязи было…. И на предмет ранок осмотри себя, может сразу и прививку от столбняка вкачу тебе.

Слава тебе Николай-фельдшер!

Домой возвращались молча, Дима отвез сначала Наталью, потом повез меня. Молчание между нами было тяжелым, ощутимым почти физически. Я не знала о чем и как говорить с ним, вообще боялась пошевелиться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

— Мне послезавтра выходить на работу? — спросила тихо, когда он остановил машину около дома.

— Да, — коротко кивнул он, стараясь не смотреть на меня. — Чужаки уехали, опасности нет.

— Спасибо…. Они….. они…. не спрашивали?

— О тебе? — Дима, наконец-то повернул ко мне голову, — нет. Все тихо.

— Хорошо… — я облегченно выдохнула. Не смотря на все произошедшее в селе, мои собственные неприятности пока в прошлое не ушли, хоть я порядком о них и позабыла. — Ладно… спасибо, Дмитрий Иванович….

— Айна, — он поймал меня за руку и не дал выйти из машины. — Выходи за меня замуж.

— Что?????? — мне показалось, я ослышалась.

— Выходи за меня, — повторил Дима, глядя своими зелеными глазищами.

— Дмитрий Иванович, ты… ты это сейчас спьяну или сдуру?

Моя реакция была скорее защитной, чем осознанной, слова вырвались резко и неожиданно, прежде чем я успела обдумать ответ. Дима чуть сжал мою руку, удерживая её, и его взгляд оставался серьёзным, не отрывающимся от моего, словно пытался прочитать каждую эмоцию на моём лице.

— Айна, я серьёзно. Я смогу защитить тебя, да и уровень жизни обеспечить такой, к которому ты привыкла…. Я…. устал быть один. Постоянно один, как проклятый…. Айна… — он наклонился ко мне и не давая пошевелиться накрыл губами мои губы.

В его поцелуе было столько силы и одновременно отчаянной нежности, что на мгновение я растерялась. Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, и внутри меня боролись два противоположных чувства: желание ответить, позволить себе хоть на миг раствориться в этой силе, и острое, режущее понимание, что это неправильно, что это не то, что мне нужно.

Он ласкал меня, но в этих ласках я чувствовала и боль, и одиночество, и скрытую, едва сдерживаемую ярость. Я пыталась вырваться, но его руки удерживали меня, и этот поцелуй был не столько предложением, сколько попыткой утвердить своё право на меня, попыткой доказать, что он может быть не только защитником, но и чем-то большим. Его губы были горячими, вкус — горьким, отчаянным, и я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Много всего было в этом поцелуе, кроме одного — любви.

Когда он, наконец, отстранился, я резко повернула голову, избегая его взгляда, ощущая, как лицо пылает от эмоций. Всё внутри дрожало, как натянутая струна, готовая лопнуть.

— Дим… — голос сорвался, слова не шли на ум. В душе царил хаос, и я чувствовала, что не смогу подобрать правильные слова. — Это… не так должно быть. Не так.

Волна боли накрыла с головой. Он пытался удержать меня этим поцелуем, а на самом деле — дал понять, что никогда я не стану тем, кого он будет любить. Любить так, как хотелось мне.

Я столько лет жила без любви, полагаясь на самое себя, что не верила в нее. Но…. хотела.

— Айна, — наконец произнёс он, и его голос прозвучал странно сломленным, — я не знаю, как ещё. Я не умею по-другому. Я хочу… хочу, чтобы ты была со мной. Рядом. Мне больше ничего не нужно.

— Вот именно, Дим. Тебе больше ничего не нужно. Когда ты, наконец, посмотришь правде в глаза, а? Признаешь, кого видишь на моем месте? Кого, по-настоящему, хочешь сжать в объятиях? Меня, Дим? Или ты сейчас, глядя мне в глаза рискнешь сказать, что…. хотя бы влюблен в меня? А?

Мои слова повисли в воздухе, как раскалённый металл, и я видела, как Дима напрягся, его лицо побледнело. Он смотрел на меня, словно пытаясь найти в себе силы возразить, но в его глазах блеснула такая мучительная растерянность, что мне стало невыносимо больно. Эта боль была почти физической — она тянулась от его взгляда к моему сердцу, разрывая меня изнутри. Я видела, как его губы приоткрылись, готовые произнести что-то, но слова так и не прозвучали. Он просто сидел, сжав кулаки на руле, так, что костяшки побелели.

