По слову Блистательного Дома - Гаглоев Эльберд Фарзунович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/118
- Следующая
И в голове, с уже привычной истеричностью, ворочался вопрос: «Где я был?». Ведь в памяти не осталось ничего из того, что произошло за сутки, пока я отсутствовал. Ничего.
Наконец насытился. С удивлением оглядел груды опустошенных тарелок, мисок, банок. Жить стало легче. На сытый желудок действительность воспринимается приятнее.
– Ну спасибо. Теперь я могу разговаривать. Пойдем в дом.
Расположились мы в зале.
– Ты где был, Илька? – сурово поинтересовалась уже успокоившаяся половина. – Мы чуть с ума не сошли. Вышел на улицу – и нет тебя, и нет. Андрюха вышел за тобой, потом прибежал. Андрия позвал. Возвращаются – пропал, говорят. Я так испугалась. Ребят вызвонили, весь парк прочесали. Нет. Нигде нет. Я уже что только не подумала.
– Удивил ты нас – что говорить, – сообщил Андрий. – Хорошо хоть, вернулся. А я ведь не узнал тебя. Да и сейчас не совсем узнаю. Другой ты какой-то стал. Оброс. Пузо куда дел?
– Да что ты говоришь? Не узнаю. Я его сразу узнала.
– Тебе виднее.
– Только, Илька, что с тобой, правда? Волосы, одежда какая-то странная, украшения. Ты где был?
– Не помню я ничего. Совсем не помню. Где был? Как был? Что делал? Не помню, – стянул я с головы венец, бросил его на столик. Глухо задребезжало.
– Крутая штука, – подхватил украшение Андрюха.
Вот кому было все равно – где, как, когда. Главное, здесь уже. Вернее друга, чем этот казачий сын, у меня не было, нет, да и не будет никогда.
– Что пристали к человеку? Не видите – не в себе он. Разберется – сам скажет. Ты вообще хоть что-нибудь помнишь?
– Как из «Салян» вышел – помню. И как утром в парке проснулся, помню. Уже вот в таком виде, – развел я руками. – Да, Андрий, позови еще пару ребят. В дом чужих не пускать.
– Сделаю.
– Не сиди. Делай.
Он недовольно нахмурился. Хороший человек Андрий. Строптивый только.
– В доме и так четверо. – И предусмотрительный. Добавил: – Андрюхины. Муха без спроса не пролетит.
– Андрюха, дай посмотреть, – не сдержала любопытства половина, протягивая руку к странному украшению.
– Постой. На вот лучше тебе.
И я поволок из-за пазухи предусмотрительно упрятанное туда ожерелье. А вот с венцом странная штука получилась. В машине я его снял. Когда надел? Наверно, когда из багажника трофеи доставал. Да так и оставил. Странно. Мне вообще-то и шапка мешает. А тут на такую тяжесть и внимания не обратил. И дети не тронули.
От размышлений оторвала тишина, воцарившаяся в помещении. Все, не отрываясь, смотрели на добытое из-за пазухи сокровище. А мне вот почему-то потребовалось усилие, чтобы осознать это ожерелье чем-то иным, чем украшение. А ведь действительно, похоже, хороших денег стоит. Весьма хороших. Увесистая такая вещица. Не по виду. Золото, серебро, камней многоцветье.
– Как красиво, – протянула супруга. Приняла. Тонкую руку утащила вниз тяжесть украшения. – Ой, тяжелое. Это что, золото? Как много. Пойду, примерю.
Встала, ушла в спальню. Из-за двери раздался громкий вздох.
– Ильхан, ты бы сначала оценил его. А то вдруг такое дорогое окажется, что с головой снимут, – присоветовал Андрий.
Странный он, этот добродий со Львовщины. Во многих вещах не хуже профессора разбирается. Вот и сейчас. Я только начал калькулировать, а он, похоже, уже и оценил, и взвесил, и продал. Во тьме его прошлое. Никто о нем ничего не знает. Пять уже лет как со мной рядом стоит, а кто он, откуда – ничегошеньки не знаю. Но верю этому человеку. Сильно верю.
Познакомились мы с ним смешно. Как в кино. Я тогда еще не женат был. Поехали мы как-то с Андрюхой на речку. Барышень взяли. Выпить, закусить. Сидим. Речка шумит. Листья шелестят. Мясо на углях шипит. Девицы кокетничают. Мы пьянствуем потихоньку, да и они от нас отстать боятся. Красота и взаимопонимание. Один Андрюхин бодигард тверез. Бдит.
