Герой со станции Фридрихштрассе - Лео Максим - Страница 22

С Паулой все гораздо запутаннее, потому что не исключено, что она здесь только затем, чтобы избавиться от травмы. Чем больше он думал над этой версией, тем правдоподобнее она ему казалась.

Они поднялись к путям дальнего следования, по которым поезд уехал на запад. Солнце заливало станцию теплым светом сквозь стеклянную крышу. Хартунг вспомнил, как раньше под этой крышей на помостах стояли пограничники с автоматами. Вспомнил стальную стену, отделявшую восточную платформу от двух западных. От нее остался лишь небольшой кусочек, на котором теперь дремали голуби. Все казалось таким естественным, таким мирным, будто никогда и не было иначе.

Они прошли до конца платформы, вдали возвышалась телебашня. Хартунг показал на стрелку, где пути ответвлялись от восточной линии и диагональной рельсовой нитью соединялись с линией дальнего следования.

— Сигнальный ящик номер тридцать восемь, — сказал он, — на этой стрелке вы тогда и свернули.

Паула, проследив за его взглядом, смотрела на блестевшие на солнце рельсы.

— Кстати, зачем ты выдумал ту историю с женщиной, ради которой якобы перевел стрелку? — вдруг спросила Паула, не отрывая взгляд от рельсов.

Хартунг оторопел:

— С чего ты взяла, что я ее выдумал?

— Я адвокат и вижу, когда неопытные в этом деле люди лгут. К тому же эмоциональная логика подводит.

— Что не так?

— Твои чувства непоследовательны. Человек, рискнувший всем, чтобы вывезти на запад любимую женщину, попытается найти ее при первой возможности. Значит, либо ты не любил ее по-настоящему. Либо на самом деле ее не было в том поезде.

Как ни странно, Хартунг совсем не испугался, он держался спокойно.

— Ты права, ее в поезде не было. Двумя годами ранее она вышла замуж за западного берлинца, и тот отвез ее в Нью-Йорк.

— Тебя мучило, что ты не смог осуществить ее мечту?

Не знаю. Может быть.

— Поэтому ты плакал на ток-шоу? Было обидно, что ты ей стал уже неинтересен?

— Из тебя тоже вышел бы неплохой психолог.

— Ах, это просто жизненный опыт. Большинство мужчин плачут о себе. Но если твоей подруги не было в поезде, тогда кого ты отправил на запад?

Хартунг хотел было рассказать Пауле обо всем, но не решился. Такое нельзя делать спонтанно, нужно все тщательно обдумать. Он не знал, можно ли ей доверять. Отвернется ли она от него, когда поймет, что он не может объяснить ее судьбу. Потому что в ту ночь на смене он оказался так же случайно, как и она в поезде. Но одно решение Хартунг в тот момент все же принял: если у них с Паулой сложится, он все ей расскажет.

Он посмотрел на нее, неловко улыбнулся:

— Все просто: тогда я почувствовал, что в поезде едешь ты. Я знал, что мы еще встретимся. Конечно, я и предположить не мог, что это случится через тридцать шесть лет и что ты окажешься такой красивой.

— Михаэль! — смеясь, воскликнула она.

— Сейчас я не могу тебе все рассказать, Паула. Мы слишком мало знакомы. А в деле замешаны и другие люди… все сложно.

Региональный экспресс до Потсдама подошел к станции. Волосы Паулы развевались на ветру. Тормоза заскрипели, Хартунг почувствовал ее руку в своей.

Александр Ландман приехал на парковку у тюрьмы на двадцать минут раньше. Перед ним были стены с колючей проволокой, караульные вышки, из-за которых виднелось громоздкое здание с фасадом из желтого клинкерного кирпича и решетками на окнах. Интересно, за каким из них сидит Евгений? Ландман содрогнулся при мысли, что его брат провел здесь пять лет. Он ни разу не посещал его, и на то были причины, однако при виде этих могучих стен они вдруг показались Ландману смехотворно ничтожными.

В любом случае он был рад, что пришел сюда хотя бы сегодня, в день освобождения Евгения. Ландман сомневался, стоит ли идти, конечно, еще и потому, что находился в постоянном стрессе и с трудом нашел время. Но прежде всего он боялся. Евгения, этой встречи, отчужденности, которую он чувствовал, когда думал о старшем брате. Боже, сколько же они не виделись. Он понятия не имел, как Евгений со всем справился. Какой он теперь.

