Надежный тыл (СИ) - Костадинова Весела - Страница 24

Одна. Всю жизнь одна. Борьба за своё место, за признание, за уважение. Бесконечные доказательства силы, таланта, умений, навыков. Каждая победа доставалась мне с кровью, потом и болью. Я зубами выгрызала своё место под солнцем. Девочка из маленького городка, которая мечтала о большем, чем могла себе позволить. Девочка, что всю жизнь видела мир иначе, нежели другие, искала красоту в самом обыденном, за что её называли странной.

«Ты слишком мечтательная, Алина.»

«Тебе не выжить в этом мире.»

«Хватит летать в облаках, смотри на реальность.»

Сколько раз я слышала эти слова. Сколько раз они пытались сломать меня, загнать в рамки, куда я никогда не хотела входить. Но я шла вперёд. Каждый шаг давался тяжело, но я упорно шла, пока… пока не оказалась здесь. В этом чужом, огромном городе, бредущей в дорогих туфельках для ковровых дорожек, в насквозь промокшем платье по льдистым, снежным улицам неизвестно куда и неизвестно зачем. Никому не нужная….

Я упала на ближайшую скамейку, покрытую снегом, даже не замечая, как холод пробирается сквозь тонкую ткань пальто. Закрыла лицо руками и зарыдала, заплакала в голос, так, как не позволяла себе уже долгие годы. Слёзы текли без остановки, а всхлипы рвались наружу, заполняя пустую, безлюдную улицу.

Я позволила себе то, чего избегала всю свою жизнь. То, что считала слабостью, чего боялась больше всего — показать свою боль. Всё это время я пряталась за бронёй силы, уверенности, холодного контроля и цинизма, пытаясь доказать всем и себе, что я справляюсь. Но сейчас… сейчас я позволила этой броне треснуть, разлететься осколками, оставив меня наедине со своими эмоциями.

Я плакала. От одиночества, которое точило меня изнутри годами. От обиды, копившейся в сердце на тех, кто любил использовать мою силу, но никогда не видел меня по-настоящему. От понимания, что всё, ради чего я боролась, казалось таким хрупким, таким ненадёжным.

И, больше всего, плакала от понимания, что человек, которому я готова была довериться чуть больше, чем другим, оказался таким же, как и все остальные. Я зачем-то позволила себе пустить его ближе, ближе к своему сердцу, к своей душе, проскользнуть туда, куда зареклась пускать посторонних людей. А ему не нужна была моя слабость. Ему нужна только моя сила. Моя слабость его тяготит, раздражает, вызывает презрение.

Слабость он терпел от своей жены 25 лет. Её слёзы, её страхи, её ожидания он терпел, потому что семья — это обязательство. А я? Я должна была быть другой. Никаких слёз. Никаких жалоб. Только сила. Только уверенность. Только готовность решать.

Тихо зазвонил телефон.

Я на мгновение замерла, словно решая, отвечать или нет. Телефон продолжал звонить, требовательно и настойчиво, будто напоминая, что мир не остановился, как это казалось мне.

Слёзы ещё текли по моим щекам, но я смахнула их рукой и достала телефон из кармана. На экране высветилось имя. Имя, отдавшееся неожиданно острой болью в душе. Болью от тоски и понимания собственной ошибки: я позволила Даниилу стать для меня чем-то большим, чем просто случайный любовник.

Прикрыла глаза на несколько секунд, а после решительно сбросила вызов. Звонок смолк. Но почти сразу телефон завибрировал снова, оповещая о сообщении. Я с трудом открыла экран.

«Алина, перезвони. Нам нужно поговорить.»

Я смотрела на эти слова, как будто это был не экран телефона, а какой-то случайный листок, найденный на улице. Холодное, бездушное напоминание о том, что я — просто часть его плана, его удобства.

Выдохнула, чувствуя, как с новой силой накатывает гнев. И вдруг, неожиданно для самой себя открыла список контактов и поставила имя «Даниил Сокольский» в черный список.

Никаких больше звонков и сообщений.

Моё дыхание стало неровным, а слёзы, которые я только что старалась остановить, вновь потекли, вырываясь с новой силой. Внезапно я поняла, что больше не могу быть одна. Слишком тяжело. Слишком больно.

Я открыла контакты, выбрала номер, который знала наизусть.

