Тренировочный день (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 5

— Доброе утро, бойцы невидимого фронта! — повышает голос Виктор: — а ну построились! — галдеж стихает, и школьники поспешно строятся в шеренгу, толкаясь и путаясь с местами.

— Итак. — говорит он, оглядывая своих подопечных: — вот и наступило лето. Тем из вас, кому не повезло остаться в городе и попасть на летнюю продленку — придется страдать. Я не могу обещать вам ничего, кроме крови, пота и слез. После разминки мальчики будут наказаны футболом…

— Ура! — кричат мальчики и возбужденно галдят девочки и он — сдерживает улыбку.

— Девочки будут наказаны… волейбольными мячами и ракетками. — он пережидает очередной всплеск восторга: — но только до обеда. После обеда — учимся. — недовольные звуки со стороны шеренги школьников он игнорирует.

— Да, но и учеба может быть увлекательной. Те, кто уехал в санатории и лагеря отдыха — будут вам завидовать. У вас такая прекрасная возможность стать умней. Лучше. Выше. И конечно же — захватить мир! Да? — он кивает мальчику в очках, который поднял руку.

— Виктор Борисович, а если футбол не нравится? — задает он вопрос: — и если я не хочу мир захватывать?

— Тогда мы с тобой найдем себе другое занятие. Ну, хватит разговоров, рассчитайтесь на первый-второй, первые — два шага вперед, начинаем разминку… — он следит за тем, как они перекрикиваются звонкими голосами «Первый!», «Второй!». Качает головой. Что я тут делаю, думает он, чем я занимаюсь? И… будет ли опять компот на обед или снова чай сладкий подадут?

Глава 3

Компот был. Существовал как материальный объект, данный нам в ощущениях, согласно доктрине материалистической диалектики и учению марксизма-ленинизма.

Разлитый по граненым стаканам, янтарного цвета — если вы поднимаете стакан и смотрите через него на просвет, на солнце, которое бьет в окна школьной столовой и цвета благородного коричневого дерева — если вы смотрите на стаканы сверху, пока они стоят на подносе. Казалось бы, ничего особенного, просто школьный компот, сухофрукты, прокипяченные в воде с сахаром, коричневая бурда, которую подают в любой советской столовой — от Калининграда до Владивостока и от Кушки до метеорологической станции на Таймыре. В любой советской столовой вы будете как дома, потому что и в аккуратных прибалтийских городках, и в вахтовом поселке, расположенном в суровой сибирской тайге и в депутатской столовой во Дворце Съездов КПСС — везде вас встретит одно и то же меню. Борщ, солянка, котлета с картофельным пюре или макароны по-флотски. Сладкий чай или компот. Везде вас встретит один и тот же запах советской столовой. И кажется — одна и та же повариха, необъятная в талии, с пухлыми и могучими руками, в белом фартуке и белой же поварской шапочке на голове. Теоретически на этом месте могла быть любая другая женщина, например такая как «англичанка» Альбина Николаевна, стройная и красивая, могла быть такая, как третья жена соседа Нурдина — маленькая и смуглая Гульнара. В конце концов, в СССР нет разделения на мужской и женский труд, за стойкой поточной линии столовой мог стоять и мужчина. Например, тот же Нурдин. Или такой как Виктор. Если приложить мысленные усилия — то может быть и такой как Леопольд Велемирович — старичок с седыми волосами, чем-то похожий на Эйнштейна. Однако суровая реальность разбивала эти теоретические мысленные построения и гипотезы как кувалда советского работника тяжелой металлургической промышленности — капиталистический хрустальный набор из шести винных рюмок. Бдзынь! И во всех столовых необъятной страны, гордо занимающей одну шестую часть суши на этом месте стоят женщины необъятные в талии с пухлыми руками, сложенными на груди или упертыми в бока, такие, про которых в народе говорят «проще перепрыгнуть чем обойти» и «если на бок повалить — сама покатится». Как так выходило — мистика и ненаучная фантастика.

Виктор проследил чтобы галдящая толпа его подопечных уселась по своим местам и подошел к поточной линии — поздороваться. Дело в том, что для учеников столы уже были накрыты, а вот учителя получили свою порцию на раздатке.

