Богатые наследуют. Книга 1 - Адлер Элизабет - Страница 25
- Предыдущая
- 25/81
- Следующая
Она бежала вперед без оглядки, задыхаясь от плача – ужас гнал ее все дальше и дальше от дома. Ее маленькая тряпичная кукла была по-прежнему зажата под мышкой – точно так же, как когда-то носил ее саму папочка, в те времена, когда Поппи была еще совсем малышкой. Было еще только половина седьмого утра, и жаркое солнце Сан-Франциско еще не успело иссушить ночную прохладу и свежесть. Сквозь туман и слезы девочка не могла разглядеть шедшего ей навстречу мужчину, пока не налетела на него со всего размаху.
– Ну, ну, маленькая леди, – услышала она спокойный мужской голос, вежливый и уверенный. – Что случилось? Как могла такая крошка оказаться одна на улице в такой час? Босиком и в ночной рубашке?
Взяв ее за руку, он заговорил с ней ободряюще.
– Ничего, ничего, пойдем со мной, все будет хорошо… смотри, твоя кукла не плачет.
Огненно-рыжие волосы Поппи растрепались, лицо ее стало багровым от испуга и истерики. Она слишком долго плакала, чтобы быть в состоянии что-нибудь сказать.
– Все хорошо, малышка, – приговаривал он ласково, гладя девочку по голове. – Ты просто потерялась – и больше ничего. Видишь – вон там полицейский участок. Почему бы нам с тобой не пойти туда и не поговорить с этими милыми людьми о том, как тебе помочь?
Прошло несколько часов, прежде чем Поппи успокоилась настолько, что смогла назвать свое имя. Сержант-полицейский слегка присвистнул.
– Дочка Джэба Мэллори, – пояснил он значительным голосом. Между всплесками кашля и слез Поппи рассказала им, что произошло. Ей дали выпить стакан молока.
– Надо послать кого-нибудь. Пусть посмотрит – вдруг мистер Мэллори уже вернулся домой, – отрывисто произнес сержант.
Но когда часом позже молодой полицейский вернулся, он сказал, что не застал там никого. Мистер Мэллори по-прежнему неизвестно где. Он оставил дом без присмотра, дверь не заперта. Все это очень странно. Разве можно доверять кому-нибудь в такие времена?
Поппи провела всю ночь в полицейском участке. Она спала в забавной для нее небольшой комнатушке с решеткой и большим висячим замком на дверях. Девочка пила лимонад и уплетала разные вкусные вещи, которые полицейские принесли для нее из салуна напротив. Она бы даже радовалась своим новым впечатлениям, если бы не беспокоилась так о папочке.
Когда наконец Джэб ворвался в участок, требуя, чтобы ему вернули его девочку, сержант в недвусмысленных выражениях высказал ему все, что он думает об отце, который оставил совсем одну свою шестилетнюю дочь.
Пробормотав невнятно что-то – мол, это длинная история – Джэб вложил пачку долларовых бумажек в руку сержанта.
– В полицейский пенсионный фонд, – сказал он с улыбкой. Затем он взял Поппи за руку и они вышли на улицу.
– Ну вот и все, дорогая девочка, – сказал он ей, не объясняя, что же все-таки произошло. – Мы переезжаем из этого дома. В конце концов, он слишком большой для нас двоих, не так ли? Может, мы опять поедем за границу. Как ты на это смотришь?
– Монте Карло? – спросила она радостно.
– А почему бы и нет? – ответил он, усмехнувшись.
Поппи вздохнула, прижимая крепко к груди тряпичную куклу. Все было опять на своих местах.
Скандальная история о забытой маленькой дочери Джэба Мэллори, проведшей ночь в полицейской камере, в то время как он играл в покер, о том, как слуги опустошили его дом и ушли, потому что он не платил им жалование в течение нескольких месяцев, мгновенно облетела весь Сан-Франциско. Без конца муссировались слухи, что Джэб пустил по ветру все свои деньги. Имя Мэллори было у всех на устах на каждом званом обеде, в каждом салуне и баре во всем городе.
