Грешная одержимость (ЛП) - Торн Айви - Страница 57

— Кто они? — Спрашиваю я, впервые внимательно изучая лица на его татуировке.

Поначалу они казались почти призраками, судя по тому, как их лица поднимаются из клубящегося дыма дизайна рукавов. Но когда я присмотрелась, я обнаружила, что они почему-то кажутся мне очень знакомыми.

— Моя семья. — Говорит он, поворачивая руку, чтобы показать лицо пожилой женщины, стоящей ближе к его плечу, с тремя мужскими лицами, похожими на него, хотя и гораздо более мягкими, и молодыми.

— Твоя мама и братья? — Спрашиваю, отмечая явное отсутствие отца.

— Да. Мои братья — Матвей, Левин и Александр. Это помогает мне держать их рядом. — Объясняет он, пока я прослеживаю тонкие линии их черт.

— Красиво. — А черно-белые чернила напоминают мне фотографию Ефрема, висящую в художественной галерее. Подняв подбородок, чтобы посмотреть на то же поразительное лицо надо мной, я спрашиваю: — Тебе понравился вчерашний сюрприз?

Изменение незначительное, но я чувствую, как Ефрем слегка напрягается, вызывая неприятную дрожь по моему телу. Но он улыбается, глядя мне в глаза.

— Понравился. Ты очень талантлива, Дани. Я горжусь тем, что ты заняла такое почетное место на витрине.

Моя интуиция покалывает, подсказывая мне, что он сдерживается, и я сажусь лицом к нему, а мое сердце бешено учащается.

— Но? — Нажимаю я.

— Без «но», — уверяет он меня, хотя его глаза следят за рукой, когда он проводит ею вверх и вниз по моей руке, пытаясь успокоить меня.

— Нет, что-то есть. Что? — Требую я, отстраняясь, когда мой желудок начинает сжиматься, моя защита взлетает. После того, как я отказалась от своей семьи ради Ефрема в надежде, что смогу жить честной, открытой жизнью, мне не нравится мысль о том, что он разыгрывает для меня представление. Даже если это маленькая невинная ложь, потому что он не хочет признавать, что фотография ему не нравится.

Вздохнув, Ефрем садится, нахмурив брови.

Между нами повисает тишина, пока он, кажется, собирается с мыслями, и это усиливает мое беспокойство. Потому что, должно быть, это не такая уж мелочь, если ему трудно мне рассказать. Наконец он поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, и сомнение в них одновременно шокирует и беспокоит меня.

— Я чувствую, что совершил ошибку, — признается он, заставляя мою кровь стынуть в жилах, поскольку мой разум автоматически приходит к худшему из возможных выводов…

Он ошибся со мной.

— Когда я с тобой, моя бдительность ослаблена. Ты… очаровательна, Дани. И мне кажется, что мир вокруг меня исчезает, когда ты рядом.

Эти слова звучат опасно близко к признанию в любви. И они заставляют мое сердце трепетать. Они легко могли бы быть романтическими, если бы он не исповедовал их, как грешник, идущий к осуждению.

— Но я упускаю из виду то, что важно, потому что все, о чем я могу думать, это то, что ты принадлежишь мне. — Говорит он своим глубоким, акцентированным извиняющимся голосом.

— Что это вообще значит? — Спрашиваю я, чувствуя, как мир снова приближается ко мне, и мое дыхание внезапно становится болезненным.

— Я подвел Петра и мог навредить его семье из-за своей вчерашней неосторожности. Я должен был быть доступен, если я им понадоблюсь, но я был здесь, с тобой, настолько потерянный в своих эгоистичных желаниях, что не ответил на звонок.

Ледяной адреналин хлынул по моим венам, когда я отстраняюсь, чувствуя, что вина ложится прямо на мои плечи. Но Ефрем еще не закончил.

— И теперь я — причина, по которой ты не в ладах со своей семьей. Мне не нравится это.

Агония на его лице режет ножом, и в одно мгновение я в ярости. Потому что всего несколько дней назад он разозлился на меня за то, что я не отнеслась к этому как к настоящим отношениям, за попытку сохранить его в секрете. И теперь, когда я выступила ради него, показал миру, что он для меня значит, он отступает.

— Ты, черт возьми, шутишь? — Взрываюсь я.

— Дани…

Ефрем тянется ко мне, но я отдергиваюсь от его прикосновения и в мгновение ока вскакиваю с кровати.

