Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 20

То, что случилось дальше заняло доли секунды. Всего какие-то доли секунды, которые мне показались вечностью.

Я схватила за ремешок чехла, вырывая камеру из рук, но он выскользнул из пальцев. Андрей попытался перехватить аппарат, но не успел. Как в замедленной съемке я увидела, что моя камера летит вниз, падает на сухую дорогу, отскакивает от булыжника, разбивая объектив и соскальзывает в дренажную канаву, полную грязи и воды.

Доли секунды. И больше камеры у меня не было.

Шок сковал меня. Я просто стояла, глядя на то, что осталось от моей камеры, как будто не могла поверить своим глазам. Это было не просто устройство — это была часть меня, моя работа, моё спасение. Теперь всё оказалось в грязи, уничтоженное в одно мгновение с тихим похоронным бульканьем.

— Блядь…. — прошептала я, падая на колени перед канавой.

— Вот… — тихо, но раздражённо выругался Андрей, явно не ожидая такого исхода.

Столько лет работы, столько вложенных сил и средств. Мое единственное спасение, отдушина, мое хобби, мое увлечение…. Я смотрела на грязную воду и не могла поверить в случившееся. На глаза навернулись злые слезы боли. Дрожащими руками попыталась залезть в холодную воду и вытащить то, что осталось.

— Стой, — Андрей перехватил мою руку и сам залез почти по плечо в грязь, доставая оттуда мою разбитую жизнь. Вытянув камеру, испачканную и с расколотым объективом, он протянул её мне, но его лицо оставалось бесстрастным, хоть в глазах и мелькнула тень сожаления.

Я смотрела на камеру в его руках, чувствуя, как что-то внутри меня окончательно ломается. Молча вытащила карту памяти и бросила в него.

— Подавись, сука!

Не дожидаясь реакции, встала. Собрала сумки с продуктами, которые валялись на земле, и повесила то, что осталось от камеры, на грудь. Пусть грязь стекала по синей футболке — мне было всё равно. Всё внутри онемело, и, не сказав больше ни слова, я молча пошла к дому, не оборачиваясь.

И даже не замечала, как по лицу катятся слезы, оставляя грязные следы на щеках.

12

Май.

Дома я машинально поставила пакеты на кухне — сил их разбирать просто не было. Камеру бережно положила на стол, несмотря на то, что из неё продолжала капать чёрная вода. Села на лавку, опустив тяжёлую голову на стол. Внутри всё опустело, и даже на то, чтобы плакать или ругаться, не было сил. Какой смысл?

Эту камеру я купила несколько лет назад, экономя на всём, отказывая себе в лишнем. Она была символом моего нового начала, моих успехов и движения вперёд. Иронично, что сейчас она разбита, как и моя чертова жизнь.

Эта деревня, словно клетка с невидимыми прутьями, сжимала меня всё сильнее. Она убивала всё, что мне было дорого, заставляла чувствовать себя беспомощной. Я искренне пыталась что-то изменить, начать заново, но каждый раз судьба снова и снова сталкивала меня с землёй, тыкая в грязь, словно давая понять, что ничего хорошего от жизни мне больше не ждать.

От злости потемнело в глазах. Мой взгляд случайно упал на блюдце с едой, как всегда стоящее под лавкой у печи. С яростным криком я подняла его и с размаху швырнула о печь.

— Суседко? Да? — закричала я в пустоту. — Да пошел ты в задницу, суседко! Ничего ты мне не сделаешь, как и вся ваша чертова деревня! Хрен тебе, а не еда!

Блюдце разлетелось на осколки, и от этого ощущения крушения внутри меня вспыхнул новый виток ярости. Я схватила останки камеры, свою самую большую потерю, и с размаху швырнула её на пол. Разбитая техника глухо ударилась об пол, но мне этого было недостаточно. Я подняла её снова и снова, била об пол, словно пытаясь сломать не только камеру, но и ту безысходность, что жгла меня изнутри.

— Вот тебе! — кричала я, чувствуя, как всё больше и больше погружаюсь в это бешенство.

Я выскочила из дома, едва дыша от накатившего бешенства, и рванула к бане. Натоплю её так, чтобы уши сворачивались, и вымоюсь, наконец, в горячей воде! До этого я не рисковала сильно топить баню, лишь слегка прогревала её, но сегодня это казалось единственным способом избавиться от всей грязи, боли и злости, что копились внутри.

