Ты думал, я не узнаю?.. (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 8

Я была среди них. С самозабвенным отчаянием пробовала протолкнуться хотя бы на сантиметр в той чудовищной давке, которой не было видно конца и края. Я думала: вот он — ад воплоти. Неспособность дышать, неспособность ясно мыслить, неспособность свободно шевелить конечностями и получать ежесекундно под дых локтями. Синяки долго сходили с тела. Томиться в духоте, панике и неизвестности, жив ли твой ребенок. В те нескончаемые минуты, часы ожидания было все равно, какая участь постигла сына или дочь женщины, что рвала на себе волосы в нескольких сантиметрах от меня. В те мгновения каждый родитель молил бога, чтобы тот избавил конкретно его от необходимости выбирать гроб собственному ребенку.

Когда к школе подъехал Матвей, я уже знала, что Бог нас не пощадил, и реальный ад лишь начался.

С той же ошеломляющей внезапностью меня затягивает в настоящее время. Из тисков непрошеных воспоминаний вырывает звук автомобильного клаксона. Туго соображаю, что сигналят не дурачившимся в неположенном месте школьникам, а мне. Вязко, словно находясь по горло в болотной мути, дотягиваюсь до рычага, переключаю передачу и устремляюсь прочь.

С чугунной головой паркую машину у дома и, прежде чем войти в подъезд, запрокидываю голову к небу, точечно нацеливаясь взором на окна седьмого этажа. Свет нигде не горит, но бдительность не дремлет. Почему-то прощальная улыбка Матвея, подаренная мне перед уходом сегодняшним утром, весь день держала в напряженном ощущении, что готовится какая-то западня.

Выйдя из лифта, роюсь в сумке, в бардаке еле-еле нахожу ключ и вставляю его в замочную скважину. Зудящее беспокойство усиливается, как только в ноздри ударяет цветочный аромат.

Я тяну на себя входную дверь и вляпываюсь зимним сапогом… во что-то. Этим нечто, прилипшим к каблуку, оказывается свеча в расколовшейся от того, что я на нее наступила, стеклянной емкости. Напрашивающийся вопрос о том, каким образом данный предмет очутился в прихожей, рассеивается сам с собой после того, как я нащупываю выключатель. Точно такие же свечи расставлены вдоль коридорных стен и ведут на кухню к сервированному обеденному столу. Тонкий, сладкий аромат источают пышные розы, поставленные в вазу. Мой любимый сет роллов выложен на большую прямоугольную тарелку из тикового дерева, а компанию закуске составляют два чистых фужера на тонких ножках и нераспечатанная бутылка просекко.

Чутье не подвело.

А где же сам зачинщик западни?

Матвей 

Один романтический ужин не спасет наш с Варей брак. Вполне вероятно, она зарядит в меня посудой, или чем-нибудь потяжелее, выставив из квартиры за обман, и до уравновешенного разговора так ничего и не дойдет. Но я рассчитываю, что нам вопреки установившейся натянутости удастся зарыть топор войны, сесть за стол и порассуждать в расслабляющей обстановке над способами, которые помогут мне вернуть ее доверие.

Я пораньше уехал с работы, чтобы подготовить все к возвращению жены. Заехал в гипермаркет, закупился свечами, едой. Заказал доставку из японского ресторана, выбрал игристое, от которого она на следующий день не проснется с головной болью. Надеюсь, Варя послушает меня и перестанет продавливать по ночам диван в больнице. Если сегодня все сложится удачно, мне тоже не придется снова ехать в отель.

В процессе украшения квартиры свечами я по неосторожности разбиваю несколько штук, из-за чего приходится повторно наведываться в магазин и докупать недостаток. Я рассчитал их точное количество, чтобы картинка выглядела безупречно и не раздражала глаз отсутствием симметрии. Болван. Нужно было сразу брать с запасом. Со второй попытки добиваюсь поставленной цели и с чувством шаткого спокойствия прирастаю к окну, высматривая автомобиль жены. К этому часу курьер доставляет Варины любимые цветы, и следом приезжает другой — с роллами. Сама Варя задерживается. Пальцы зудят — так сильно хочется набрать ее номер и уточнить, точно ли она надумала возвращаться. Но так я себя однозначно спалю.

