Конец Желтого Дива - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/59
- Следующая
— В полет! — скомандовал Талиб.
«Птицы» рванулись ввысь. Семеро тут же шлепнулись оземь, трое повисли на суках. К счастью, чинара находилась недалеко от водопроводного крана, который постоянно увлажнял землю под деревом — никто из упавших не пострадал серьезно…
Так о чем я рассказывал? Да, о том, что медсестра заставила меня вернуться в палату. Ну я и вернулся. Правда, с ней вместе. Там я указал на все еще стоящего человека.
— Чего это он?..
— Не удивляйтесь: он спит стоя.
— А почему?
— Боится. Говорит, если ляжет, во время сна ему в рот змея вползет… Вы, наверно, голодны?
— Еще как!
— У меня осталось немного патира, хотите?
— Ох, если бы к лепешечке и пиалку чая… — сказал я, слегка смущаясь.
— Одевайтесь и идемте за мной.
Вошли в дежурку. Девушка подала патир, оставшийся от ее ужина, чай в малюсеньком термосе, апельсин и кусочек шоколада. Видно, здорово я проголодался : в один миг все умял подчистую. Сестричка сидела в сторонке, наблюдала за мной. Поев, я поблагодарил и хотел немного поболтать с ней, но она приказала идти спать.
— Вы проснулись раньше, чем полагается.
Я пошел, лег на место. Тот человек все еще стоял. Интересно, не устал он? Трудно приходится бедному, ведь так он упасть может!
Вскоре я уснул. Вначале приснился мне Закир. Будто бы он верхом на воле пасет коров. Спина вола была до того широка, что на одном участке я собрался построить себе парикмахерскую. Потом видел Мирабиддинходжу. Почему-то он надел себе на голову огромный кувшин. Когда я спросил, зачем, он ответил: «Ребята житья не дают, все по голове щелкают. Если теперь будут бить, то по кувшину, а голова ничуть не пострадает».
Приснилась мне и мама. Я долго не навещал их, и вот она, оказывается, приехала, устроилась доктором в психбольницу, где я лежу, и ухаживает за мной.
— Мама, мамочка, дорогая! — закричала я и от собственного крика проснулся.
Нет, не во сне, наяву сидела у моей кровати… женщина, очень похожая на мою маму. На голове шапочка, похожая на пельмешку. В белом халате. От моего крика она вскочила на ноги, на всякий случай отбежала к двери. Я удивленно глянул на нее: чего пугается, я ведь не кусаюсь?
— Проснулись, уважаемый гость? — спросила она, на всякий случай держась за ручку двери. — Идите умойтесь, пора ужинать.
Вот как — гость! Действительно, здесь прямо курорт и можно бы отдохнуть после всех треволнений…
Но я тут же отогнал эту предательскую мысль: во что бы то ни стало — скорее на волю, там ждет меня много дел…
Потом я узнал: это была мой лечащий врач Фатима Салахиддиновна. Меня пригласили в ее кабинет после ужина. Видно, не зря я принял ее за маму. Она была добра и заботлива, как любящая мать. Почти целый час беседовали мы с ней. Она не морочила мне голову разными пустыми вопросами и не писала всякие научные слова в больничную карту. Спросила только, откуда я родом, сколько детей у нас в семье, чем болели родители, чего больше всего боюсь и что очень люблю. Под конец взяла для анализа несколько капель крови, несколько капель слюны и сделала рентгеновский снимок мозга. Думаю, ей редко попадались такие замечательные снимки!
— Я вас очень прошу, тетушка, только побыстрее выписывайте меня, — попросил я уходя. — Вы же видите, здоров я.
— Я тоже так думаю. Почти уверена, что вы не больны, — успокоила меня Фатима Салахиддиновна. — Через день-два выпишем.
Когда вернулся в палату, моим глазам представилось удивительное зрелище: соседи мои по палате устроили настоящий концерт! Человек, спящий стоя, был, видимо, прирожденным дойристом: сейчас он с великим мастерством играл на своей тюбетейке мелодию «Вахай бала». Пожилой больной, который спит у двери, лихо плясал, щелкая пальцами и поминутно раскланиваясь перед несуществующими зрителями. Косоглазый парень стучал алюминиевой чашкой по спинке койки и во весь голос пел:
Признаться, неприятности последних дней заставили меня забыть, что есть на свете песни, смех, шутки. Долго не раздумывая, я раскинул руки и тоже пустился в пляс. Но мне помешал человек, спящий стоя.