— Здравствуйте, Мария Владимировна. — говорит он женщине с необъятной талией и пухлыми руками, сложенными на груди: — уверен сегодня нас ждут деликатесы, достойные описания в исторических книгах. Как у Вальтера Скотта, он так любит описывать блюда в своих книгах. Или у Алексея Толстого… — «подавались ему обычные в трактирах блюда, как-то: кислые щи, мозги с горошком, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок…», или как у Онегина — 'Вошел и пробка в потолок,

Вина кометы брызнул ток;

Пред ним roast-beef окровавленный,

И трюфели, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет.

И Страсбурга пирог нетленный.

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым…'. — нараспев продекламировал он стихи классика русской литературы. И взял коричневый поднос из бакелита.

— Жрите что дают, — коротко ответствовала повариха, на ее лице не дрогнул ни единый мускул.

— Вы немногословны сегодня, Мария Владимировна. — покачал головой он, принимая свою тарелку с борщом и ставя ее на поднос: — и… котлетку с пюре. Спасибо. Можно взять два компота? Спасибо. —

— … хм. — ответила ему повариха, с размаху шлепнув черпаком с картофельным пюре по тарелке. Положила туда же темно-серую котлету и протянула ему.

— Что же. С вами как всегда приятно поговорить. — сказал он и не стал далее испытывать свою судьбу со Сциллой и Харибдой советского общепита в одном лице. Попросту подхватил свой поднос, положил на него еще три граненных стакана с компотом и поспешил за свой столик, стараясь идти ровно, чтобы не расплескать борщ. Вкус компота в советской столовой — это вкус, который объединяет миллионы людей. Вкус детства. Вкус юности.

Сев на место он сперва осмотрелся по сторонам. Его подопечные были заняты едой, как и положено детям, которые набегались на улице, пиная мяч или играя в бадминтон и волейбол.

— Виктор Борисович! — к его столику протиснулась девушка с резкими, сухими чертами лица с длинными черными волосами и в очках, она была в вельветовом пиджаке поверх белой блузке: — я с вами сяду, ладно?

— Конечно. — кивает он и чуть пододвигается, но она ставит свой поднос на стол и садится напротив.

— Виктор Борисович. Вы почему не сдали взнос на помощь трудящимся Кубы? С вас пятьдесят копеек. И, кстати, можно сразу и ежемесячный взнос заплатить в комсомольскую ячейку. — с места в карьер несется девушка, пододвигая к себе тарелку с супом: — а то мне потом достанется. Скажут, ты же председатель школьной комсомольской ячейки, почему у тебя такой беспорядок во взносах. А мне и ответить нечего.

— Сдам. — говорит он: — обязательно сдам. Как не помочь голодающим в Африке.

— Это на помощь трудящимся Кубы!

— Точно. Трудящимся Кубы. Но пасаран, как говорится. — ответил он, нацеливаясь алюминиевой ложкой на единственное белое пятно в борще — небольшой островок сметаны. Совсем маленький.

— Всем сердцем поддерживаю бескомпромиссную борьбу трудящихся Кубы с воинственным империализмом Соединенных Штатов Америки и капиталистической системой. Конечно, нужно поддержать трудящихся Кубы, они там сахарный тростник на голодный желудок рубят, а мы тут борщом наслаждаемся. С котлеткой. А ведь они — это форпост социализма в мягком подбрюшье Америки. А давайте рванем туда вместе, Маргарита Артуровна?

— Вам лишь бы шуточки шутить. — обижается девушка: — а вы знаете, что буржуазные слои Америки ввели экономическую морскую блокаду Острова Свободы, чтобы задушить экономику молодой социалистической страны? Вот то-то же! Сдавайте взносы. И прекратите ко мне по имени-отчеству уже обращаться! Как будто мне сто лет исполнилось.

— Ваша страсть просто неподражаема. Вашему будущему мужу очень повезет. Уже сейчас ему завидую. Но как же мне к вам обращаться? Риточка? Слишком фамильярно, не находите? Маргарита? Суховато и официально. Может… — в этот момент в школьную столовую стали входить старшеклассники Альбины Николаевны и сердце Виктора — пропустило удар.