В змеином кубле (СИ) - Ружникова Ольга - Страница 7

Что скажет Анри? Ну, кроме упоминаний Эстелы?

Что всё безнадежно? Что у любви пленного эвитанского гладиатора и квиринской рабыни будущего нет и быть не может? Только смертельно опасное настоящее.

Нет, Тенмар сказал бы не это. Что Конрад подвергает опасности не столько себя, сколько возлюбленную. Гладиатору за связь с чужой рабыней не грозит ничего. А вот рабыне — если хозяин проведает… И если он ревнив.

Ревнив ли Кровавый Пес, Конраду не известно. Но вот жесток — об этом в Сантэе любая собака брешет и кошка мяукает. Причем, в отличие от людей, животные даже брешут правдиво.

А дом будто вымер. Нет, понятно — траур, хозяин скопытился. Неизвестно, кому теперь все достанутся.

Эстела правда говорит, что их вообще могут казнить. Но не настолько же дики нынешние времена. Да и нравы. Даже в Квирине. Хвала Творцу, такие, как Ревинтер и Регентский Совет, — исключение, а не правило. Потому что должны быть исключением. Иначе жить станет совсем уж тоскливо. Сейчас же не век людоедов и дубин.

Да и прежде… Люди во все времена были примерно таковы, как сейчас. Всегда растили детей, защищали семью и родную землю. Всегда заботились о близких. И ни в одну эпоху не были поголовно бесчестными злодеями и разбойниками. Иначе давно перебили бы друг друга и вымерли.

Не то чтобы Конрад верил в баллады о благородных рыцарях и прекрасных дамах. Или в Золотой Век. Но в дикарей, что убивают, грабят и насилуют всё, что движется и не успело убежать, верится еще меньше. Люди всегда оставались людьми, а подонки — подонками.

А если действительно всем грозит казнь? Ничего, Эверрат всё равно собирался забрать с собой Елену! Вытащив заключенных банджарон, спасители уже нарушают закон — мама не горюй. Так что семь бед — один ответ.

3

Повезло им буквально сразу. Дом вовсе не вымер. Не успев отсчитать и пяти шагов по коридору, Конрад заметил вихрастую голову. Выглядывает из-за какой-то древнющей статуи. Анри определил бы, чьей. А Эверрату без надобности.

И тут же выяснилось: заметил не только он. Кевин шел первым — с абсолютно равнодушным, непроницаемым видом. Именно так и прошагал мимо малолетнего шпиона. И с той же рожей ухватил его за изрядный клок буйной гривы. Другая рука споро зажала жертве рот. Не дернешься.

Кевин всегда — обманчиво рассеян и медлителен. И стремительно быстр — когда надо. Конрад не раз и не два побеждал молчаливого Контэ на тренировках. И даже не сомневался, что в бою проиграет в двух случаях из трех.

Вот и уже знакомая темная комната. Одна из многих.

— Тихо, мы — друзья Азы и Ристы, — прошептал Кевин в самое ухо мальчишке. — Мы не хотим никому зла. Но если будет нужно — нам придется тебя связать. А перед этим ударить — сильно. До потери сознания. А силу я могу и не рассчитать. Такое бывает. Ты этого хочешь?

Мальчик мотнул головой. Впрочем, страха в шальных черных глазенках нет и в помине. Да и с чего бы? В сравнении с таким хозяином меркнут любые разбойники с большой дороги. И даже иноземные гладиаторы.

Контэ освободил пленнику рот.

— Что я — придурок, нормальных людей сдавать? — возмущенно зашипел юный раб. Или кто он там? То есть тут. — Вы — друзья Азы и пришли ее спасать, а я вас — преторианцам или управляющему? А в морду за такое не хочешь?

— Ладно, ладно, герой. Прости, не за того приняли, — примиряюще усмехнулся Кевин. Сказавший за последние минуты свою недельную норму.

— Я проведу вас к банджаронкам, — шепотом завзятого шпиона или проводника пообещал мальчик. — Только они не в доме. Их во флигеле заперли. Отсюда туда не попасть — там эти шакалы стоят, зубами клацают.

Милое определение сантэйской стражи. Или шустрый ребенок так преторианцев приласкал?

— Идем, я проведу, — юный герой ловко вывернулся из рук Кевина. Юркой лаской.

Впрочем, не ослабь Контэ хватку — змеи с две бы у парнишки получилось. Да и у кого посильнее.