— Беги, змея ползет! — крикнул он и в один прыжок выскочил в коридор. Пожилой больной, спящий у двери, юркнул на свою койку и с головой укрылся одеялом. Косоглазый парень застыл на месте, уставившись в одну точку. Так он сидел с полчаса, потом вдруг обернулся ко мне и спросил:
— Как тебя зовут?
— Хашимджан.
— Ты не похож на больного.
— Точно, я не больной.
— А чего тогда ты здесь?
— Привезли по ошибке.
— Хочешь яблоко?
— Давай.
Парень достал из тумбочки два яблока, кинул их на мою койку, потом наклонился к моему уху:
— Тебе можно верить?
— Конечно.
— Не продашь?
— Нет.
— Тогда слушай. — Парень воровато оглянулся по сторонам, потом горячо зашептал: — Здание этой больницы строил мой отец. На потолке одной из комнат, под фанерой, он спрятал мешочек золота. Умирая, отец открыл мне свою тайну. Для того я и в больнице, чтобы найти и унести это золото.
— Откуда вы знаете, что золото спрятано именно в этой комнате?
— Другие я уже проверил.
— Не оказалось?
— Нет.
— Значит, золото здесь?
— Да, в этой комнате.
— А что вы сделаете с золотом, если найдете его?
— Скажу, если не предашь.
— Говори же — не предам!
— Вдвоем мы с тобой убежим в Афганистан.
— А что мы там будем делать?
— Построим автомобильный завод. Станем миллионерами.
— Не хочу быть миллионером, не хочу бежать.
— Убежишь.
— Нет, не хочу.
— Ах вот как!!!
Парень вскочил, схватил меня за ворот и начал душить, так что я аж захрипел. Я собрал все силы и вырвался из рук душителя, оставив ему клочки моей рубахи. Но он опять пошел на меня, изготовившись к прыжку. Я разбежался и ударил его головой в грудь, он кувыркнулся и упал на свою койку. Полежал малость и вдруг давай хохотать!
— Дурак ты, я ведь пошутил!
— Сам ты дурак.
— Но, Хашим, ты меня не выдашь?
— Сказал же, не выдам.
— Поможешь разыскать золото?
— Нет!
— Ладно, мне больше останется. Хочешь яблоко?
— Ешь сам! — Я набросил халат на плечи и вышел в коридор. Очень нужно мне: даст пару яблок и тут же кинется душить! А золото свое пускай сам ищет.
Но поклонник «желтого дьявола» не осуществил своего намерения. Вечером в палате появились два элегантных лейтенанта из угрозыска, велели ему переодеться в свою одежду и увели. Минут через десять пожилой больной, койка которого стояла у двери, попрощался со мной за руку и тоже ушел. Я всю ночь не сомкнул глаз: все думал, желая разгадать, за что же забрали косоглазого, почему так поспешно выписался пожилой человек. Я чувствовал, что между этими двумя событиями есть какая-то связь, но не мог точно сказать, какая. Все стало ясно на другой день. Фарида, так звали медсестру, похожую на мою Айшахон, утром вдруг появилась в моей палате с кастрюлькой, завернутой в полотенце, и смущенно сказала:
— Это вам. Пельмени принесла.
— Да вы что? — вскинулся я.
Она даже отшатнулась.
— Я так… просто… — залепетала девушка, потупясь и медленно краснея.
— Но откуда вы узнали, что я люблю пельмени?
— Ой, это правда?! — обрадовалась Фарида.
— Ничего я не люблю так, как пельмени. Когда мама собиралась вечером приготовить пельмени, то я начинал с утра петь.
— А у меня папа любит пельмени.
— Значит, мы с тестем похожи друг на друга!
Довольный своей шуткой, я загоготал на всю палату.
Фарида осталась серьезной, словно и не слышала моих слов.
— Откуда вы родом, Хашимджан?
— Из Ферганской долины.
— Вы здесь учитесь?
— Нет. Работаю в милиции.
— Я вижу, ваша палата стала чисто милицейской.
- Предыдущая
- 11/59
- Следующая
