Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 28

Я двинулась вперёд, обходя валуны, и заметила, что их расположение подчинено какой-то своей, чуждой мне логике. Они стояли не случайно — их форма и расстановка образовывали круг, который едва ли можно было назвать природным явлением. От этого осознания у меня по спине пробежал неприятный холодок, как будто кто-то невидимый дышал мне в затылок. Я невольно оглянулась, но, конечно, позади никого не было.

Шагнув вперёд, я вдруг услышала тихий хруст под ногой и вздрогнула, когда посмотрела вниз. Там, в траве, лежала крошечная куколка, вырезанная из дерева. На первый взгляд она казалась просто примитивной детской игрушкой, но стоило наклониться ближе, как меня охватило странное, липкое отвращение. Куколка была окрашена чем-то тёмным и блестящим, что источало резкий, едкий запах, заставляющий морщиться.

Мои пальцы на мгновение потянулись к игрушке, желая поднять её и рассмотреть поближе, но что-то внутри меня заставило замереть. Неведомая сила, словно предупреждение, задержала мои движения. Я не могла сказать, что именно меня остановило — возможно, странная тяжесть этого места или тот самый инстинкт, что заставляет зверя замирать перед хищником. Сердце сжалось, а воздух вокруг внезапно стал ещё холоднее, пробирая до костей. В голове мелькнула мысль: эта куколка не должна была оказаться здесь, так же, как и я.

На мгновение мне показалось, что тени на валунах зашевелились, но, моргнув, я увидела только привычную игру света и тени. Однако ощущение тревоги не проходило, нарастая с каждым моим дыханием. Стиснув зубы, я выпрямилась, отступив от странной находки, стараясь сохранить спокойствие и не дать панике овладеть мной. Что бы это ни было, мне нужно было уйти отсюда и как можно скорее.

Стон раздался совсем рядом, буквально в паре-тройке метров от меня. Мне было страшно идти дальше, но и уйти я не могла. А если это человек, попавший в беду? Или… каким-то образом пропавший ребенок оказался здесь? Понятно, что он пропал далеко отсюда, но….

Проклиная себя и свою глупость, я крадучись пошла дальше.

— Стой! — властный, грубый окрик заставил меня замереть на месте.

Окрик был резким, почти пронзительным в тишине леса, и он заставил моё сердце ухнуть куда-то вниз, к самому дну. Я замерла, даже перестав дышать, напряглась, словно зверь, попавший в ловушку. Мой разум отчаянно спорил с инстинктами: беги, немедленно! Но ноги словно приросли к земле.

Я обернулась в сторону, откуда раздался голос, пытаясь разглядеть в сумраке леса хоть что-то. Из-за валунов медленно выходил высокий силуэт — его фигура, тёмная и сливаясь с окружением, показалась мне почти нереальной. Сначала я не узнала его, но, когда он приблизился на пару шагов, мне стало понятно: это был Андрей. Даже в этот момент его лицо казалось каменным, а глаза — холодными, как сама ночь. Он был сосредоточен, в его взгляде читалось напряжение и полная замкнутость.

— Не двигайся, Айна, — приказал он, подходя ближе и хватая меня за локоть.

— Что такое? — мне стало по-настоящему страшно.

— Под ноги глянь, — коротко ответил он, чуть уводя меня в сторону от того места, где я стояла и, приседая на корточки, указал мне на что-то.

Опустив глаза я с ужасом обнаружила костяные зубья, торчавшие из земли и готовые захлопнув свою пасть от малейшего движения. Андрей бросил в них палку, и зубья сомкнулись со зловещим хрустом, перемалывая ее в щепки. Холодный пот выступил на лбу, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не выдать свой страх — один шаг и вместо этой палки была бы моя нога.

— Что за чертовщина? — прошептала похолодевшими губами.

— Волчья ловушка, — ответил мужчина, поднимаясь. — Кто-то ставит их на моей земле.

— Твоей земле? — я вдруг поняла, что меня бьет дрожь. — Местные, наверное. Волки нападают на скот….

— Волки? — приподнял он черную бровь. — Стой здесь. Сейчас приду.

— Можно… с тобой? — мне было стыдно признать, но оставаться одной было ужасно страшно. Этот страх был внутренним, иррациональным, но настоящим.