— Нет, серьезно. Я только что отказалась от своей семьи, потому что тебе не нравилось, что с тобой обращаются как с секретом. Я понимаю это. Я понимаю, почему ты хотел, чтобы я взяла на себя обязательства или решила не делать этого. Но я говорила тебе, насколько серьезно моя семья относится к нашему имиджу. Я говорила тебе, что они не поймут, и теперь, когда я сталкиваюсь с последствиями, ты хочешь чувствовать себя плохо?

Вина, отражающаяся в чертах лица Ефрема, вбивает гвоздь в цель.

— Я просто хочу все исправить. — Говорит он, его взгляд мучителен. — Это моя вина. Я не должен был…

— Знаешь что? Нет, я не хочу делать это прямо сейчас, — заявляю я, комок в горле душит меня и вызывает слезы на глазах. Потому что меня очень расстраивает то, что он может подумать, что все не так, когда я наконец почувствовала, что он прав. Время, проведенное с ним после посещения художественной галереи, подарило мне одни из лучших моментов в моей жизни. Мне нравится быть с Ефремом. Он придает моей жизни смысл и заставляет чувствовать себя хорошо.

Поэтому услышать, как он говорит, что хочет это исправить, кажется грубым предательством. Не говоря уже о том, что я до полусмерти боюсь, что он собирается уговорить себя расстаться со мной. Кроме того, меня глубоко задевает то, что он думает, что именно из-за меня он пропустил звонок Петра. Это была случайная ошибка, которую он совершил, и я вряд ли считаю справедливым добавлять эту вину к нашим отношениям.

В одно мгновение счастье, которое я построила в своей голове, рушится вокруг меня, и я возвращаюсь к реальности. Он не хочет ответственности за мое решение больше, чем я хотела его принять изначально. И что теперь мне делать?

Ползти обратно к родителям, потому что Ефрем не может определиться?

Я так не думаю.

Ворвавшись в гостиную, я хватаю свою одежду и начинаю одеваться.

— Дани, остановись. — Говорит Ефрем, следуя за мной, натягивая свои боксеры и готовясь к ссоре.

— Я не могу сделать это прямо сейчас, — заявляю я, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.

— Пожалуйста, позволь мне попытаться объяснить, — мягко говорит он.

Он снова тянется к моей руке, но я отшатываюсь.

— Тебе не обязательно, — рявкаю я, направляясь к двери. Я не глупая. Я понимаю. Что, ты думаешь, я не осознаю, какой вес несет членство в политической семье? Довольно хреново, когда твой выбор может напрямую повлиять на чью-то жизнь, не так ли?

Я знаю, что это удар ниже пояса. Даже я не знала, насколько сильно мои действия повлияют на мою семью. Я, конечно, не ожидала, что мой отец решит отречься от меня. Но почему-то в десять раз больнее слышать, как Ефрем отступает теперь, когда он знает цену нашим отношениям.

Как будто он не уверен, что оно того стоит. Хотя я та, кто должен за это платить.

— Не уходи, — умоляет он, прижимая руку к двери и закрывая ее в тот момент, когда я начинаю ее открывать, фактически заманивая меня в ловушку.

— Мне нужно прочистить голову, — заявляю я, мои губы образуют решительную линию. — Уйди с моей дороги, Ефрем.

Он колеблется, его глаза всматриваются в мое лицо, ради чего, я не знаю. Но какой бы ответ он там ни нашел, он вздыхает. Затем он опускает руку и отходит от двери, позволяя мне уйти.

Мое сердце сжимается от покорности на его лице, и я задаюсь вопросом, не решил ли он, что лучше меня отпустить?

Эмоции сплетаются в клубок, я бегу, и едва успев дойти до лифта, с глаз начинают падать неконтролируемые слезы.

31

ДАНИ

Небо темнеет, когда я открываю дверь на ступеньки дома Ефрема. Я оставила свой чемодан в его комнате, но не хочу возвращаться и брать его. Если я это сделаю, возможно, мне придется закончить спор, от которого я убегаю.

Вытирая слезы с лица, я размышляю, куда мне идти дальше. Я не могу пойти домой к родителям, с поджатым хвостом между ног. И я не могу сейчас принимать больше смешанных сигналов Ефрема. Не тогда, когда моя жизнь кажется такой перевернутой.