На все четыре... (СИ) - Сысолов Дмитрий - Страница 11

Во все комнатки заселились будущие "спортсмены". Даже свободные добровольцы обитали со всеми на общих основаниях. Похоже, что Шварц хотел таким образом подчеркнуть, что все участники находятся в абсолютно равных условиях и ни у кого нет никакого преимущества.

С побегом же у меня всё как-то не заладилось. Нет, возможности-то, вроде как, были, но такие… Не стопроцентные. Нет, будь я один, я, возможно бы, и попробовал, но сейчас-то мне нужно было не столько самому сбежать, сколько Сову вытащить из этой задницы, в которую мы с ней угодили. И вот с ней-то бежать было куда сложнее. Вот реально, камнем на шее она повисла, не давая рискнуть. Ну вырублю я одного охранника, разоружу, может быть, а что потом делать? Что дальше-то? Что? Один бы я ввязался в схватку, пусть и с неясными для меня перспективами, но что при этом делать с ней? С ней-то много не навоюешь. Так что побег мой так и не совершился. Похоже, придётся действительно вырывать её свободу на арене. Ох, не хотелось бы…

Не в том смысле, не хотелось бы, что я не верил в собственные силы (хотя сомнения у меня, конечно же, были. Ну ещё бы! Я ж, всё-таки не такой крутой, как идет про меня молва. А тут реально опытные бойцы подбирались). Нет, главным тут было именно нежелание идти на поводу у жирного борова и убивать таких же, как и я сам, пленных. Всего-то и желающих жить и получить свободу. Просто жить. Уж они-то ни в чём не виноваты. Пусть тут есть и "добровольцы" Вот уж кого я действительно убил бы, особо не переживая. Но, увы. Их всего-то четверо, включая цыгана, а все остальные — такие же пленные. На всех пленных добровольцев никак не хватит.

Впрочем, Сова, которая оковами висела у меня на ногах, не давая возможности сбежать, тут, наоборот — мотивировала меня покруче всего остального. Я должен был ее спасти. Должен! И тут, даже, моя собственная жизнь отходила на второй план. Боюсь, не будь тут Совы, я бы мог смалодушничать, и… Да. Позволить своему пока неведомому противнику по первому бою убить себя. У меня могла бы просто не подняться рука. А может и поднялась бы? Аот уж не знаю. Не могу пока знать. Одно дело убивать в бою, и того, о ком ты точно знаешь: вот он перед тобою, враг. Настоящий, не придуманный. И, совсем другое дело, убивать мальчишку (или девчонку), единственным пригрешением которого является только то, что он такой же пленник, как и ты, и точно так же хочет жить. Это сложнее.

Но вот Сова… Ради Совы я был готов на всё! И, не потому, что она мне так особо дорога (хотя, конечно, и дорога тоже), а потому, что она доверилась мне. И, ещё потому, что она единственная, кто хоть как-то, пусть со скрипом и ошибками, но была бы способна заменить меня на должности главы анклава. И, потому-то, она должна жить и идти на свободу. И, если, ради этого придется убить невиновного… Что ж. Я готов взять и этот грех тоже на свою многострадальную душу.

Так что наступает первое августа, а с ним и первый день турнира. Правда, сегодня, как я знаю, самих боёв ещё не будет. Будет что-то наподобие открытия Олимпиады. Представление участников. Мне в коморку приносят выбранное мной копьё и какие-то невнятные шорты-бермуды непонятного буроватого цвета.

— Что это? — не сразу врубаюсь я

— Твой сценический костюм, — давит лыбу Фикса. — Давай напяливай, а эти ревки скидывай.

— А футболка? — я не спешу их напяливать. Пускай они и поновее тех тряпок, что на мне сейчас одеты, по крайней мере, целые, но я всё равно ощущал какой-то подвох.

— Какая ещё футболка у гладиаторов? Форма одежды номер два. Голый торс. Давай, не люби мне мозги, нам ещё десять человек переодевать да инструктировать.

Я глянул на явно напрягшихся Сиплого с Хлюстом, присутствующих тут же. Сиплый демонстративно потянулся к поясу, где у него болтался шокер. Я не стал лезть в бутылку и скинул свои шмотки и залез в бермуды. Раз уж у них свояформа для гладиаторов… Зачем доводить до конфликта на ровном месте? Этот вопрос не принципиальный.

