Эволюция Генри 2 (СИ) - Ильин Владимир Леонидович - Страница 3

Честно, я надеялся на добронированный автобус, а не на вот такое. Даже пропустил бы, не выходя на дорогу, подумав, что едет нечто постороннее — но над лобовым стеклом красовался огромный баннер «Едем в Сан-Франциско, крошка!».

Хотя, если вспомнить торговцев, навещавших «Грин Хоум» — примерно на таком они и передвигались. Только до плетеных клеток на внешнем подвесе не додумались.

Но этот рейс шел в большой город — и спрос явно превышал объем сидений внутри. А раз так, то отчего-то бы не заработать. Людей силком же не загоняют…

Грузовой автобус, на самом деле, ехал где-то в километре от меня — я пока что его еле-еле слышал. Но видел отчетливо — слово над ним была подвешена камера.

Новая грань таланта, эволюция непонятно какого уровня, давала объемную и подвижную картинку над головой в радиусе нескольких кварталов надо мной — не всего объема сразу, но ту самую «точку обзора», которую можно было двигать, цеплять усилием воли за подвижный объект и менять угол наблюдения. Внутрь здания обновленный талант не проникал (разве что в окошко подсмотреть) и минут через пять применения начинал давить в висках отголосками будущей мигрени. Но даже так — очень круто.

Признаюсь, игрался новой способностью всю дорогу от банка до объездной города, состыкованной с трассой эль-восемьдесят. Дважды падал, один раз крепко врезался лбом в столб — картинки с «высоты» и из глаз не совмещались, приходилось идти по памяти. Потом стал делать остановки, больше не рискуя — то есть, без возможности бездарно сдохнуть, расшибив череп или упав в открытый люк. Позорище-то было бы какое — эволюция непонятного уровня таланта «Видеть», эволюция первого уровня таланта «Харизма» — и истечь кровью с открытым переломом ног, глядя на небо со дна канализационного колодца.

Эх, мне бы что-нибудь на живучесть. Смотреть далеко, конечно, неплохо… Но вот симпатию я и так во всех вызывал — сколько раз меня кинуть пытались, действуя исключительно ради моего блага?.. В общем, не очень эффективно я три года использовал.

Времени, потерянных на прогресс таланта, было не то чтобы жаль… Жалеть там особенного и нечего — не было в прошлом ничего особенного, за что хотелось бы удержаться. Ни большой любви, ни обязательств, ни друзей. Перелистнул страницу, вычеркнул из памяти, настроился на дорогу — как и хотел в самом начале — на север страны. И постарался задавить тоску в груди — потому как все равно хотелось прийти к Саре и объясниться, поговорить с Леткой, сломать что-нибудь Хоффу и сказать прозрачно-серому наставнику Дэвиду «так тебе и надо». Только все это наверняка обернулось бы для меня крупными проблемами. Перетерплю…

Из самых печальных последствий долгой эволюции — то, что мама за это время постарела. Я-то и сейчас выгляжу на свои семнадцать — проверял уже… Ей будет легче меня узнать, чем мне — ее…

Шеф тоже моложе не стал — пять лет к его возрасту и нелегкой жизни совсем не шутка. А ведь еду-то я к нему… Даже Ральф — и тот мог за эти годы прихворнуть и сдохнуть до того, как я найду его и врежу по яйцам…

Я не хотел выпадать из жизни на три года, не было ни малейшего на то желания. Но и думать ясно в момент запуска эволюции, не имел никакой возможности. Мне бы минуты три спокойствия без попыток пристрелить и удушить. Так бы, понятно, сообразил, что закладывать новый талант в тело — это дополнительное время.