— Зоя… — мой голос сорвался, как только я услышала гудки. Когда она ответила, я уже не могла сдерживать себя. Слёзы текли ручьём, и слова прозвучали как отчаянный крик:

— Зоя… Забери меня!

15. Анна

Встала и заварила себе кофе — голова все эти дни после встречи с Даниилом и ссоры с Кирой оставалась тяжелой и словно набитой ватой. Она так и не позвонила мне, ни в тот день, ни на утро, ни в другие дни, на мои же звонки отвечать тоже не спешила — сбрасывала. Я звонила сотни раз, пока не услышала механический голос: «Аппарат абонента….».

Эти слова ударили по мне, как удар молота. Я опустила телефон на стол и села, чувствуя, как горечь заполняет меня изнутри.

— Что такое, мам? — Боря, поднял на меня голову от своего телефона. На кухне, где мы сидели, в этот раз не пахло ни булочками, ни корицей, ни аппетитным ароматом ванили, которые я так любила.

— Она выключила телефон, — ответила я, чувствуя, как скапливаются слезинки в уголках глаз.

Боря встал, его движение было плавным, уверенным. Он подошёл ко мне и положил руку мне на плечо. Его прикосновение было тёплым, поддерживающим, родным.

— Мам, — сказал он мягко, с ноткой уверенности, которая всегда меня поражала, — ты же её знаешь. Мама, она маленькая, избалованная, эгоистичная девчонка.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него. Его карие глаза смотрели на меня с нежностью, но и с твёрдостью.

— Она сейчас с отцом только потому, что он во всём потакает ей, — продолжил он. — Он её не воспитывает, мам. Он покупает её. Всё. Внимание, гаджеты, поездки… Всё. А ты стараешься сделать из неё человека. Чувствуешь разницу?

Я сглотнула, стараясь осознать его слова. Они звучали так просто, так логично, но эта правда всё равно обжигала.

— Мам, у неё сейчас такой возраст, — добавил он, присаживаясь рядом. — Её любовь и уважение можно скорее купить, чем заслужить. Отец знает это, поэтому и даёт ей то, чего она хочет, а не то, что ей нужно. А ты… Ты стараешься её воспитывать, думаешь о её будущем.

Я крепче сжала кружку с давно остывшим кофе. Слова Бори принесли облегчение, но и заставили задуматься.

— Ты думаешь, я всё делаю правильно? — спросила я, почти шёпотом.

Боря улыбнулся, его улыбка была тёплой, словно солнечный свет пробивался сквозь грозовые тучи.

— Мам, ты всегда всё делаешь правильно, — сказал он. — Просто она пока этого не понимает. Но поймёт. Обязательно поймёт. Особенно, мам, когда ты станешь полноправным партнёром отца по фирме. Ты же понимаешь, что в этом случае сможешь и сама диктовать условия. Понимаешь?

После срыва и того жестокого урока, который мне преподал Даниил, мне казалось, что бороться за компанию, не такая уж и хорошая идея. Я ведь действительно ничего не понимала в бизнесе, более того, мне не очень-то это все было интересно. Уже по дороге домой, когда Лика везла меня в мою норку, я вспоминала, как засыпала всякий раз, когда Даня начинал мне говорить о бизнесе, о делах. Это было что-то настолько далекое от меня, настолько из мира мужчин, что я всегда искренне полагала, что женщинам там делать нечего.

О, как много бы я сейчас отдала, чтобы услышать мягкий, спокойный голос Даниила. Услышать, как он рассказывает хоть о чём-нибудь. Его голос всегда был для меня якорем, пусть даже я не всегда слушала, что он говорил. Как много я бы сейчас отдала, чтобы снова почувствовать это спокойствие, этот уют. Но теперь этого не будет. Никогда.

— Мама, когда у тебя встреча с Коротковым? — Боря вывел меня из тоскливой задумчивости.

— Послезавтра, — машинально ответила я, — он сейчас изучает документы, которые мы с тобой ему отправили.

— Хорошо, мама, очень хорошо, — довольно улыбнулся мой сын.

Сын, который был очень недоволен моим поведением и стычкой с Алиной, про которую ему во всех красках расписала Лика.

— Мам! — он посмотрел на меня чуть укоризненно, но старался сохранять терпение. — Ты хоть понимаешь, что из-за Кирки ты дала этой суке козырь в руки? Господи, мама!