Шторм-вор - Вудинг Крис - Страница 8

Стоило только взглянуть на Моа, как становилось ясно, что со здоровьем у нее совсем плохо. Турпан надеялся, что сумеет купить ей приличной еды с этой добычи. Может, здоровая пища вместо безвкусной каши, которую раздавали в столовых для бедняков, вернет ее лицу немного румянца.

– Анья-Джакана будет довольна, – равнодушно произнесла Моа.

На самом деле сейчас ей было наплевать на атаманшу. Моа занимало только то, сколько здесь денег и какая доля достанется им. Сумма получалась хорошей. Не огромной, но, если Анья-Джакана поделится с ними по справедливости, они некоторое время смогут прожить на эти деньги. Хоть что-то…

Турпан с сомнением смотрел на подругу, думая об артефакте Угасших, все еще лежащем в его кармане. Сказать Моа о нем или нет? Конечно, он поделится с ней тем, что сумеет выручить за эту вещицу, – он и не думал утаивать деньги. Но если рассказать Моа о находке сейчас, она потребует отдать артефакт Анье-Джакане. Она скажет, что оставить такую ценную вещь себе слишком рискованно. Анья-Джакана непременно почует обман. Моа скажет, что не надо раскачивать лодку, что это ужас чем закончится… И даже если она согласится с Турпаном, она не очень-то умеет лгать. Она выдаст их, сама того не желая.

Моа – мечтательница. А он, Турпан, реалист. И понимает, что нельзя вечно воровать, чтобы не умереть с голоду. Рано или поздно их поймают и убьют, а то и уведут. Так случалось со всеми, кто нарушал многочисленные законы Протектората, или не соглашался с идеалами, которые здесь были приняты, или говорил о мифической земле за пределами Орокоса.

Нет. Пусть при одной мысли скрыть что-нибудь от Моа у Турпана становилось скверно на душе, он решил ничего ей не говорить. Это для ее же блага. Когда-нибудь она скажет ему за это спасибо.

Он оставил ее подсчитать добычу, а сам пошел к себе и спрятал артефакт под скатанным одеялом, служившим ему подушкой.

– Идем, – сказал он, вернувшись в общую комнату, и стал собирать рассыпанную добычу обратно в сумку.

Вскоре Турпан и Моа уже шагали к логову атаманши воров.

Чтобы попасть ко двору Аньи-Джаканы, надо спуститься глубоко под землю, миновав множество дверей и наклонных туннелей. Путь Турпана и Моа лежал по мостам, перекинутым через темные, стремительные потоки. Они проходили мимо чудовищных механизмов, которые давным-давно не работали. За путниками из темных углов следили внимательные глаза. Их обладатели – маленькие, шустрые создания, бегали по стенкам, как гекконы.

Атаманша воров принимала подданных в комнате со сводчатым ребристым потолком из черного стекла. Из стен выступали скрюченные металлические фигуры, произведения Функционального века. От овальной двери до помоста, на котором возлежала атаманша, был постелен ковер из выделанных шкур. По обеим сторонам от массивного бронзового ложа бродили ее многочисленные слуги и телохранители.

Турпан и Моа прошли в комнату по ковру. Другие воры стояли группками, пряча лица в густой тени. Ожидали заданий или обменивались информацией. Турпан здоровался с некоторыми еле заметным кивком головы, и они кивали в ответ.

– Добро пожаловать, дети мои! – прогудела Анья-Джакана, когда они остановились перед ней.

Она лежала на боку – чудовищно тучная, закутанная в одежды ярких, режущих глаз цветов. Ее толстые пальцы были унизаны драгоценными кольцами, а мясистые руки – браслетами. Прямые сальные волосы с вплетенными украшениями свисали на лицо. Когда она ухмылялась, ее лягушачий рот широко распахивался, открывая желтые тупые зубы.

– Здравствуйте, матушка, – ответили Турпан и Моа.

Атаманша настаивала, чтобы все подданные обращались к ней только так.

– Полагаю, вы достали то, за чем я вас послала?

– Конечно, – ответил Турпан. – А вы думали, что мы вас подведем? Мы – самые лучшие.

При этих его словах среди воров поднялся ропот, но Анья-Джакана разразилась хохотом.

– Такой юный и уже такой самоуверенный! Какова наглость! Ну не стану отрицать, у вас есть талант, это ясно. И почти сверхъестественная способность просочиться в любое из тех мест, куда мне вздумается вас послать. – Она взглянула на Моа, и ее крохотные глазки почти исчезли в складках кожи, когда она широко улыбнулась. Потом снова перевела взгляд на Турпана. – Ну показывайте, что там у вас!

