Герой со станции Фридрихштрассе - Лео Максим - Страница 1

Der Held vom Bahnhof Friedrichstraße

Maxim Leo

Муха села на руку Хартунга, вырвав его из раздумий. Ну как раздумий. Это было скорее нечто вроде комы, в которую он иногда впадал, когда сидел за прилавком в ожидании. Ну как в ожидании. Как будто он всерьез рассчитывал, что сегодня в его видеотеке хоть что-то произойдет. Правда состояла в том, что он ничего не ждал. Хартунг мог сидеть так часами, окруженный восхитительным ничем.

Беата, которая жила через дорогу и раз в неделю брала напрокат какой-нибудь романтический фильм, недавно поведала ему о своем курсе медитации. Если он правильно понял, смысл медитации в том, чтобы отпустить свои мысли и наблюдать за ними со стороны, как за проезжающим мимо трамваем. Люди отдавали много денег за это ощущение проезжающего трамвая. И, по словам Беаты, у большинства из них так ничего и не получалось, потому что это чертовски сложно.

«Да я, должно быть, гуру медитации», — думал Хартунг. Отпускать мысли — это он умел. Пожалуй, даже это было одно из его главных умений. Правда, он не представлял, как это получается. Так выходило само собой. И, откровенно говоря, приносило ему только проблемы.

Муха переливалась синим и зеленым, Хартунг чувствовал ее лапки на своей коже. Он посмотрел на часы: десять минут седьмого, снаружи уже стемнело. В салоне стояло два старых торшера, тускло освещавших узкое пространство. Это была идея Беаты: она посчитала, что видеотека должна быть как гостиная — уютная и тесноватая. Что же, здесь и правда было тесно, а вот насчет уюта Хартунг сомневался. Его взгляд скользнул по волнистому линолеуму, затем по икеевскому стеллажу с облупившимся шпоном.

— Наконец-то самая приятная часть дня, — пробормотал Хартунг и пошел к стеллажу с детскими фильмами. «Сокровище Серебряного озера» или «Банда Ольсена»? Недолго думая, он остановил свой выбор на «Жандарме из Сен-Тропе», вставил дивиди-диск в дисковод ноутбука и открыл пиво.

Хартунг любил фильмы, которые позволяли путешествовать во времени. Он будто снова оказывался на коричневом диване, слева отец, справа мать, напротив черно-белый телевизор, от которого после включения пахло жженой пылью. Хартунг находил невероятно успокаивающим тот факт, что с тех пор еще что-то осталось. Эти фильмы были шпагатом, прочно связывающим его жизнь.

Виннету, Эгон Ольсен и Луи де Фюнес были спасателями, к которым он порой обращался. Добрые друзья всегда приходили на помощь. Сложно сказать, что сейчас тяготило Хартунга больше: гадкая осенняя погода или расставание с Карин. Или же то письмо, в котором управление недвижимостью сообщало, что задолженность за аренду помещения видеотеки надо погасить до конца месяца. И чем ему оплачивать эту гребаную аренду? Ведь никто не приходит, кроме местных и Беаты, живущей через дорогу, да парочки персонажей, которые находили особый шарм в том, чтобы продолжать пользоваться устаревшей культовой техникой вроде дивиди. Конечно, Хартунг был рад наличию этих преданных клиентов, но все же считал их странными. Если бы не видеотека, он давно бы уже оплатил подписку на «Нетфликс».

Но такого, разумеется, он не мог сказать вслух. Ведь официально он был большим ценителем арт-хауса. Джим Джармуш, Феллини, Ларс фон Триер, Шаброль, Михаэль Ханеке, все в таком роде. И это тоже была идея Беаты. Она считала, что нужно предлагать людям нечто особенное. Пять лет назад в результате банкротства другой видеотеки Хартунг за бесценок приобрел коллекцию артхауса. Несколько раз он садился смотреть эти фильмы, но находил их слишком нудными и чересчур гнетущими. Поэтому он прочитал краткие описания сюжетов на оборотной стороне футляров, отметил для себя пару деталей о режиссерах и теперь мог восхищенно воскликнуть, когда клиент интересовался, например, «Разомкнутыми объятиями» Альмодовара: «Прекрасный выбор! Этот фильм великолепно совмещает в себе мелодраму и нуар. Настоящее удовольствие для любителей кинематографических реминисценций». И, надо сказать, это работало, хотя Хартунгу потребовалось время, чтобы научиться выговаривать «кинематографические реминисценции».

