Я выбираю тебя (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 1

— Ты уверена? — спросила бабушка со вздохом, глядя на то, как я пытаюсь запихнуть в чемодан свой старый зонт. Я забыла внести его в список и едва не оставила дома. Вот было бы весело в другом городе без зонта, но со здоровенным чемоданом! По прогнозу там будет идти нескончаемый дождь целую неделю.

— Да, — решительно отрезала я, напряглась — и всё-таки втиснула зонт сбоку в небольшую полость, оставшуюся прямо возле молнии. Как её теперь только застегнуть? Хороший вопрос. — Так правильно, ба.

— Не знаю, не знаю… — покачала головой бабушка. — Не понимаю, почему ты не хочешь поговорить с ними обоими…

— И что дальше? — привычно огрызнулась я. Мы заводили этот разговор в последнее время постоянно, и мне изрядно надоело обсуждать одно и то же. — Они ведь поссорятся. Из-за меня поссорятся! Восемнадцать лет были не разлей вода, братья-близнецы, лучшие друзья, а я всё испорчу.

— Если они так близки друг с другом, то не поссорятся, — покачала головой бабушка. — Юлечка, в последний раз тебя прошу — пожалуйста, передумай. Нехорошо это, неправильно. Ты девочка, ещё и сиротка. Ну куда ты поедешь?

— Ба, мы уже говорили об этом. Давай не будем? Лучше пошли чай пить. Пирог ведь готов?

— Готов, — тяжело вздохнула бабуля. По моей просьбе она сегодня, в мой последний день дома, приготовила наш любимый пирог со свежей малиной. Ничего в мире нет вкуснее бабушкиного пирога с малиной, точно знаю.

Хотя, конечно, вовсе не по нему я буду сильнее всего скучать там, в другом городе, где не знаю пока ни одного человека.

Сильнее всего я буду скучать по бабушке.

По родителям и дедушке, на могилу к которым мы с бабулей ходим каждый месяц.

А ещё по…

Сколько себя помню, они всегда были рядом.

Они — это близнецы Федя и Дима. Из-за имён и рыжей шевелюры все, даже мама, называли их Фредом и Джорджем. Я этого никогда не делала, причём сначала просто из принципа, а потом по привычке.

Из какого принципа? Да из обыкновенного. Когда в твой портфель выливают воду и подбрасывают резиновых пауков или змей, рисуют на ластике жуткие рожи и, по классике, дергают тебя за косички, хочется в отместку совершить что-то вредное. Отвечать Феде и Диме той же монетой я не могла из-за врождённой порядочности и нежелания делать кому-то гадости, поэтому делала то, на что была способна.

Их бесило, когда я обращалась к ним Федя и Дима. Бесило до покрасневших лиц и азарта в глазах. Я точно знала: близнецы решили, что заставят меня поменять обращение, говорить как все. Чего они только не пытались сотворить ради этого! Всего и не упомнить. Разумеется, на откровенный кошмар они не шли, уголовных наклонностей у них не было. Но тетрадки с домашним заданием из портфеля у меня вытаскивали регулярно, обещая вернуть, если начну говорить «Фред» и «Джордж». Я не поддавалась. И не жаловалась никому, даже бабушке с дедушкой, тем более родителям. Я же не ябеда, сама справлюсь — так я думала.

И справилась. Всё это было в младших классах, но когда мы все втроём перешли в среднюю школу, поведение близнецов изменилось. Или они перестали вести себя ужасно ещё в четвёртом классе? Уже и не упомнить. В общем, Федя и Дима вдруг поняли, что хотят со мной дружить. Извиняться за свои прошлые поступки они, как и положено благородным рыцарям, не стали — просто начали вести себя нормально. Немного, конечно, чересчур нормально… Я не знала, как от них отделаться, но уже в другом смысле. Юля, понести за тебя портфель? Юля, хочешь шоколадку? Юля, а газировку хочешь? Юля, а гулять после уроков пойдёшь? Юля, а дать тебе списать математику?

