Придворные памфлеты (СИ) - Шу Саша - Страница 2

И я даже и представить себе не могла, как же эта её идея перевернёт все мои невинные представления о мироуcтройстве и жизни с ног на голову!

— Идите сюда, мадмуазель Софи, — позвала меня к себе в свою маленькую комнатку Мими, и я с горящими глазами стала рассматривать разложенные на её туалетном столике парики, пудреницы и разные хрустальные флакончики с каким-то неведомыми ароматами и притираниями.

Но хорошее воспитание ни за что не позволило бы мне притронуться ни к чему в комнате.

— Нам нужно с вами переодеться, — предложила мне Мими, доставая из сундука и раскладывая передо мной простой деревенский сарафан! И откуда он только у неё взялся?

Но я не стала задаваться ненужными и пустыми вопросами, и повернулась послушно к Мими спиной, чтобы она помогла мне расшнуровать мой корсет, как делала до этого каждый день.

— Прошу прощения, мадмуазель Софи, но, боюсь, вам придётся снять и корсет, — весело прощебетала Мими, и я вся залилась пунцовой краской.

Как?! Выйти из дома без корсета? А как же тогда…

— Это просто необходимо, мадмуазель, — строго добавила Мими, словно в очередной раз уговаривала меня съесть ещё одну ложечку противного мясного бульона, который я просто ненавидела. — Простые крестьянки не носят корсетов. И панталон, — задумчиво добавила она, и тут я в ужасе распахнула глаза.

Ну уж нет! Без корсета ещё можно себе представить, но чтобы без панталон! Тогда эта затея точно не для меня!

— Впрочем, панталончики пусть остаются на вас, — милостиво разрешила она. — Через юбки всё равно не будет ничего видно.

И вот, спустя полчаса, мы, переодетые простыми крепостными девками, уже спускались по чёрной лестнице нашего дома, чтобы прокрасться через заросли терна и малины к дальней калитке нашего густого сада. Мои волосы Мими предусмотрительно распустила, и повязала поверх цветастый платок, и я, взглянув на себя в зеркало, буквально не узнала себя: на меня смотрела не дворянка Софья Пушкина, а какая-нибудь Марьюшка или Фроська.

Я прыснула в кулачок, представив, как кто-то меня окликает:

— Эй, Фроська! А принеси-ка холодного кваску из погреба! — и я, согнувшись в почтительном поклоне, подаю своему батюшке на подносе крынку и запотевшие бокалы с его любимым грушевым квасом. И он меня совершенно не узнаёт!

И вот сейчас мы идём по просёлочной дороге, и мадмуазель Мими даёт мне наставления:

— Только прошу вас, мадмуазель Софи, умоляю, ни с кем не разговаривайте по дороге и не смотрите никому в глаза, чтобы не выдать нас! Слушайте, и делайте то, что я вам скажу, и тогда вы сегодня получите ответ на свой вопрос…

Возбуждённая и крайне взбудораженная её обещаниями дать мне все ответы на все волнующие меня вопросы, я согласилась на все её условия, и быстро поспевала за ней по дороге. От быстрой ходьбы я раскраснелась и мои волосы выбились из-под туго затянутого под подбородком платка, но я вся горела от предвкушения, что скоро узнаю величайшую для себя тайну.

За всеми своими девичьими думами, я не сразу поняла, что мы подходим к старой заброшенной мельнице на пригорке, которую я часто видела из окна нашего экипажа, когда мне приходилось куда-нибудь выезжать по делам с маменькой, и на которой, конечно же, мне никогда не доводилось бывать прежде, потому что я не могла появляться нигде одна без маменьки или своей служанки, и уж тем более с таком более чем престранном виде.

Но скорейшая моя свадьба и мои тревоги так разбередили меня, что я в первый раз в жизни ослушалась своих добрых родителей.

Было полуденное самое жаркое в деревне время, когда все работы на полях ненадолго затихают, чтобы крестьяне перекусили и немного отдохнули в тени деревьев, чтобы снова через час продолжить свои насущные труды.