Андрей на мгновение замер, разглядывая меня взглядом, в котором промелькнула тень раздумий. Казалось, он взвешивал все за и против, прикидывая, насколько безопасно взять меня с собой или оставить здесь одну. Его выражение лица было напряжённым, и, когда он наконец заговорил, в его голосе прозвучала лёгкая, почти незаметная нотка уступчивости:

— Ладно. Иди за мной. Не отходи ни на шаг, — его голос стал твёрдым и властным, словно он уже привык отдавать приказы и ожидать, что их будут исполнять.

Он шел мягко и практически бесшумно. Через минуту мы вышли к источнику звука, и я едва сдержала вздох жалости и боли. На этот раз ловушка сработала, захватив в свою отвратительную пасть молодого щенка-волчонка.

Я замерла, с ужасом глядя на детеныша, который беспомощно бился в костяных зубьях. Его тонкий, жалобный визг пронзал лесную тишину, вызывая в груди острое чувство жалости и беспомощности. Тёмная шерсть маленького зверя была испачкана грязью и кровью, а задние лапы, попавшие в ловушку, выглядели ужасно — кости были раздроблены, а вокруг всё покраснело от крови.

Лицо Андрея дернулось, как от удара. Он подошел ближе, знаком велев мне оставаться на месте. Присел перед щенком. Погладил скулящего ребенка по мохнатому лбу. Тот, только что щеривший на нас зубы, слабо заскулил, подчиняясь силе мужчины, признавая вожака, доверяясь его рукам. Одним движением Андрей перехватил щенка за горло и свернул ему шею.

Мой крик прозвучал в тишине леса, словно неуместный разрыв звука, нарушивший этот жуткий миг. Я не могла сдержаться — горло сдавило болью, а в глазах защипало от слёз. Волчонок, только что скулящий и беспомощный, замер в руках Андрея, его тело обмякло, как будто исчезла последняя искра жизни. Меня захлестнуло чувство несправедливости, острое и болезненное.

Андрей медленно положил тело щенка на траву, его лицо оставалось бесстрастным, но во взгляде мелькнула тень усталости, словно он уже не раз совершал подобные поступки, и каждый раз они оставляли на его душе невидимый след. Он выпрямился и, не оборачиваясь на меня, поднял ловушку с земли, сжимая её так, будто хотел раздавить этот мерзкий механизм из костей и чего-то еще….

— Мне жаль. — сказал он. — Это не для тебя. Он бы умирал долго. Я не могу… не умею… — он судорожно искал слова, чтобы объяснить свой поступок. Но объяснения были не нужны, я все понимала и без этого — с такими повреждениями не живут.

Так и не сумев сказать то, что хотел, он поднялся и подошел ко мне.

— Пойдем. Будет темно — опасно. Здесь много ловушек.

Я молча кивнула, следуя за ним по пятам. Но когда мы проходили мимо обезвреженной ловушки остановилась и взялась за камеру.

Андрей тоже помедлил, вопросительно глядя на меня.

— Хочу заснять это, — глухо пояснила я, — все это место. Может…. Не знаю, просто засниму.

Мужчина подумал и коротко кивнул, позволяя мне щелкать затвором. Я медленно перемещала объектив по поляне, стараясь ухватить каждую мелочь, каждый нюанс этого места. Ловушки, тело несчастного щенка, валуны. Засняла и куколку, стараясь не задеть ее. Но камера приближала ее, заставляя рассматривать каждый изъян её грубой поверхности, пропитанной той странной, сладковато-отвратительной субстанцией, которая покрывала её как тёмная патина. Не знаю, что именно побудило меня зафиксировать этот момент, но внутри меня росло ощущение, что эти кадры важны, что они могут открыть что-то, что сейчас ускользает от понимания.

Андрей молча следил за моими действиями, его напряжённое лицо казалось вытесанным из камня. Лишь когда я опустила камеру, он подошёл ближе, коротко взглянув на дисплей и, будто увидев что-то, что я не заметила, чуть прищурился.

— Идем. Ты замерзла. Тебя трясет. — сказал он, набрасывая на мои плечи свою тёплую куртку. Она пахла чем-то терпким, очень приятным — смесью древесного дыма, пропитавшего ткань, и свежести лесного воздуха, с едва уловимыми нотками сосновой смолы.

К тропинке вышли тогда, когда солнце почти скрылось за высокими деревьями, в лесу стало почти темно. Вышли совсем с другого места, не там, откуда пришла я.