Для родителей Евгений умер в тот день, когда в квартиру вломилась полиция из-за того, что их сыну взбрело в голову хранить наркотики в основании кухонного шкафа. Нашли два килограмма кокаина. В доме родителей, для которых единственным наркотиком была бутылка казахской ра-кии в лыковой оплетке, и то они открывали ее только на семейных торжествах. «Он мне больше не сын, а тебе не брат», — сказал отец сразу после ареста, и Ландман почувствовал его боль, которая была сильнее разочарования.

В детстве они с братом были похожи как две капли воды, только Евгений старше на полтора года. Оба светловолосые, голубоглазые, они единственные из всей сельской школы пробегали шестидесятиметровку меньше чем за девять секунд. Такая скорость, вероятно, объяснялась тем, что им уже в шесть лет приходилось присматривать за отцовским стадом овец. Все лето братья гоняли скот по пастбищам и степям Горного Алтая. Они без устали носились за упрямыми животными, как две пастушьи собаки.

Зимой, когда плоскогорье было покрыто снегом и овцы оставались в овчарне, Александр и Евгений, как и другие дети, ходили в сельскую школу. Одноклассники обзывали их баранами и кричали «бе-е-е-е!», когда мальчики входили в класс. Александр замкнулся и старался не привлекать к себе внимания, в то время как его брат перешел в наступление. Евгений колотил одноклассников до крови, выворачивал им пальцы, кусался. Вскоре над ними уже никто не издевался, а Евгений стал главарем школьных хулиганов. Александр же был братом главаря.

Евгений заставлял свою банду воровать яйца, черешню и клубнику. Однажды они даже разбили ящик для пожертвований в сельской церкви и на эти деньги купили сигарет и водки. Александр наблюдал за всем со стороны. Пока остальные под предводительством его брата слонялись по селу, он сидел в овчарне и читал книги, которые ему дал учитель. Это были легенды Горного Алтая, сказки о благородных юношах и злых горных духах.

Однажды, когда Евгению было двенадцать, а Александру десять, отец объяснил им, что они неслучайно так быстро бегают и неслучайно у них такие светлые волосы и голубые глаза. «Дело в том, что вы немцы!» — с гордым видом заявил отец. Все потому, что именно его предки привнесли в род немецкую кровь, а не предки его жены, которых он с пренебрежением называл казахами. Пару месяцев спустя они с родителями переехали в Германию, где уже жили сестра отца и двое его двоюродных братьев.

В немецкой школе им дали понять, что, несмотря на немецкие паспорта, их по-прежнему будут считать казахскими крестьянскими мальчишками. Основной причиной было то, что они не владели языком и не знали, что такое Commodore 64. Братьев называли русскими и смеялись над их гортанным акцентом. Пока Евгений не начал отвешивать тумаки, разбивать носы в кровь, выворачивать пальцы и кусаться. Вскоре в немецкой школе Евгения стали бояться и уважать. И Александра, как его брата, тоже.

Евгений встретил других ребят-земляков, которые уже неплохо освоились в Германии: торговали крадеными магнитолами, гашишем и поддельными сигаретами, за что выручали приличные суммы. Александр записался в городскую библиотеку, читал Германа Гессе и старался избавиться от акцента.

Спустя четыре года Евгений впервые попал в колонию для несовершеннолетних, а Александр — в гимназию. Когда кто-то спрашивал его, как могло случиться, что Евгений стал уголовником, а он приличным человеком, Ландман смущенно пожимал плечами.

Годами позже на суде за вымогательство, осуществленное группой лиц, между братьями случилась ссора, потому что Александр не понимал, что Евгений делает со своей жизнью. Почему он такой. На что Евгений ответил, что точно так же не понимает своего младшего брата, но готов смириться, если они будут уважать друг друга. Поскольку они навсегда останутся братьями, несмотря ни на что.

Вот только от уважения со временем совсем ничего не осталось. В том числе и потому, что Евгений постоянно пытался втянуть Александра в свои грязные делишки. А когда родители оказались на улице из-за того, что владелец квартиры не захотел больше сдавать ее наркоторговцам, тут уже и братские узы не помогли. В комнате для свиданий тюремной больницы Гельзенкирхена, куда Евгений попал, потому что, спасаясь от полиции, выпрыгнул из окна третьего этажа и переломал обе ноги, Александр отрекся от брата. Он сказал, что не желает больше видеть Евгения, пока тот не образумится.