— Сюда, — шёпотом сказала мне Мими, и я тихо, как мышка, проскользнула за ней в приоткрытую дверь мельницы. — А теперь, притаитесь, и ждите, — ещё менее слышно прошептала мне Мими. — И помните, что чтобы вы не увидели и не услышали, вы должны хранить полное молчание, чтобы не выдать нашего с вами присутствия, — ещё раз строго напутствовала она меня, и мы стали забираться с ней по приставной деревянной лестнице на палати, где, по всей видимости, раньше был склад муки и зерна.

Я не знаю, сколько прошло времени: пятнадцать минут, а может быть, и целый час, но я помню, что я даже немного задремала после нашей такой энергичной прогулки на полуденном солнце. А в прохладном и полутёмном помещении мельницы меня сморило, и мои глаза стали слипаться…

Проснулась я от того, что услышала тихие голоса где-то внизу и, всматриваясь в полумрак, через какое-то время разглядела три фигуры посреди просторного помещения мельницы. Это были два здоровенных деревенских парня в рубахах и шароварах и наша дворовая девка Глашка. Я в изумлении посмотрела на Мими, но та лишь прижала свой указательный палец к губам, и я вспомнила все её наставления, и вжалась ещё дальше и глубже в стену позади меня…

Но по мере того, как я вглядывалась в волнующий меня полумрак заброшенной мельницы, тем больше округлялись мои глаза от ужаса. И от какого-то другого чувства, которое я пока не могла понять и определить.

Недолго думая, один из мужиков приспустил свои штаны, приподнял льняную свободную рубаху, и я увидела, как из-под её края высовывается что-то очень странное, похожее на дубинку… Или красную палку, с закруглённым концом, которую этот парень придерживал своей правой рукой. И только внимательно всмотревшись, я сумела разглядеть, что эта дубинка росла прямо из этого мужика! Из самого низа его живота, оттуда, где чернели и кучерявились чёрным барашком его волосы.

Глашка встала на колени, и вдруг начала обхватывать своими губами эту самую дубинку, а мужик только сильнее и сильнее заталкивал её ей в рот, прихватив её на волосы на затылке! Я совершенно не понимала смысла всех этих более чем странных действий, но тут вдруг я с удивлением обнаружила, как у меня сладко заныло внизу моего собственного животика от увиденного, и я испугалась, уж не поразил ли меня какой-то неведомый мне ранее недуг!

Но помня наставления Мими, я всё-так же тихо сидела и наблюдала за всем происходящим.

Тем временем движения бёдрами мужика всё ускорялись и ускорялись, и я поражалась, как его огромная дубинка умещается у Глашки во рту, и как она не задыхается от такого большого устройства. Но Глашка только мычала в ответ, и я заметила, как её руки потянулись под рубаху, и достали из-под неё какой-то странный мешочек, который она стала перекатывать и словно ласкать в своих ладонях. И тут я поняла, что и этот мешочек принадлежал мужику, так же, как и его красная большая палка, выросшая прямо из живота, которую он сейчас вставлял и вытаскивал попеременно изо рта девки.

Тем временем второй парень, наблюдая за всем происходящим, тоже ослабил пояс на своих штанах, и я увидела, что и у него есть такая же красненькая налитая палочка, только ещё толще и длиннее, чем у его компаньона!

И теперь он, обхватив её туго ладонью, водил по ней зачем-то вверх-вниз, вверх-вниз. И по всей видимости, это доставляло ему величайшее наслаждение, потому что он начал стонать и прикрыл даже глаза от удовольствия.

Я в первый раз смотрела на эти странные мужские отростки, и они смутно волновали меня, и я даже на миг представила, каково это облизывать их и пробовать на вкус. Я во все глаза смотрела на Глашку, которая, не выказывая никаких признаков недовольства, продолжала обсасывать и облизывать предложенное ей угощение.

Тем временем я с тревогой заметила, что мой недуг усилился, и что внизу живота у меня словно запылало жаркое пламя, растекаясь дальше вниз по моим бёдрам и остальным членам… Сладкая истома и слабость накатили на всё моё тело, и тут я вдруг со стыдом поняла, что мои тонкие шёлковые панталончики под моим сарафаном намокли, и я как будто обмочилась! Неимоверный ужас и чувство стеснительности испытала я от одной этой мысли.