Джэб и Поппи сидели тихо вместе в большом, тихом, неказистом доме, избегая всех. Поппи думала о том, как чудесно, когда папочка всецело принадлежит ей, хотя ей было и странно, что никто не приходит прибираться у них в комнатах. Джэб без конца откупоривал бутылки шампанского – из тех, что еще оставались от его некогда огромных запасов. Он пил и пил, в промежутках поджаривал яйца, варил их вкрутую, всмятку, в мешочек… пока Поппи не стала жаловаться, что не может больше взять в рот ни одного яйца. Тогда он соорудил непонятное блюдо из картофеля и ветчины. Все это было очень странно, но забавно.
Однажды утром, неделю спустя, раздался оглушительный стук в дверь, и свирепого вида человек вручил Джэбу какой-то листок бумаги. Поппи с удивлением наблюдала, как папочка пытался всучить эту бумажку назад пришедшему, но тот только отступил на шаг.
– Эта, как вы ее называете, бумажка – из суда, мистер Мэллори, и лучше бы вам не игнорировать ее. На вашу собственность официально претендует мистер Бад Мэйхью в счет уплаты вашего карточного долга. Очень сожалею, сэр, но это так.
Взяв Поппи за руку, Джэб пошел наверх упаковывать вещи. Несколькими часами позже они стояли на улице с чемоданами и сундуками, сложенными горкой. Джэб закрыл большую дубовую дверь накрепко и положил ключ в карман. Затем он отыскал кэб и велел извозчику везти их на пристань. Они отправлялись на пароме в Санта-Барбару.
Еще чуть позже, уже на палубе, Поппи в изумлении смотрела, как Джэб достал ключ из кармана, долго его рассматривал, а потом резко швырнул в воду, молча наблюдая, как он тонет.
– Все в порядке, моя девочка. Все хорошо. Все хорошо, – проговорил он с усмешкой. – Еще не все потеряно. Еще многое осталось. Все, что мне нужно – это немного удачи. У нас еще есть источник дохода. Мы вместе – ты и я, ведь так? И у нас все еще есть половина ранчо Санта-Виттория!
ГЛАВА 11
Франческа Ринарди была красива той холодной классической красотой, которая вызывала благоговейный трепет и уважение. Ее ухоженные белокурые волосы, безукоризненные черты лица, прекрасный рост и великолепная фигура сделали ее непревзойденной в своей профессии – парижской манекенщицы. Ее надменная улыбка казалась еще более высокомерной, отражаясь в бледно-зеленоватых зеркалах, освещенных ярким светом хрустальных светильников салонов Диора и Бальме.
– Манекенщицы были совсем иными до появления мини-юбок в шестидесятых, и вообще многое изменилось, – часто говорила она своей дочери Арии. – Лучшие из них были подобны членам королевской семьи – холеные и безупречно одетые. Мы вращались только в лучшем обществе; для остальных же мы были недостижимой мечтой.
Она только умалчивала о том, что ее отец был бельгийским бакалейщиком в деревушке недалеко от Льежа, а мать была пышнотелой, румяной крестьянкой. Франческа вычеркнула их из своей жизни в тот день, когда навсегда покинула три скромные комнаты родительского дома, расположенные над бакалейной лавкой, и отправилась в Париж, чтобы сделать там себе карьеру. Она не задумываясь истратила с трудом заработанные родителями деньги, которые они дали ей с такой гордостью и любовью, купив место в вагоне первого класса парижского поезда. Она хорошо понимала, что не встретит никого из тех, кто представлял бы для нее малейший интерес, в вагоне второго класса, и ее ставка не принесет ей выигрыша. Она не ошиблась в расчетах. Мужчина средних лет, который помог ей управиться с багажом, оказался владельцем фабрики по производству тканей, преимущественно шелковых, из Комо. Выяснилось, что он имел важные знакомства у Диора.
Дальше все было просто. Франческа придумала для себя новую историю, сказав, что она – единственная дочь сельского сквайра, недавно умершего. Она не собиралась больше иметь никаких дел со своей настоящей семьей. Она больше не хотела ничего знать о родителях – словно они действительно умерли.
Франческе было двадцать шесть лет, когда она встретила Паоло Ринарди на одном из званых вечеров в Париже. Всякий раз, когда она обегала глазами комнату, она ловила его взгляд, устремленный на нее, пока в конце концов не спросила одного из приглашенных, кто этот человек.
– Это – Паоло Ринарди, – ответили ей. – Барон Ринарди. Его семья принадлежит к числу самых древних и знатных родов Италии. Он – владелец одного из самых великолепных палаццо в Венеции.
- Предыдущая
- 25/81
- Следующая
