Любовные артефакты и прочие (не)приятности (СИ) - Платунова Анна - Страница 14

— Кэс? Ты что здесь делаешь? Разве сегодня твоя смена?

— М-м-м, нет. Я хотела поискать кое-что для себя. Доброго дня!

Я проскользнула мимо, надеясь больше никого не встретить по пути. Плюхнулась на скрипучий старенький стул и с тяжелым вздохом уронила голову на руки. Что делать дальше — я плохо представляла.

«Не убьет ведь меня Реджинхард? Или убьет? Поговаривают всякое…»

Главарь банды синих платков очень не любит, когда его водят за нос, и, чтобы другим неповадно было, разговор с обманщиками у него короткий и для последних очень неприятный. К тому же случается так, что этот разговор становится в их жизни последним. Нет, в руки Реджинхарда попадать никак нельзя. По крайней мере до тех пор, пока я не найду, чем откупиться.

Я сама не заметила, как уснула: сказалась усталость. Засыпала в темноте и проснулась в темноте. Сколько прошло времени — неизвестно. Может, уже наступила ночь?

— За мной, за мной! Сюда! Наша Кэс свила себе здесь гнездышко и думает, что никто не знает. Мы ее не тревожим, но, если, как вы говорите, это вопрос жизни и смерти… Да и как не помочь такому симпатичному молодому человеку!

Я узнала голос госпожи Буркле, которая пищала и жеманничала, как девочка. Я вскочила на ноги, опрокидывая стул. Кого она ведет в мое убежище?

В голове возник план нижнего яруса. Бежать! Немедленно! Да только я не успела.

— Вот и она! — радостно провозгласила очкастая дрянь.

Узкий проход перегородил Реджинхард Лосс собственной персоной. Какая честь: сам явился по мою душеньку! Он распахнул медвежьи объятия.

— А вот и малышка Кэс. Твой дядя Реджинхард очень соскучился!

Варт

Подъезжая к дому, я получил весьма непривычный опыт. Поймал на себе восторженные взгляды девушек из проезжающей кареты. И осознав, что никто раньше не смотрел на меня так… как на героя, рыцаря, настоящего мужчину, горько рассмеялся.

Вот что, значит, надо женскому полу. Чтобы мужчина был на коне, в художественно порванной рубахе, слегка навеселе и при этом в расстроенных чувствах. Как сказал на прощание Фармел:

— Ну и видок у вас, Ойтнер! Хоть картину “вдохновенный рыцарь печального образа” с вас пиши.

Кстати, он в итоге согласился забрать с собой злополучный артефакт. Чтобы попрактиковаться на нем в нестандартных методах починки. Без всяких природных ингредиентов типа цветов злополучного дерева (которое уже отцвело, проклятое, да и вообще, на дерево хьеллс не тянуло — скорее, на болотный кустарник, знать бы заранее, притирку от комариных укусов с собой прихватил бы).

Шагнув через порог, я быстро огляделся и вслух констатировал:

— Никого, — потом икнул, стукнул кулаком по тумбочке и добавил. — И ничего.

Оставалось только привести себя в подарок, отправиться в спальню, лечь на кровать, смотреть в потолок и предаваться всепоглощающему отчаянию. Что мы имеем? Девушку, которая надо мной посмеялась и ушла. Влюбленность, которая не имела ничего общего с настоящей, но все равно занозой сидела в груди. Обстоятельства, которые сделали из меня посмешище. И Сахарка, который сейчас стоял в палисаднике возле дома и меланхолично жевал морковку, мешком которой нас угостил хозяин почтовой станции. Лишь последний пункт меня хоть как-то радовал. Точнее, удерживал от того, чтобы пойти в лабораторию и устроить там поле научных экспериментов отчаянного толка. Тех самых, в которых ты сам должен быть подопытным и обычно их откладываешь… ну, потому что в здравом уме и трезвой памяти осознаешь, что это слишком опасно. А вот в такой разобранном состоянии… Да-а-а.

Однако план по погружению в глубины чистой, дистиллированной грусти реализовать не удалось. Проходя мимо витрины с артефактами, я бросил туда взгляд… И остановился. Прищурился. Шагнул поближа. Протер стекло рукавом, пытаясь понять, не оптическая ли это иллюзия.