— Я… — наконец начал он, но голос сорвался, потеряв уверенность. — Айна, это не так просто….

— Правда? Почему я тогда могу сказать это, Дима? Почему я могу, глядя тебе в глаза, сказать: я влюблена в тебя. Влюблена настолько, что готова забыть и гордость, и свою свободу. Влюблена так, как никогда в жизни не была. Что меня тянет к тебе с невероятной силой. Что я думаю о тебе почти каждый день. Почему, Дим? Я не боюсь своих чувств к тебе, я признаю их… я ревную тебя, я смущаюсь тебя…. Не знаю, любовь ли это, но влюбленность точно. А ты что чувствуешь?

Мои слова, как удар по стеклу, разбивали тишину, звучали резко и безжалостно, но в то же время я чувствовала, как за каждой фразой внутри всё рушится. Я признавалась ему в своих чувствах, и это было трудно, но невыносимо тяжело было видеть, как его лицо искажалось болью. Его глаза метались, он не знал, куда спрятаться от моей искренности, от слов, которые обрушились на него, словно камнепад.

— Айна, — он снова сжал руль, так сильно, что побелели пальцы, и в голосе его прорезалась отчаянная нотка. — Я не могу тебе этого сказать, потому что… потому что не знаю, что я чувствую. Ты — важна для меня, чертовски важна. Но если бы всё было так просто… если бы…

Не находя слов, он снова рванул меня на себя. Я ощутила жар его дыхания на своей коже, его губы стремительно накрыли мои, и в этом поцелуе не было ни прежней осторожности, ни нежности — только стремление захватить, удержать, унять ту бурю эмоций, что разрывала его изнутри. Жар волной захлестнул нас обоих, и на мгновение, в этом безумии, я почувствовала, как все мои сомнения тают, отступают под напором того желания, которое вспыхивало между нами.

— Хочу тебя….- задыхаясь, прошептал он, — невероятно хочу…. Только об этом и думаю… ты меня с ума сводишь….

На какое-то мгновение я поддалась этому безумному вихрю — ответила на поцелуй, почувствовала, как внутри разгорается огонь, который можно утолить лишь его близостью. Это было так притягательно, так сладко и так обманчиво, что казалось, будто с каждой секундой я теряю контроль над собой, над своими желаниями. Когда мы коснулись друг друга, не смотря на одежду, разделяющую нас, я не удержала вскрик желания, пронзившего точно огнем. Внутри бушевало пламя, и я мечтала, чтобы оно дотла спалило все преграды между нами, одежду, сомнения, оставив только нас двоих. Мои руки срывали пуговицы с его рубашки, его дыхание становилось всё более прерывистым, и я ощутила, как его губы скользят по моей шее, оставляя следы горячих поцелуев.

Я поняла, что не хочу больше сопротивляться, у меня нет на это сил. Его горячее, твердое тело покоряло меня полностью, его запах оставил в голове лишь туман и страсть. Не было больше мыслей, не было больше сомнений. Он — мой, а я — его. Все равно, что происходит это в машине — место тоже не имело смысла. Пусть он любит другую — это совершенно не важно.

Его голос — хриплый, прерывистый, едва сдерживающий яростный ритм дыхания — прошептал моё имя, и в этом звуке было что-то первобытное, что-то, что пробирало до мурашек. Я чувствовала, как он срывается, как утрачивает контроль, как захлёстывает его, как слетает с нас одежда, как я тону в этом жаре, словно волна накрывает и увлекает за собой.

Внезапный звук ворвался в облако нашей страсти. Этот звук был как холодный удар по лицу — пронзительный, неуместный, будто реальность решила ворваться в наш мир безумия и страсти. Я замерла, сердце бешено стучало в ушах, а вокруг будто на мгновение повисла тишина. Дима тоже остановился, его дыхание рвалось с губ, его руки сжимали мои плечи, но на секунду он остановился.

Звук повторился снова — звонил мой телефон, выпавший из кармана на пол машины.

— Оставь…. — хрипло велел Дима, ловя мою руку, не давая взять трубку. — Выкинь, к чертовой матери….