Светлейший князь 4 (СИ) - Шерр Михаил - Страница 1

Первое сентября 1785-ого года. Полдень. Я в Мирском остроге встречаю начальника Особого Минусинского округа генерал-майора Аксенова.

Как это не удивительно, но это наша первая очная встреча. Достаточно интенсивная переписка на мой взгляд не в счет. Но я совершенно не волнуюсь. С ним много и часто общаются наши люди, больше всех конечно Лонгин и мой тесть. Лонгин у нас занимается столь многими делами, что меня иногда оторопь берет, когда он успевает.

Пару раз у меня закрадывались мысли, а не слишком ли много власти у него? Но тут же в ближайшую ночь активизировался товарищ Нострадамус и эти опасения тут же уходили. Оба раза меня сразу же приглашал к себе наш благочинный и прямым текстом говорил мне, что я не прав.

Сразу же после Петрова поста Лонгин наконец-то женился на младшей сестре Ксении Леоновой. Юная особа оказывается уже много лет в него влюблена. Терпеж у неё закончился и она призналась в этом старшей сестре, а та откровенно рассказала об этом Машеньке, специально приехав для этого в Усинск.

Светлейшая княгиня долго думать не стала и при первой же встречи рассказала это Лонгину, а тот, выйдя от княгине, тут же заслал сватов.

Наш конвой генерала Аксенова должен встретить в Порожном, а затем сопроводить по нашей тропе до Мирского острога. Командовать конвоем поехал конечно Лонгин Андреевич. Перед отъездом он сказал мне, что его молодая жена ждет ребенка.

С перевала только что прискакал гонец с известием, что Лонгин с господином генералом миновали его. Настроение у меня и так преотличнейшее, а тут еще в памяти всплыла история женитьбы нашего главного разведчика и дипломата.

Прошедшие три летних месяца после нашей победы над Чжан Цзинбао мы на мой взгляд использовали по максимуму и из ситуации выжали все что можно.

Хошун Ольчея теперь весь Урянхайский край отошедший к России в будущем 20-ом веке. Его население составляет примерно тысяч сорок-сорок пять. Западная граница фактически русский Алтай, южной границей являются хребет Танну-Ола.

Отряды нашего зайсана, вышедшие на восточные предгорья хребта, не остановились на линии гор Хань-тайга и Улань-тайга, а продвинулись до линии монгольских пограничных караулов. И мало того, они вдоль этой линии вышли к озеру Косо-голь, оставив за спиной горы Хардыл-Сард..

Я его знаю под другим именем — озеро Хубсугул. Дело темное, кто там живет на его берегах, тувинцы, монголы или вперемежку. Но Мерген приказал воинам поставить свою юрты рядом с монгольскими караулами вдоль всей пограничной тропы до реки Эйгин-Гол, вытекающей из южной оконечности озера.

Через неделю монгольские караулы ушли и тувинские воины прошли по монгольской пограничной тропе вдоль западного берега озера до русской границы к пограничным караулам Монды и Хангинский.

Это уже Иркутская губерния. Во избежания каких-либо возможных трений с казаками с тувинскими отрядами шел наш гвардейский десяток.

Но все произошло тихо и гладко, казаки скорее всего даже и на заметили смену хозяина на этом участке границы.

Захваченные трофеи были огромными и Ольчею с Мергеном не составило труда за лето восстановить разоренные кочевья, помочь всем нуждающимся и наградить отличившихся. Уже к началу августа никаких следов войны во владениях Ольчея уже не было.

Даа- и Бээзи хошуны остались без изменений, там даже не сменились нойоны, с ними только была проведена просветительная беседа об изменившихся правилах поведения под нашим владычеством. А вот дальше на восток от реки Шагонар, которая была границей Бээзи-хошуна произошли перемены.

Ольчей сформировал на тех землях четыре хошуна, один из которых, Дархатский, раньше не существовал. В него вошло и присоединенное нами озеро Косо-голь.

Население там было смешанное, монголо-тувинское. Но новые законы принесенные с запада сразу же переломили настроения в нашу пользу и абсолютно все местные кочевья тут же признали новую власть.

А вот с территориями южнее хребта Танну-Ола всё было сложнее. Мало того, что Оюннарский хошун расположенный на тех территориях был страшно разорен и большая часть населения бежала на север, так еще было совершенно непонятно кому там отдавать власть.

