Выбери любимый жанр

В окопах, или Явление Екатерины Великой - Айпин Еремей Данилович - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Еремей Айпин

В окопах, или явление Екатерины Великой

Расскажу о женщинах на войне.

Попал я на фронт в составе сибирских полков, которые отстояли Москву. Сибиряки на фронте – это особые люди. Быть может, нам было немного легче, чем другим. Ведь все мы выросли в суровых условиях Севера и привычны ко всем тяготам жизни. Привычны к холоду и голоду, уверенно стояли на лыжах и ориентировались на любой местности. Нам знакомы изнурительные походы и ночёвки у костра под открытым небом. Наконец, мы все были охотниками и хорошими стрелками.

Я был ординарцем у комбата, капитана Красильникова Александра Александровича. В житейских разговорах мы все называли его просто Сан Санычем. Это был статный высокий блондин с голубыми глазами, которые всегда излучали теплый свет за стёклами очков. По немецким меркам – чистый ариец. Встретились мы с ним в известном сибирякам омском сборном пункте Черёмушки и не расставались почти до самого конца войны. Сначала он командовал взводом связи, затем ротой связи, потом он получил батальон. А в связи, как правило, служили в основном девушки, женщины. А после, уже по привычке, батальон Красильникова часто называли «женским». Мы постоянно находились в окружении женщин-связисток. Командиром и человеком он был редкой души. Родился в Ялуторовске, а учительствовал на Севере, учил детей математике. Батальон для него был одним большим классом, как в школе. Всем он говорил только «вы». Я никогда не слышал его крика или ругани. Для каждого бойца у него было своё словечко, своё обращение. Все делал основательно, не спеша, без суеты. Перед каждой операцией, если было время, любил побеседовать о предстоящем деле с бывалыми бойцами, многие из которых помнят первые тяжкие месяцы отступления и уже успели вволю нанюхаться пороха войны. Ставил вопросы, как бы боец поступил в той или иной ситуации. Всё, что слышал, наматывал на ус для того, чтобы с наименьшими потерями выполнить задание. Как бы математически, с помощью цифр, он просчитывал любое дело. Много ума не надо, чтобы побить противника числом, обычно говаривал наш комбат. А вот для победы с малыми потерями надо крепко поломать голову. На рожон никогда не лез, к военной карьере был совершенно равнодушен. Прежде всего, он был озабочен тем, как сберечь людей, а значит, сберечь батальон. Что ему и удавалось до самого конца войны. Возможно, поэтому у командования наш батальон был не на первом, но и не на последнем счету.

Была у моего командира Красильникова, как и у многих офицеров, своя походно– полевая жена, бойцы на всех фронтах коротко окрестили их просто ППЖ. Это была мрачноватая на вид, немного неуклюжая, немногословная и медлительная связистка Клава. Внешне он ничем не выделял её среди других бойцов. Она всегда жила только со связистками. Но душой крепко был привязан к ней и ни от кого не скрывал своих отношений с Клавой. Я иногда задумывался над тем, как он будет жить после войны. Знал, что Клаву он не оставит. Но не оставит и жену, учительницу-биологичку, которая растила ему маленького Саньку, Саньку-сорвиголову. О нём жена писала ему в каждом письме: как он вырос, какие шалости творит в доме, что спрашивает об отце и войне. Может, как– нибудь и поладят втроём. Ведь после войны не он один окажется в таком положении.

В ту весну мы стояли в Венгрии, на берегу озера Балатон. Наши палатки тянулись изогнутой линией вдоль северного берега, возле кромки леса. Это была и не передовая, и не тыл. Точнее, наверное, вторая линия наступления. На войне не всегда знаешь, сколько линий впереди, до противника. Это был для нас короткий передых. Как и на передовой, мы несли караульную службу. А девчонки роты связи, как и в любом привале, успевали постираться и умудрялись развесить бельё и на палаточных верёвках, и на бечёвках-бинтах, натянутых между хлипкими кустиками, и на толстых, местами побитых осколками, сучьях вековых дубов.

Пахло сырой землёй, порохом и одновременно весной.