Как там наставлял Ральф? Проси у камня что попроще, формулируй длинным предложением, задавая границы — вон, мэр со своим «Нравиться людям» второго уровня уже сколько руководил городом, пока я в первой ванне бултыхался? А я ведь «улетел» на два года, захотев просто «Видеть». Сейчас — три года на прогресс основного навыка и на приживление навыка «Харизма» — тоже из одного слова. Еще оружие в руке, вроде как, должно было подрасти — но я пока еще не поймал с ним контакт, не пробудилось оно, наверное. Или поумнело настолько, что научилось лениться…

Мир за три года наверняка вновь поменялся — к нему придется привыкать. Я не обманывался обрывками слов сержанта про «вроде, стало безопасней». Так что-то с грохотом рухнувшее замирает через какое-то время в тишине и спокойствии — всегда найдется тот, кто назовет это хрупкое равновесие порядком и безопасностью. Завалы-то никуда не делись, как и выгоревшие фасады и следы мародерства. Не делось никуда и зверье — наоборот, его стало больше, и оно ушло под землю — по тоннелям и норам сновали зеленоватые, буро-алые и, совсем редко, синие силуэты. К окружной я шел долго, аккуратно выбирая дорогу.

Информации, конечно, хотелось бы побольше — взять бы и расспросить того же дежурного, что произошло, пока меня «не было». Но обстановка не располагала — сержант слишком быстро догадался, что я не тот, кого они ждали.

Прямо он этого не говорил, транспарантами не махал и таинственные рожи не корчил — только все встало на свои места, когда постовой потянулся к вещмешку, забалтывая. А как не получилось добраться до пистолета, запрятанного там под верхней майкой, начал говорить про долгожданную встречу. Пистолет тот я видел еще до того, как из сейфа выйти — все успел рассмотреть, пока дожидался, как сержант уснет.

В таких условиях расспрашивать было неправильно. Про все мои вопросы узнают армейские следователи; рядом с каждым названным мною именем поставят знак вопроса — очень им будет интересно, как это паренек-сектант из общины вышел из сейфа вместо их горячо любимого мистера Бернетта, в которого они уйму ресурсов вбухали. Потом они отправятся в общину и начнут беседовать с каждым из получившегося списка. Возможно — с пристрастием.

Не хотел я приносить знакомым еще больше проблем. Может быть, на них выйдут и без меня — а может, за три года все настолько изменилось, что расследование упрется в тупик.

Поэтому я изобразил, что спешу. Что, впрочем, не помешало терпеливо дожидаться рядом с банком, как поступит сержант, и что он станет говорить начальству. Даже на границе огромного банковского холла, выложенного мрамором, звуки доносились хорошо. Да и не сообщают о таких визитах — из прошлого, из закрытой камеры сейфа — шепотом и с опаской. О таком обычно кричат, паникуя и требуя дальнейшие указания.

Если сержант настаивал бы на перекрытии дороги к «эль-восемьдесят-вест» — я ушел бы на юг пешком. Все равно ехать мне в Сан-Франциско, и уже там искать рейсы на север. Если постовой стал бы паниковать и требовать помощи, не сообщая о цели моего пути — я постарался бы быстрее прорваться к трассе.

Сержант поступил гораздо мудрее, чем я думал.

Так что военным предстояло подождать мистера Бернетта еще какое-то время…

Тем временем, автобус проехал уже половину пути до меня — ему осталось пройти поворот, чтобы оказаться в прямой видимости. Я же тактически прятался за высокими кустами, разросшимися вдоль обочины. Яркий костюм уже давненько был заменен на армейскую форму сержанта Тиллмана — эта фамилия была написана справа на грудном кармане. Выглядел я к этому моменту чистым и опрятным представителем армейских, которые тут имели вес — а значит, человеком респектабельным. Главное, на еще одного такого респектабельного не нарваться, с ненужными вопросами в мой адрес…

Вдохнув, выдохнув и окончательно смиряясь со средством передвижения, я выбрался на обочину дороги и проголосовал — поднятой рукой с зажатым указательным и большим пальцем магазином от винтовки. Продемонстрировал, что есть, чем платить.

Жест был оценен верно — железный монстр на колесах, не успев разогнаться после поворота, начал притормаживать, взяв чуть правее и ближе к обочине.

Только он ни черта не остановился — продолжил ехать на малой скорости, да так, что пришлось идти быстрым шагом, пока стекло кабины не опустилось и оттуда не выглянула смуглая от загара голова в цветастой вязанной шапочке

— К «железке», а? — Оскалившись белоснежной улыбкой, предположил парень лет двадцати семи, глядя больше не на меня, а по сторонам.

Что-то было в нем от латиноса — овал лица, наверное. А так — обычный местный работяга, просто в смешной шапке и с косяком за ухом.