Амбын-нойон и по совместительству Оюнн-нойон просто исчез. Мы конечно предполагали, что его наступающая армия Чжан Цзинбао просто лишила жизни. Но это никак не помогало нам решить проблему местного начальника.

Ольчей категорически отказался брать эти земли под свою руку, в дальнейшем вполне возможно, но сейчас нет. Мерген категорически был против и сейчас и в дальнейшем.

И тут мне на помощь пришел Адар-оол, заместитель Лонгина. Он предложил кандидатуру зайсана Оюн Дажы. Я сразу же вспомнил рассказ Лонгина о его поездке за фикусами и решил попробовать.

Найти Оюн Дажы оказалось не сложно. Он в отличии от многих не бежал на север, а укрылся на территории хошуна и сразу же после изгнания врага занялся восстановлением разрушенного Самгалтайского хурээ.

Переговоры с ним вели Лонгин и Мерген и они очень быстро договорились.

Верховным правителем естественно стал я. Но условия подчинения мне были такие же как у Ольчея и Оюн Дажы сразу согласился.

Тем более, что под его руку отходила вся Убсунурская котловина. Южной границей его владений стал невысокий хребет Хан-Хухэй.

Как только появились известия а нашей договоренности с Оюн Дажы тувинские беженцы из-за Танну-Ола сразу же потянулись в родные края и в течение месяца к своим кочевьям вернулось около пятнадцати тысяч тувинцев.

Туву Ольчея стали называть Танну-Тува, а Оюн Дажы Оюнн-Тува.

К августу Оюн Дажы тоже успешно ликвидировал все последствия китайского вторжения, кроме восстановления разрушенных хурээ.

В самом начале вторжения Чжан Цзинбао меня разбирали большие сомнения когда Лонгин озвучивал размеры его армии. Сто двадцать тысяч для карательного похода на Урянхай это явно через чур.

Империя Цин уверенно и уже далеко не медленно движется к своему закату и выставить армию в сотню тысяч и более ей уже не под силу. В последней войне с Бирмой все китайские армия были намного меньше.

Нам сразу в этом ребусе разобраться не удалось, но после победы мы быстро разобрались в чем дело.

Главной задачей Чжан Цзинбао было навести порядок в Урянхае, лишив его в первую очередь особого положение в империи. Для этого император реально отрядил достаточно большую армию — около пятидесяти тысяч кавалерии и пехоты и сотню пушек. А больше пятидесяти всякие обозы и прочие тыловики.

Наведение порядка в Урянхае предусматривало окончательное решение вопроса с его населением, а на освободившихся землях должны должны были поселится китайские колонисты. Для этого в обозе наступающей армии шло больше десяти тысяч китайских семей. Часть из них уже даже начала оседать вокруг Убсунура. Они бежала прочь вместе с отступающей разбитой армией Чжан Цзинбао и к нам в плен не попали.

Ситуация с разорением монгольских кочевий очень играла нам на руку. Монгольские князья были в ярости, особенно в пограничном округе Кобдо и Сайон-аймаке. А тут еще неожиданно умирает старый Сайон-нойон Нардожав.

Когда мы отпустили пленных монголов и маньчжуров, у нас в плену осталось больше от пяти до десяти тысяч китайских семей и почти семь тысяч китайцев-воинов.

Никто из них не горел желанием возвращаться в Китай. Наши толмачи-китайцы, общающиеся с этой публикой, доложили, что они все уверены в том, что их казнят если они вернутся.

Как поступить с семейными мы решили очень быстро. Одна половина остается в Оюн-Туве осваивать Убсунурскую котловину, а другая будет развивать Танну-Туву.

Ольчей крайне отрицательно относился к идее поселения пленных на своих землях, да и мне, честно говоря, перспектива появления у нас нескольких тысяч не очень нравилась.

Те, кто у нас уже появился были под жесточайшим контролем и мы прикладывали немалые усилия для их ускоренной ассимиляции: никакой культурной автономии, в обществе только русский язык, почти треть уже приняли православие и самое главное, шаг вправо-влево считается побегом и высылка в Китай. Но сотня семей это одно, а несколько тысяч это совершенно другое.