А недалеко от нас сугубо мужская компания гуляет. Не люблю я такие соседства, но они попозже приехали и расположились. И мы им, видно, напротив, понравились. Неудивительно, с нами шесть дам, одна другой лучше.
А компания веселилась угрюмо. Мрачные такие мужчины. С войны, наверное, приехали. Тогда по всему Кавказу войны гремели. А у нас спокойно было. Вот эти солдаты удачи и повадились к нам на отдых ездить.
Какой тогда Андрий повод выбрал, чтобы к нам подойти, я не помню. Приняли мы его как положено. Бокал подали, к столу пригласили. А он не чинился, выпил, сел, поболтал о пустяках, пару анекдотов траванул. Хороший человек. Только глаза грустные.
– Смотрю я на вас, – говорит, – и люди вы хорошие.
– Да мы и так хорошие, даже когда ты на нас не смотришь, – отвечаем.
– И обижать вас не хочется, – добавил.
Засмеялись мы. И он засмеялся. Точно, приезжий. Наши знают – нельзя людей обижать – обидятся. А мы с Андрюхой молодые были тогда и очень обидчивые. И качество это наше было широко известно.
– А не хочется – так ты и не обижай, – предложил Андрюха.
Но тот пропустил идею мимо ушей.
– Трое вас, – говорит, – а девушек шестеро. Мы так совсем одни. Несправедливо, – пригорюнился. – Давай так и сделаем. Пусть три девушки с вами останутся, а остальные к нам пойдут. Вы как, девушки, согласны?
Точно, приезжий. Даже не понял, как близко к нему смерть подошла. Стоит. Улыбается. Косу гладит. И этот пень сидит, улыбается. Ну мы ему тоже улыбнулись. Восток. А убивать нехорошо – гость. С нами один хлеб кушал. Да ладно. Отойдет на пяток шагов. И перестанет быть гостем. Мертвым наемником станет.
А дружки его уже терпение потеряли, на нас смотрят, на девушек, по-волчьи так смотрят. Думают, как делить будут. Я еще про себя смеялся тогда. Они, наверное, думали, что очень страшно выглядят. У Сашки под курткой автомат немецкий. Хеклер-Кох называется. У Андрюхи за поясом два ТТ было. Ну и я за город голый не поехал.
– Куда торопишься, гость дорогой? Посиди, поешь. Вот виноград американский попробуй. Очень вкусный.
Как не пошутить с хорошим человеком? Я взял большую кисть винограда и протянул ее грустноглазому. Он взял ее. Удивился заметно. Наверное, не так, с его точки зрения, должен себя вести человек, которого таки напугали. А себе я взял яблочко. Люблю яблочки. Меня так в детстве папа называл. А потом душегубы в Приднестровье, Таджикистане, Сербии. Много где. Везде по-разному. Но яблочко. А все потому, что любил этим самым плодом в лоб несимпатичных людей бить. Если сорт соответствующий выберешь, то эффект не хуже, чем от кулака, а то и лучше. И руки не болят. Крови опять же нет. Только сок яблочный.
Яблоко хорошее оказалось. Турецкое. С русской фамилией Семиренко. И крепкое.
Хотел проучить я этого человека. А вышло – спас.
Когда ему яблоко в лоб заехало, кто-то в спину ему выстрелил. И если бы его не отбросило назад, пуля пробила бы его сердце. А так не попала.
Эти ребята, похоже, не только нам одним не нравились, потому что одновременно с этим, прямо посреди кружка приятелей этого сокрушенного яблоком, в небо взлетели два дымно-огненных цветка и расшвыряли любителей чужих девушек. Осколки взвизгнули мимо нас. К счастью, никого не задели. Мы, конечно же, грамотно попадали под стол, но невидимый агрессор больше никаких признаков жизни не подавал.
Наш гость оказался ранен. Тяжело, но не смертельно. А поверхностный осмотр разбомбленных давал серьезные основания полагать, что им наша помощь не понадобится.
Мы быстренько убрались оттуда, но раненого прихватили. Полгода он провалялся. Потом оказалось, что ехать ему некуда. А потом он продемонстрировал качества, абсолютно незаменимые при выполнении поручений деликатного свойства. Так и прижился.
Из-за дверей показалась супруга в синем бархатном платье, поверх которого лежало ожерелье. Красиво. Хотя лицо было немного напуганное.
– Ты знаешь, мама говорит – камни настоящие.
Мы переглянулись. Если эти булыжники настоящие, то страшно было представить, сколько стоит эта красота.
- Предыдущая
- 6/118
- Следующая