Да уж, если бы он знал это все, когда Маркус предложил ему стать владельцем «Кинозвезды»! «Это верняк», — сказал тогда Маркус и даже обиделся, когда Хартунг усомнился. «Я тебе первому предложил, потому что ты уже давно здесь работаешь. Будешь жить безбедно до самой пенсии», — сказал он. И попросил назвать хоть одну причину, по которой люди однажды перестанут смотреть фильмы дома. Когда Хартунгу после долгих раздумий так ничего и не пришло на ум, Маркус победно воскликнул: «Старик, это золотая жила, ты по гроб жизни будешь мне благодарен!»

Маркус укатил со своей новой девушкой в Португалию, после того как Хартунг подписал договор, что в течение пяти лет будет отдавать Маркусу половину всей прибыли, так сказать, в качестве отступных за фильмы и картотеку постоянных клиентов.

И первые годы дела шли довольно неплохо. «Кинозвезда», конечно, не была золотой жилой, но выручки хватало на все. Пока однажды не появились стриминговые сервисы, и Хартунг понял, что жить безбедно до самой пенсии у него вряд ли получится. Наоборот, ему придется изрядно постараться. А стараться он не любил.

Так Хартунг стал жертвой технологического прогресса. Не в первый раз, надо сказать. Отношения Хартунга и технологического прогресса не задались сразу. Все началось в 1976 году: Хартунг только прошел обучение, чтобы стать дежурным по переезду и стрелочником на немецком рейхсбане, с общей оценкой «удовлетворительно» и с оптимизмом смотрел в будущее. Но спустя всего несколько месяцев в ГДР представили новую советскую технику релейной централизации, что стало революцией для железных дорог Восточной Германии и сделало знания и умения Хартунга бесполезными.

За отсутствие трудовой дисциплины (спал и пил пиво на работе) Хартунг был уволен и отправлен отбывать условный срок в Бервальд на Лужицкий буроугольный бассейн. Там он переучился на экскаваторщика. Через несколько лет Стена пала и наступила свобода. Как следствие, большинство восточных немцев предпочло отапливаться чистым природным газом, а не вонючими брикетами, и добыча бурого угля прекратилась.

Последующая карьера Хартунга в качестве торгового представителя фирмы спутниковых антенн в берлинском Хеллерсдорфе резко оборвалась, когда кабельное телевидение начало свое победное шествие по федеральным землям. Очередная попытка совершить наконец профессиональный рывок казалась многообещающей: при помощи школьного приятеля Майка Фишера Хартунгу удалось влиться в торговлю портативными сотовыми телефонами. Это были аппараты размером с чемодан. В начале девяностых ими пользовались прежде всего западные пособники восточной реконструкции и русская мафия. Хартунг продавал их целыми грузовиками, на его визитных карточках значилось «заместитель директора», и ездил он на темносинем «БМВ-Купе». «Наконец-то судьба мне благоволит», — думал он. А несколько лет спустя на рынке появились первые мобильные телефоны и полностью разрушили его бизнес-модель.

Так и получилось, что с годами у Хартунга сложились скорее фаталистичные отношения с прогрессом, из-за чего летом девяносто седьмого года, когда Маркус, с которым он был знаком по телефонному бизнесу, предложил ему работу в «Кинозвезде», он сперва отказался. Хартунг хотел любой ценой избежать новой технологической революции. «Ты уверен, что у видеокассет есть будущее?» — спросил он Маркуса. Тот не понял вопроса, но срочно нуждался в сотруднике и предложил Хартунгу немыслимые две тысячи немецких марок в месяц за полную занятость.

С тех пор Хартунг сидел за прилавком этого почти не изменившегося видеопроката. За исключением того, что вскоре видеокассеты на полках сменили дивиди и блюрей-диски, но это не было проблемой, поскольку Маркус заработал на «Кинозвезде» столько, что легко мог позволить себе переход. В каком-то смысле этот успешный скачок в эпоху цифрового видео даже смягчил технологическую травму Хартунга и укрепил его веру в будущее — напрасно, как оказалось.