Мальчишка бодро зашагал на шаг впереди. Даже не пытаясь удрать. И тут же обернулся:

— Тут надо в окно вылезти, — пояснил он шепотом. — Я покажу, где веревка. Вы все ловкие — спуститесь. Только через двор осторожнее — там тоже шакалы. Но особо не бойтесь: эти — уже сытые.

Чего? Похоже, что-то Конрад понял не так. Но не переспрашивать же.

И ветреница-луна опять скрылась. Двора толком не видно.

— Ты имеешь в виду каких-то животных? — невозмутимый Кевин лишними сомнениями не страдает.

— Так шакалов — я же сказал, — невозмутимо пожал плечами мальчик. — Так-то они — собаки. Но кто же падалью питается, кроме гиен и шакалов? И грифов еще. Но грифами их не назовешь — они же не птицы.

Чудесно, тут еще и злобные собаки без привязи бегают. И с чего это они «питаются падалью»? Здесь их еще и не кормят — чтобы злее были?

И главное — где подобную «пищу» берут⁈

И сколько статуй может вместить один отдельно взятый особняк сволочного патриция? Чтобы за ними хватило места всем шпионам? А заодно и залезшим в окна верным друзьям похищенных банджарон? Вместе с юрким проводником? Странно, что тут рабы не удирают ежедневно.

А у Конрада скоро в глазах зарябит от мрачно белеющего в полутьме древнего мрамора. Будто все они — на самом деле живые. Просто обращены в безмолвный камень. И теперь наблюдают за более счастливыми. За живыми. Кто с сочувствием, кто — с простым любопытством, а кто и с жадной завистью. Мечтают занять их место. Вновь вернуть человеческий облик.

Спятил⁈ Кор одернул себя чуть не вслух. Отродясь не был суеверным болваном! То есть, конечно, болваном-то — это запросто. Что есть, то есть. Но вот верил он в одного Творца и голубей Его с агнцами. Да и то — не слишком истово и фанатично.

Темный бы побрал эту Квирину! Всё-то здесь не по-человечески.

— В это окно. Потом — через задний двор. Стражи там нет, только шакалы.

— А они — сытые, — не выдержав, съязвил Конрад.

— Те, что на улице, без приказа не бросятся, — серьезно, без улыбки заметил мальчик. — Они падаль жрут. А преторианцы про приказ не знают. Им управляющий не донес. Решил себе оставить козырь в рукаве. Мало ли что? Вдруг его тоже казнить захотят? Он ведь вольноотпущенник. А мы — не дураки, чтобы себе вредить. Это те, которые в доме, на всех кидаются.

— Но тоже шакалы? — всё так же невозмутимо уточнил Кевин.

— Так тоже людей жрут, — пожал тощими плечами мальчишка.

А вот это уже новость! Всем новостям новость. То ли хохот, то ли плач.

Уточнить, что парнишка называет «падалью», или и так уже ясно? И удобно — умерших (и убитых хозяином) рабов хоронить не нужно. И теперь ясно, почему здесь даже дети не умеют улыбаться.

Хорошо, что Конрад ел очень давно. Здесь избавляться от содержимого желудка негде. И некогда.

А девчонки — явно покрепче его. Ни аристократичная Элгэ, ни Эста даже не поморщились. Не говоря уже о Кевине. Ему, кажется, вообще без разницы, о чём говорить.

Так нечего быть самым чувствительным в компании, Эверрат! Ты же не зеленый Серж Кридель — только-только из родительского поместья.

Конрад вздохнул поглубже. Кажется, отпустило. Уже лучше. Жить можно.

А про казнь, значит, правда! И, похоже, это — новость не только для Кора. Вон как Элгэ кулаки сжимает.

Двор. Вот внутренние дворы в Сантэе подкачали. Простой песочек. Как на арене. Причем — грязный, серенький.

Даже в дедовском гнезде были плиты. А ведь дед — не герцог. Да и граф — не из самых богатых.

Зато — попробуй выскочи из окна родного особняка. А тут — прыгай, не хочу. Не то что тренированный офицер — нежная барышня ногу не сломает. Если, конечно, в юбках не запутается. Или нога на каблучке не подвернется.

Вот так-то лучше. Думай о дамских юбках, дамских ножках — хоть о дамском белье. Только не о…

— Здесь осторожнее. Тут шакалье бегает. А они хоть и обожрались вдоволь, а всё же при них лучше лишний раз не дергаться. Мало ли…

— Чудесно!

Вообще-то собак Конрад любил. Равно как коней и кошек. Но то нормальных зверей, а не… тех самых. Которые здесь.