В ту ночь, ещё задолго до рассвета, я проснулся от жуткого воя. С головой накрылся шинелью, заткнул уши, а жуткий вой всё проникал ко мне и пронизывал всё моё тело. Жуть берёт. Не мог заснуть. Только на рассвете вой прекратился. Как утром выяснилось, ночью связистка Клава отправилась искать повреждение на телефонной линии. Она была беременна. В темноте споткнулась и ушибла внутриутробного ребёнка. Её перенесли в палатку до отправки в полевой госпиталь. Её давно надо было отправить в тыл, но они всё тянули. Клава считала себя ангелом-хранителем своего возлюбленного и говорила, что без неё «Саник» пропадёт. А он, видимо, тоже не мог оторвать от себя Клаву – вот оба и тянули до самого последнего срока. И вот чем всё обернулось.

Утром капитан Красильников отправил меня к связисткам, где жила Клава. Я осторожно поскрёбся в брезентовую полость-дверь и, услышав внутри шорох, предупреждающе кашлянул и с хрипловатым от утренней сырости словом «разрешите» вошёл в палатку связисток. За походным столиком, с накинутой на почти голые плечи шинелью, из-под которой виднелась нижняя солдатская рубашка с расстёгнутой верхней пуговицей, сидела Екатерина Великая и писала письмо.

В палатке она была одна.

Я обвёл взглядом всё пространство этого временного жилища и понял, что она пришла с ночного дежурства, а подруги ушли на дневную смену. Все, кроме Клавы, конечно. И тут, неожиданно для себя, заикаясь, мой язык начал выдавливать слова:

– Я-я… те-бя…

Но тут запнулся, замолчал, а потом мой язык то же самое попытался выдать другими словами:

– Ты-ы… мне…

Она подняла голову, посмотрела на меня и без насмешки, но строгим голосом, с едва заметным оттенком сочувствия, остановила меня:

– Знаю.

Я увидел её карие, как на Севере говорят, щучьи глаза. Замолк и лишь застенчиво улыбнулся. Как будто какая тяжесть свалилась с моих плеч: значит, знает. Это уже хорошо. Впрочем, не я один, наверное, тайно был влюблён в неё. Именно, тайно. Явно признавались в любви многие. На войне только любят или ненавидят. Это я понял немного позже.

Она перевела взгляд на листок бумаги на столике. Видно, ещё не дописала. Потом снова посмотрела на меня, помолчала и тихо спросила:

– Срочное?

– Нет, – сказал я.

Тогда она указала на пустую коробку из-под патронов, служившую табуреткой. Я молча сел. И боковым зрением, не поворачивая головы, стал наблюдать за ней. И я увидел, как она чуть наклонила голову над листочком бумаги, и мягкая прядь волос, извиваясь плавным овалом, закрыла ей щёку. И она опустила ресницы… И я вспомнил, как она, почти около года назад, впервые появилась в расположении нашего батальона. Во время жуткого обстрела нашей позиции она шла по траншее, не обращая никакого внимания на свистящие пули и рвущиеся мины. И огонь противника, как будто сопровождая её, огненным смерчем отступал перед ней, а вторая огненная лавина-завеса двигалась за ней, не догоняя и не перегоняя. Шла она, словно заколдованная. Я услышал, как два бойца, два бывших студента, разговаривали между собой. Один боец, чуть высунув голову из щели и, удивлённо моргнув, сказал другому: «Смотри, плывёт, как царица!»

Второй боец, глянул на её сторону, выдержал паузу и сказал: «И впрямь, как Екатерина Великая».

«Явление Екатерины Великой», – сказал первый голос.

С тех пор к ней и привязалось это имя – Екатерина Великая. Мало кто знал её по настоящему имени. Екатерина да Екатерина Великая.

Уже после обстрела в штабном блиндаже комбат Красильников перелистывал её документы. Капитан читал и бормотал себе под нос. Я понял, что перед нами радистка с немалым стажем военных путей-дорог. Волховский фронт, Калининский. Первый Белорусский, второй. Первый Украинский, второй. Авиаполк, радиосопровождение истребителей. Наконец комбат отложил её документы, внимательно глянул на нее и своим мягким и ровным голосом слегка пожурил новенькую: «Что же, вы, матушка, не бережётесь?»

Она подняла голову и, снизу вверх, глянула на высокого и слегка сутулящего комбата. А была она небольшого росточка, вся миниатюрная такая. Напоминала свежую упругую ягодку-брусничку, или ягодку-клюквинку. Словом, нашу, северную ягодку. Тут она немного помолчала, а потом сказала: «Моя пуля ещё не отлита».

1
Перейти на страницу:
Мир литературы