Следующие двадцать с лишним минут я хожу по квартире, как по минному полю, усеянному раскаленными углями. Сотню раз сную туда-сюда мимо Ксюшиной комнаты. Зайти туда не решаюсь. А когда все-таки набираюсь смелости, в переднем кармане брюк вибрирует телефон.

Марго.

Я гипнотизирую неотрывным взором экран. Она не звонит по пустякам — только в тех случаях, когда нужна помощь с Юлей. О встречах всегда договариваемся заранее по смс.

Я свайпаю вверх и прикладываю телефон к уху.

— Слушаю.

— Матвей, нас с Юлей в больницу везут… — сквозь плачь объясняет Марго.

Тело мгновенно окатывает холодом.

— Что случилось?

Слушая ее сбивчивое продолжение, я набрасываю на плечи куртку, обуваюсь и вылетаю из квартиры.

 Лето, год трагедии

— Ты когда-нибудь думала о смерти?

Чего-чего, а такого вопроса от Артема Ксюша не ожидала услышать.

Перевести концентрацию от книжных строк к поднятой им теме ей удается не сразу. А может, на скорость переваривания информации влияет гадкая жара, загнавшая ее под кондиционер. Чем дальше она от охлаждающей воздух штуки, тем сильнее плавится мозг. Даже на улицу выходить не хочется, вот и приходится торчать дома, книжки читать.

— Не-а, — рассеяно бормочет она.

За последний час… или два Ксюша отвлекается впервые. Неожиданно сюжет, спрятавшийся за мягким переплетом с потрепанным корешком, овладел всем ее вниманием и утащил с макушкой в выдуманный писателем мир. Артем все это время находился рядом, редко шевелясь, и ничем выдающимся не занимался. Ничем, что приманило бы ее интерес от персонажей к нему.

— Почему спрашиваешь? — и все же ей становится любопытно.

Размышляя над причинами, которые натолкнули ее друга на размышления о конце жизни, Ксюша загибает уголок страницы и откладывает книгу в сторону. Артем незаметно приободряется, радуясь про себя, что сумел привлечь ее внимание. Он чуть от скуки не умер, пока она то хмурилась, то смеялась над прочитанным. Тем не менее, лишний раз старался не тревожить и тихонько лежал себе рядышком на ее розовом драконе да пялился в белый потолок.

— Да так, — вздыхает Литвинов. Жара и его замучила. Даже в абсолютно неподвижном состоянии умудряется потеть.

По правде говоря, Артем часто думает о смерти, однако Ксюше об этом говорить не собирается и просто хотел услышать ее мнение. Боится спугнуть, расстроить депрессивными мыслями, преследующими его с тех пор, как не стало отца. Или это началось раньше?.. Да, наверное. В остальном он всем с ней делится. Достаточно того, что Ксюша в курсе трындеца, пришедшего в его семью после того, как у Андрея Литвинова случилось субарахноидальное кровоизлияние. Мужчина мгновенно умер за ужином. Через секунду после шутки Артема он, разразившись смехом, упал лицом в спагетти, чем сначала вверг домочадцев в недоумение, а затем... С того вечера Артем мало смеется, и только в компании Ксюши. Ну, потому что она порой такое отчебучивает, что невозможно удержаться от взрывного хохота.

Ксюша молча наблюдает за его неменяющейся мимикой, в очередной раз отмечая про себя то, как он похож на дядю Андрея густыми, черными волосы, прямым носом и тонкими губами: верхняя с острой ложбинкой. Глаза у него от мамы: пронзительно-зеленые, большие, обрамленные длинными ресницами, чему Ксюша безгранично завидует.

У нее на слуху постоянные перешептывания девчонок из школы о том, какой же Артем Литвинов симпатичный лапочка. Их умиляет его манера укладывать волосы, закрывая слегка волнистой челкой лоб, темные брови и глаза. Им нравится его стиль, высокие скулы и глубокие ямочки, очень редко появляющиеся на щеках, когда он улыбается. А еще за июнь и июль Артем вырос. В конце апреля их глаза находились на одном уровне, теперь же Артем смотрит на нее немного сверху-вниз. И ей это нравится.

— Что читаешь хоть? — он решает сменить тему после неудачного захода в предыдущую, надеясь, что Ксюша не будет за нее цепляться, тем самым не оставляя ему выбора, кроме как развивать мысли о смерти. Своей. Чужой.