— Очень хорошо, — Фикса выглядел довольным как кот, сожравший чужую сметану. — А то у тебя вон какой шрам через всю спину. Как можно его под футболку прятать? Такая фактура… Теперь вот ещё что. Когда будут вызывать, тебе вот эту дверь откроют, — Фикса мотнул головой на второю, до сих пор вечно запертую дверь с маленьким окошком в нем, в торце нашей бытовки, выходящую, как раз, на арену. — Ты пройдешь круг по периметру арены и встанешь на свой кружок. Там будут для каждого начерчены на земле.

— И как понять, что он мой? — хмыкаю я.

— Догадаешься. Там по кругу они нарисованы. Первый встанет, а все остальные начнут соседние по часовой стрелке заполнять. Короче, тебе подскажут куда вставать. Не об этом сейчас речь. В общем, свой в проход по аллее ты должен какой-нибудь финт со своим оружием проделать, понял? Чтоб зрителей завести. Ну, не знаю… там в воздух копье подкидывай, или восьмерки в воздухе покрути. Главное, чтоб зрителям понравилось.

— Я тебе что, клоун? — начинаю заводиться я. — Какое мне дело до ваших зрителей?

— Ну, можешь и не крутить, — как-то быстро уступает Фикса. — Можешь с гордым и неприступным видом прошествовать. Тоже характер показывает. Правда, зрители любить не будут.

— Переживу как-нибудь, — бурчу в ответ.

— Ну, как знаешь, — недовольно кривится Фикса, и они все втроем покидают мою комнатку, оставляя нас вдвоем с забившейся в угол испуганной Совой.

А я подхожу к окошку в двери и смотрю на площадку. До озвученного начала церемонии ещё часа четыре, но первые зрители пришли сильно заранее. Смотрят как рабы из обслуги готовят всё к открытию. А работа кипит! Все бегают, что-то колотят, тащат генератор, подсоединяют колонки к сабвуферу. И, довольно скоро над всем стадионом раздается музыка русского рока:

Боги прокляли спятивший Рим, город брошенных женщин и калек.

Здесь глотают отравленный дым, режут лезвием вены.

Здесь по праздникам ходят смотреть, как в агонии бьется человек,

Как пирует свирепая Смерть в желтом круге арены.

Сила приносит Свободу, побеждай и станешь Звездой, а может, обретешь покой…

Суки, это же тоже накачка гладиаторов идет! Психологическое давление. Типа: стремись, и всё у тебя получится. То, что из шестнадцати в итоге выживет только один, скромно умалчивается. Ведь каждый из ребят будет считать, что именно он — главный. Именно он победит. Именно о нем сейчас поет Ария из динамиков. И именно он выйдет на свободу, в конце концов.

...Твой враг в пыли, жалок и слаб, загнанный зверь, раненый раб.

Еще секунда и скажет "Убей!" перст императора.

"Святой судьбе не прекословь," — воет толпа, чувствует кровь.

Не стоит скорби ни жен, ни друзей. Жизнь гладиатора — Колизей!…

Вот вот. Именно об этом я и говорю. Хороший психолог у Шварца, ой, хороший. Вот я сам всё понимаю про это манипулирование, но песня всё равно заводит. Одно дело слушать её, когда сидишь дома в уютном кресле, и, совсем другое, пританцовывая в ожидании выхода на арену, где тебе довольно скоро придется самому биться не на жизнь, а на смерть. Оно как-то поневоле… Цепляет.

…Словно псы, что дерутся за кость, обреченные рвут друг другу плоть.

В их глазах не азарт и не злость, ничего, кроме боли.

Ты один не сломался, не лег от ударов, хранил тебя Господь.

Видишь, Цезарь сошел на песок, наградить тебя волей.

Сила приносит Свободу: побеждай и станешь Звездой, а может, обретешь покой…

А на звуки музыки начинают подтягиваться всё новые и новые зрители. Уже не одиночки места занимают, а целыми компаниями. Трутся у решетки, лезут на трибуны, пытаются рассмотреть нас в наших коморках. Кто-то видит мою рожу в окошке и приветливо машет рукой.