Убежище - Робертс Нора - Страница 18

– Как насчет того, чтобы поговорить в библиотеке? Только ты и я?

Эйдан протянул дочери руку, и она взяла ее с таким безоговорочным доверием, что сердце у него раскололось еще сильнее. Он хотел побыть с ней наедине и повел ее через бывшую столовую, мимо зимнего сада, музыкальной комнаты и так привел в библиотеку.

Окна смотрели на холмы, рощи и сады. Под бледным зимним солнцем они выглядели куда спокойнее моря. Стены поддерживали кессонный потолок цвета кофе с молоком, а по периметру расположились полки с книгами и рукописями. Пол из орехового дерева блестел под изысканным обюссоновским ковром бледно-зеленого и розового цвета. Эйдан знал, что бабушка порой сидит в старинной библиотеке, привезенной из Дублина, и от руки пишет письма.

Он закрыл двойные двери и подвел Кейт к большому кожаному дивану. Прежде чем сесть подле нее, разжег камин.

Затем он устроился рядом и обхватил ее лицо руками.

– Прости меня…

– Папа…

– Я должен был сказать это прежде, чем выслушаю тебя. Прости, Кейти, моя маленькая Кейти. Я не смог тебя уберечь, не смог защитить. Ты все для меня, и я обещаю, что никогда больше тебя не подведу.

– Ты и не подвел. Это она…

– Нет, подвел. И это больше не повторится. На свете нет ничего и никого важнее, чем ты. Нет и не будет. – Он поцеловал ее в лоб и почувствовал, что слова, предназначавшиеся ей, слегка его успокоили.

– Я поняла, что это она, уже сидя в той комнате. Это она показала мне, где нужно спрятаться. Она отвела меня туда и показала, и я все поняла. Но глубоко в душе, ведь…

– Она твоя мама.

– Почему она меня не любит?

– Не знаю. Но я люблю, Кейт.

– А она… Она будет жить с нами?

– Нет. Ни в коем случае.

Его поразило то облегчение, с которым прерывисто выдохнула Кейт.

– А мы будем жить там же, где и раньше? Я не хочу туда возвращаться и жить там, где жила она. Не хочу…

– Тогда не будем. Думаю, первое время мы можем пожить у дедушки и Лили. Пока не подыщем нам подходящее место.

Надежда осветила ее лицо.

– Правда?

Он через силу улыбнулся.

– Салливаны держатся вместе, помнишь?

Кейт не улыбнулась в ответ, и голос у нее слегка задрожал.

– А мне обязательно с ней встречаться? Обязательно разговаривать? Обязательно…

– Нет.

Про себя он взмолился, чтобы это было правдой.

Ее голубые и вмиг повзрослевшие глаза пристально на него посмотрели.

– Она дала им сделать мне больно, разрешила пугать меня. И я знаю, что значит «любимая». Она и тебя напугала, и тебе сделала больно. Она нас не любит, и я больше никогда не хочу ее видеть. Она мне не мама, потому что мамы так не поступают.

– Пусть тебя это не тревожит.

– Мне не грустно, – сказала она, хотя по щекам у нее катились слезы. – Мне все равно. Я тоже ее не люблю, поэтому мне все равно.

Он ничего не ответил, но все понял. Он чувствовал то же самое. Эйдан был разбит и отчаянно хотел поскорее все забыть. Поэтому он крепко обнял дочь, дал ей выплакаться, успокоиться и уснуть.

А пока она спала, он сидел рядом и смотрел на огонь.

Помощник шерифа Микаэла Уилсон согласилась на работу в Биг-Сур, потому что ей хотелось перемен, хотелось быть среди людей. И хотя она никогда бы себе в этом не призналась, потому что мужчина, с которым она жила два года, мужчина, с которым она хотела прожить всю оставшуюся жизнь, решил, что отношения с женщиной-полицейским чреваты трудностями.

Она, женщина, которая всем своим существом верила в закон, порядок, правила, судебное производство и справедливость, признавала, что не раз ставила работу выше отношений.

Но такая уж у нее работа.

Она всю жизнь прожила в большом городе, поэтому смена места, образа и темпов жизни стала для нее настоящим испытанием.

Именно это ей и было нужно.

Микаэла не стала бы отрицать, что первые несколько недель дались ей нелегко. Как не стала бы отрицать, что поначалу про себя называла шерифа Бакмана шерифом Чуваком. У него на бицепсе была вытатуирована женщина в бикини верхом на волне.

Он частенько носил в ухе серьгу. Не говоря уже о прическе.