Я бросала берёзовые поленья в топку одно за другим, рыча от злости, проклиная свою жизнь и всех вокруг. Каждое полено ударялось с глухим стуком, словно моя ярость превращалась в физическую силу. Ещё, ещё и ещё. Огонь в печи ревел, как отражение моей собственной ярости.

Через час баня раскалилась так, что воздух стал почти невыносимым. Жар был таким сильным, что тяжело было дышать. Вода в баке почти кипела, отчего густой пар заполнял всё помещение. Пот лился с меня градом, но это было не важно — я хотела стереть всё, смыть эту боль, ярость и грязь, которая казалась не просто физической.

Я стояла перед раскалённой печью, ощущая, как жар обжигал кожу, но внутри всё равно не было облегчения.

Сбросила с себя всю одежду, даже не задумываясь о том, как и в чём пойду обратно до дома, швырнула её на пол в предбаннике. Расплела косу, пройдясь по волосам пятернёй, позволяя им свободно разлететься по плечам, и легла на раскалённый полог, чувствуя, как жар пробирается в каждую клеточку моего тела, прогревая ноющие кости.

Это было настоящее блаженство — просто лежать и не думать ни о чём, ощущать, как дыхание становится ровнее, как каждая пора моего тела раскрывается, а пот вместе с жаром выгоняет из меня остатки отчаяния и боли. В эту минуту я чувствовала себя свободной, как никогда.

К чёрту всех и вся! Если потребуется, доберусь домой и голой! Плевать на соседей, пусть порадуются, если захотят. На меня, по крайней мере, приятно посмотреть! Я улыбнулась этой дерзкой мысли, впервые за долгое время позволяя себе не заботиться о том, что скажут или подумают другие.

Глаза закрывались сами собой, голова тяжелела с каждой минутой. Внезапно мне показалось, что кто-то нежно гладит меня по волосам, словно перебирая их пальцами, как будто расчесывая мягкими движениями. Я не сразу осознала, что это ощущение не выдумано, оно было слишком отчётливым и реалистичным. Приятное тепло скользило по моим волосам, погружая в странное состояние между явью и грёзами.

Я приоткрыла глаза, но вокруг никого не было, лишь пар клубился над горячими камнями. Сон ли это? Или я просто так устала, что мне всё мерещится?

Но несмотря на странность происходящего, я не испугалась. Непонятное, будто чужое, но тёплое прикосновение к волосам, напоминало о заботе, которой мне так давно не хватало.

Снова закрыла глаза, отдаваясь этим странным, немного нереальным ощущениям. Прикосновения становились все более отчетливыми, но сил им сопротивляться не было совсем. Я понимала, что усталая и разбитая засыпаю прямо в бане. Где-то на краю сознания проскользнула мысль, что это опасно и не правильно, но тепло, охватившее меня было сильнее.

Вдруг кто-то совершенно отчётливо провёл рукой по моей ноге, начиная от колена и поднимаясь выше по бедру. Прикосновение было откровенным, почти бесстыдным, и это мгновенно выдернуло меня из состояния расслабленности.

Я вздрогнула всем телом и резко открыла глаза. Помещение было наполнено густым горячим паром, так что практически ничего не было видно. По коже пробежали холодные мурашки, не смотря на жар. Это странное прикосновение, столь реальное и дерзкое, не могло быть плодом моего воображения.

Я хотела сесть на полог, но вдруг поняла, что не могу поднять голову, кто-то или что-то крепко держало меня за волосы. Ужас сковал сердце. Я попыталась закричать и не смогла.

Внезапно рука снова коснулась моего бедра, скользнула вверх, между ног. Прикосновение было ужасающим в своей бесстыдности. Так ко мне прикасался только один человек. Только он мог позволить себе столь смелые и нахальные ласки.

Я дернулась, пытаясь освободиться, закричать, вывернуться из жестокой хватки. Ужас парализовал меня, не давая действовать, а сознание отказывалось верить в то, что это происходит на самом деле. Руки были словно прикованы к пологу, а прикосновения стали не просто ощутимы, они стали абсолютно реальны. Поглаживали ноги, слегка пощипывали грудь. От омерзения меня затошнило.