Двое ее служителей подошли и остановились перед Турпаном, держа между собой натянутую шкуру. Он вывалил содержимое сумки на шкуру, и на ней образовалась небольшая кучка монет, батареек и других мелочей. Служители отнесли ее по ступенькам на помост и показали атаманше.

Она порылась в горке добычи.

– Вы сделали все точно так, как я вам говорила? – спросила она через некоторое время.

Турпану ее тон не понравился.

– Да, матушка. Мы нашли маленькую бронзовую шкатулку и опустошили ее. Она стояла именно там, где вы сказали.

Анья-Джакана пристально смотрела на них.

– Вы все забрали из шкатулки?

– Все, – ответил Турпан.

Ему стало здорово не по себе. Атаманша по-прежнему широко ухмылялась, но глаза ее становились все холоднее.

– И все, что вы взяли, здесь? – настойчиво спросила Анья-Джакана. – Все вещицы до единой?

Теперь в комнате царила мертвая тишина. Сердце Турпана бешено колотилось. Казалось, мир сжался настолько, что в нем хватало места только ему и атаманше. Этого он боялся больше всего. Анья-Джакана послала их в логово моцгов не наугад. Ей требовалось то, что должно было находиться в бронзовой шкатулке. То, чего он, Турпан, ей не принес.

«Ты погиб», – сказал он себе, внутренне содрогнувшись от ужаса, но сумел выдержать взгляд атаманши.

– Все, – услышал он свой собственный голос.

Он знал, что если она хоть на секунду решит, будто он что-то от нее утаил, то очень рассердится. А когда Анья-Джакана сердится, ее подданные умирают.

Ее взгляд медленно скользнул к Моа.

– Все? – повторила она.

Моа была испугана и сбита с толку. Она не понимала враждебности в тоне Аньи-Джаканы. Она повернулась к Турпану в поисках поддержки, но он старательно избегал ее взгляда. Девушка снова посмотрела на Анью-Джакану.

– Все.

Тишина скребла по нервам, как ноготь по камню. Анья-Джакана сурово смотрела на Турпана и Моа, и ее ухмылка постепенно гасла. Они ничего не говорили, но держались внешне спокойно. Напряжение стало почти невыносимым.

– Я буду очень разочарована, если узнаю, что вы мне солгали, дети мои, – медленно произнесла Анья-Джакана. – Очень разочарована. – Она повернула голову к одному из служителей. – Пятьдесят процентов. Поровну, деньгами и барахлом. Остальное отдай им.

У Турпана задрожали коленки. Он пытался справиться с собой, но не смог. Он не считая забрал свою долю и поспешно пошел прочь, стараясь не выглядеть виноватым. Моа последовала за ним.

Когда они вышли, тучная «матушка» подозвала одного из мальчишек, прятавшихся в тени. Худое лицо, желтоватая кожа и темные круги вокруг глаз выдавали, что со здоровьем у этого парня было не лучше, чем у большинства изгоев из гетто. Он был одет в темные грязные штаны и куртку, из-под капюшона, натянутого на голову, торчали жидкие белесые волосенки.

– Грач, – прошептала Анья-Джакана. – Проследи за ними. Я хочу получить то, за чем их послала.

Парень ухмыльнулся, обнажив почерневшие десны и заточенные напильником коричневые зубы.

– Считайте, дело сделано, матушка.

– Что это все значило? – спросила Моа, когда они снова вышли на улицу.

Она вся дрожала.

– Она пыталась нас запугать, вот и все, – пробормотал Турпан, глядя на мокрые булыжники площади под ногами. – Сама знаешь, время от времени она нагоняет страху. Чтобы держать нас в узде. – Его тон был совершенно неубедительным.

Моа с несчастным видом оглядела площадь. Такие же подростки, как они, бродили вокруг поодиночке или группами. В гетто почти нечем было заняться. Ни работы, ни денег, почти никакой еды. А пойти в другой район изгои не могли из-за татуировок на руках. Только в такие же гетто, где жизнь ничуть не лучше. Каждые несколько дней кого-то уводили солдаты Протектората по обвинению в заговоре против Патриция. Порой случалось это и со знакомыми Турпана и Моа. Никто не знал наверняка, когда придет его черед. От этого и без того мрачное существование становилось еще более безрадостным.