Нет, не иллюзия.

Мои вещи кто-то трогал.

Они лежали совсем не так, как я их оставлял.

А это значит…

Тут я сжал кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони, от души выругался — ох, слышала бы меня матушка! — и откинул стеклянную крышку. Выхватил пояс, надел его и спросил у Варта-Второго, как только он появился:

— Это она сделала?

— Что сделала? Кто сделала? — двойник всего лишь уточнял заданный вопрос, как это и полагалось волшебному помощнику его сорта, но сейчас для меня это почему-то звучало. как издевательство.

— Кэс, — прошипел я. — Трогала мои вещи.

— Она, — кивнул Второй. — Трогала. И не только трогала.

— Что еще она делала?

— Спала у меня на коленях, — начал перечислять Второй, загибая пальцы, и тут мне почему-то захотелось ударить его чем-нибудь тяжелым. — Принимала в гостях вашу матушку. Разбила зеркало. Упала в обморок. Ушла. Попросила ничего не передавать на прощание.

Я прижал ладонь к пылающему лбу. Что, сернистый водород побери, тут вообще творилось, пока я скакал по горам и долам в поисках того, не знаю чего?

— Как это вообще? — риторически спросил я, словно забыв, что помощникам следует задавать предельно конкретные вопросы.

— Вообще было весело, — пожал плечами тот. — Как минимум не скучно. Как с вами.

А вот это было уже хамством. Только его мне не хватало сегодня вечером. Только хамства от собственного помощника, который по умолчанию должен был быть всегда на моей стороне!

— То есть со мной поскучнее? — спросил я, чувствуя, как система шестеренок в моей раскалывающейся от глинтвейна голове слетает с оси, и гори оно все синим пламенем!

— Поскучнее.

— Может, хочешь к ней навсегда отправиться? Только вот, какая жалость, не знаю ее адреса, так что придется тебе поскитаться по городу.

— А я знаю, — развел руками Второй. — То есть не адрес. Только место работы. А вот там в картотеке должен быть ее адрес.

— Идем, — я развернулся на каблуке и отправился дальше делать глупости. Рушить свою самооценку, так эпично. — Хочу расставить точки над и. С кем там весело. А над кем весело смеяться. И еще ломать об него артефакты. Пошли-пошли, второй, Сахарок вывезет двоих.

И, только подъезжая к королевскому книгохранилищу, я сообразил, что вряд ли оно работает глубоким вечером. Это понимание вбило последний гвоздь в гроб моего самолюбия. Допрыгался, Варт. Раз уж здравый смысл тебе отказал…

Стоп.

Из дверей хранилища кто-то вышел. Точнее, двое. Девушка, похожая на … Кэс. И высокий мужчина, который весьма неуважительно — а точнее, силой — тащил ее за руку и что-то шипел сквозь зубы.

Прежний Варт побежал бы звать на помощь законников.

А теперешний Варт решил сначала разобраться… что же тут происходит. Позориться — так с музыкой.

Кэс

— Значит, говоришь, нет артефактов? — вкрадчиво спросил Реджинхард, нависнув надо мной, утонувшей в кресле необъятных размеров, изготовленном специально для толстяка Лосса.

— Кое-какие безделушки у него имеются, — сказала я, глядя «дядюшке» в глаза: в таком деле главное — быть убедительной и самой верить в то, что говоришь. — Но они для вас бесполезны. Зачем вам камень воспоминаний или помощник-лаборант?

Я снова почти не обманывала: просто не сообщала о других витринах. Лосс молчал, прищурив и без того маленькие поросячьи глазки. Я заерзала на месте, всем видом показывая, что прониклась, осознала, готова сотрудничать. На самом деле быстро огляделась, оценивая пути к отступлению. Дверь заперта, по другую ее сторону дежурит один из парней. Туша Реджинхарда перегородила проход — сцапает своей ручищей только так. Окно на первом этаже. И все бы хорошо, если бы оно не было забрано решеткой.

Совсем рядом, только руку протяни, долгожданная свобода! Звездочки в темном небе так и сверкают, деревья машут веточками, белая лошадиная морда заглядывает в комнату… Чего? Я крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, лошади уже не было. Померещилось.