Мне порой хотелось спрятаться под парту или закопаться в землю от навязчивого внимания близнецов. Я понимала, что они не со зла, а просто… хотят подружиться со мной? Ну, в то время да, речь шла о дружбе. И я отлично это осознавала. Но чем больше проходило времени, тем сильнее я включалась в то, о чём говорила мне мама, когда я жаловалась ей на Федю и Диму:

— Юль, они влюблены в тебя. И так выделяют из остальных. Сначала вот за косички дёргали, но теперь подросли и сменили тактику.

— А что значит «влюблены»? — с недоумением поинтересовалась я тогда. Про любовь я читала в книжках, но искренне считала, что это прерогатива взрослых, а дети могут только дружить. — Любовь — это ведь такое чувство, которое нужно, чтобы создать семью? А семью раньше восемнадцати не создашь?

— Не обязательно, — смеялась мама. — Влюбиться можно и в детстве. Я в детском саду была сильно влюблена в одного мальчика.

— Да? — Я открыла рот от удивления. — А это как?

— Примерно так же, как твои близнецы. Мне очень нравилось, как он говорит и улыбается, я хотела с ним дружить. А если он выделял не меня, а другую девочку — ревновала.

Я тогда задумалась, пытаясь проанализировать уже не чувства близнецов, а свои.

Мне нравилось, как они говорят. Оба. И как улыбаются — тоже. При этом я всегда знала, где Федя, а где Дима, и не очень понимала, как их можно путать.

И дружить я была не против, а очень даже за. Я лишь хотела, чтобы они проявляли ко мне чуть меньше внимания, но не потерять его совсем. И если бы Федя и Дима переключились с меня на другую девочку, я не была бы рада однозначно.

Что же это получается — я тоже в них влюблена?!

Честно говоря, тот факт, что я могу быть влюблена сразу в двоих мальчишек, испугал меня даже сильнее, чем осознание, что в меня влюблены двое, ещё и близнецы. По крайней мере на тот момент. Мне было лет одиннадцать, и я не понимала, как так может быть. Нормально ли это вообще?

Но к Феде и Диме было сложно относиться иначе — они всё делали вместе. Словно ещё при рождении кто-то свыше соединил их между собой невидимой ниточкой, чтобы не разлучались. И у меня не получалось отделить одного от другого, в том числе мои чувства к ним — я не представляла Федю и Диму по отдельности, только вместе, несмотря на то, что никогда их не путала. По сути, в то время они были для меня одним человеком в двух лицах. А возможно, не только для меня — для самих себя тоже.

Но шло время, близнецы по-прежнему оставались рядом со мной, дружили и ухаживали, как могли для своего возраста. И постепенно, потихоньку, моё отношение к ним начало разделяться. Они переставали быть для меня неразделимыми близнецами Федей и Димой, и всё сильнее становились просто Федей и Димой, у которых только внешность одинаковая, а вот характеры разные.

Федя был ведущим. Он являлся инициатором почти всех поступков, которые совершали близнецы. Он решал, чем они будут заниматься, куда пойдут, что станут есть. Подозреваю, что и в меня первым влюбился именно он — а Дима просто решил его поддержать, как поддерживал всегда и во всём.

Да, Дима был ведомым. Но это не значило, что у него нет своей воли — он и сам был с характером, но признавал старшинство и первенство брата. Кроме того, Диму в целом всегда устраивало всё, что предлагал Федя. Если он был против — он говорил, но против быть почти не приходилось. У близнецов действительно было много общих интересов, да и нравилось им во всём поддерживать друг друга, везде и всегда быть вместе. Даже тот факт, что они были влюблены в одну девчонку, гораздо больше напрягал меня, чем их. Для Феди и Димы до определённого момента это было нормально, они не воспринимали друг друга как конкурентов. Вместе таскали мой портфель, дарили шоколадки, провожали до дома… Уверена, они с радостью и удовольствием стали бы ходить со мной за ручку — Федя с одной стороны, Дима с другой, — но я считала это неправильным и даже ненормальным. Поэтому за руки их не брала и вообще старалась держать дистанцию — как чувствовала, чем это может закончиться.