Все это дополняло и без того слишком, по ее мнению, расслабленный, слишком неофициальный и слишком медленный образ шерифа.

Непросто было Микаэле Ли Уилсон признать, что ошибалась. Но по прошествии последних полутора дней ей больше ничего не оставалось.

Пускай он и выглядит как престарелый серфер, но он все же полицейский.

Она окончательно в этом убедилась, когда он допрашивал Шарлотту Дюпон в присутствии ее дорогущего адвоката.

Она почти ничего не знала о Чарльзе Энтони Скарпетти, только то, что он прилетел из Лос-Анджелеса частным рейсом в костюме с иголочки и туфлях от Гуччи. И Рэд предупредил ее, что Скарпетти будет играть на публику, заявится к Ларри Кингу.

Рэд был спокоен, пока Скарпетти с легкостью адвоката разглагольствовал об увольнениях, оскорблениях, запугиваниях, ходатайстве на получение полной опеки над несовершеннолетней и насилии в браке.

Судя по всему, в его адвокатской шляпе кроликов было хоть отбавляй. И Рэд позволил им немного попрыгать.

Еще сутки назад это спокойствие заставило бы Микаэлу рвать на себе волосы. Теперь же оно казалось ей частью тщательно продуманной стратегии.

– Должен сказать, мистер Скарпетти, что вы произнесли много очень красивых слов. Если вы закончили, то позвольте мне сказать, почему вас и вашу клиентку ждет разочарование.

– Шериф, я намерен вернуть ее домой, и к вечеру она будет в Лос-Анджелесе со своей дочерью.

– Знаю. Я уже понял из вашей речи. Вот только этому не бывать, в этом и кроется разочарование для вас обоих.

Он наклонился вперед, но без угрозы.

– У меня есть стойкое подозрение, что ваша клиентка не была с вами искренна, мистер Скарпетти. Может, я и ошибаюсь, адвокаты должны делать свое дело, но после непродолжительного общения с вашей клиенткой я думаю, что она приготовила для вас порцию отборного дерьма.

– Чарльз! – повернулась к нему Шарлотта в своей оранжевой тюремной робе, изо всех сил стараясь красиво выказать негодование.

Он погладил ее по руке.

– Моя клиентка ужасно расстроена…

– Ваша клиентка, по ее собственному признанию, участвовала в похищении дочери.

– Она была расстроена, – повторил Скарпетти. – Сбита с толку и неспособна ясно мыслить из-за снотворного, которым ее поил супруг. А ее ребенок, тоже безумно расстроенная, сказала то, чему ее научил отец.

– Да неужели? – Рэд покачал головой и внимательно посмотрел на Шарлотту. – Да вы та еще штучка. Заместитель шерифа, включите, пожалуйста, диктофонную запись, которую вы сделали, когда сопровождали мисс Дюпон на второй этаж, чтобы она оделась.

Микаэла положила телефон на стол и включила запись.

Из него донесся голос Шарлотты, немного запыхавшийся, но довольно ровный.

– Полицейские, наверное, гроши зарабатывают. Особенно женщины.

Голос Микаэлы, напротив, звучал отрывисто и безразлично:

– Мэм, вам понадобится обувь.

– У меня есть деньги. Я могу облегчить вам жизнь. Только отпустите меня. Скажите им, что я сбежала. Только дайте десять минут форы. Десять тысяч за десять минут.

– Вы предлагаете мне десять тысяч за побег из-под стражи? И как же вы собираетесь передать мне эти деньги?

– Я справлюсь. Вы же знаете, кто я! Вот, возьмите эти часы. Ради всего святого, это же Булгари. Они стоят больше, чем вы заработаете за десять лет.

– Мэм, надевайте обувь, иначе придется идти босиком.

– Бери часы, идиотка! Десять минут. Я достану наличные. Убери от меня руки! Не смей надевать это на меня.

– Вы пытались подкупить офицера полиции и продемонстрировали, что склонны к побегу. Сядьте. Раз уж на вас теперь наручники, я сама принесу вам обувь.

Микаэла выключила запись на потоке ругательств.

– Уверен, что об этом она упомянуть позабыла, – сказал Рэд и почесал шею. – И прежде чем вы начнете рассказывать, что это была отчаянная мольба отчаявшейся женщины, я сэкономлю вам силы и время. Это подкуп офицера полиции, и точка. Я записал признание вашей клиентки и ее угрозу Миранде. Оба ее подельника уже находятся в розыске, их задержание – вопрос времени.