Шторм-вор - Вудинг Крис - Страница 6

– Сначала прочти мне это, – сказал он. Эфемера нахмурилась.

– Зря ты смотришь в эту штуку в очках, – с упреком сказала она. – Голова будет болеть.

Креч не ответил. Сколько он ни твердил ей, что без своих очков ничего не видит, Эфемера так и не поняла. Она многого не понимает. Она еще маленькая и думает, что всегда будет сытой, здоровой и сильной. Она плохо знает жизнь, поэтому не боится, когда вероятностные штормы налетают на город, меняя вещи местами, путая улицы. Эти штормы могут забросить человека куда угодно, могут заставить его забыть родной язык, могут превратить ребенка в ледяную статую…

Эфемера никогда не боялась проснуться в логове призраков, или с шестью пальцами на одной руке, или превратившись в мальчика. До сих пор беда обходила ее стороной, поэтому девочка была уверена, что с ней такого не произойдет. И возможно, была права. Никто не знает, что будет завтра…

Зато Креч боялся штормов до судорог. Он на своем горьком опыте узнал, что может натворить Шторм-вор.

Когда приходит Шторм-вор, возможно все. Шторм-вор – безжалостное чудовище: захочет – отберет у тебя последние деньги, захочет – осыплет драгоценностями. Он может украсть глаза у младенца и заменить их пуговицами или превратить твое жилище в пряничный домик.

Эту сказку придумали еще в незапамятные времена. Иначе как было втолковать детям, что такое вероятностный шторм и почему его надо бояться? Как объяснишь ребенку необъяснимое? И вера в чудовище по имени Шторм-вор оставалась в сердцах людей до старости. Подсчитывая потери после очередной напасти, они винили в них Шторма-вора.

Пять дней назад разразился вероятностный шторм. Креч пережидал его, лежа в постели и дрожа от страха, а Эфемера играла в мастерской. Зато нынешней ночью Креч спал как младенец, ведь за окнами бушевала всего лишь обычная буря…

Эфемера с тяжелым вздохом развернула к себе паноптикон и прижалась к окулярам.

Картинку, как всегда, разглядеть было трудно. Она была вся в коричневых тонах, по краям расплывалась, и смотреть на нее приходилось словно издалека. Девочка установила максимальное увеличение и стала подкручивать фокус до тех пор, пока все не стало четким. Это было все равно что смотреть на сцену через длинную прямоугольную трубу, но лучше так, чем никак. Эфемера привыкла к паноптикону с детства, поэтому не видела в нем ничего волшебного, а вот ее дедушка до сих пор в глубине души считал его чудом из чудес.

Похоже, показывали битву. Звука не было, зато Эфемера рассмотрела пару солдат Протектората, стреляющих из-за угла здания. Она привыкла к подобным сценам. Протекторат воевал с призраками задолго до ее рождения.

Всем детям объясняли разницу между этими двумя противоборствующими сторонами еще в раннем детстве. Солдаты Протектората защищают жителей Орокоса. Во главе их стоит Патриций, правитель огромного островного города. Призраки – это злые чудовища, убивающие все, к чему прикасаются. Очень простое объяснение, даже ребенку понятно.

Ракурс изменился, и Эфемера увидела стену и большие железные ворота, возле которых лежало множество мертвых тел. Солдаты стреляли сгустками светящегося эфира в мечущиеся вдалеке силуэты. Внизу экрана шли субтитры, написанные остроконечными, сложными буквами местного алфавита. Через каждые несколько секунд строчки сменялись.

– Силы Протектората сегодня одержали великую победу, – прочла девочка. – Недавний вероятностный шторм позволил призракам проникнуть в Мерегский пищевой комбинат. После нескольких дней боев комплекс удалось освободить от захватчиков. Уже сегодня он вновь начнет работу… Ух ты! Класс! В кого-то попали!

На картинке возникло изображение испачканного человека в пальто, с острыми чертами лица. Его губы шевелились, но слов не было слышно.

– Представитель прилегающей к комбинату территории «Северо-запад сорок три» выразил благодарность войскам. – Эфемера стала растягивать слова, передразнивая представителя. – «Без их помощи жители моего района сейчас голодали бы. Мы хотим поблагодарить Патриция за то, что он защищает нас от ужасных призраков». Позже он… – Она оторвалась от панопти-кона. – Северо-запад сорок три – это же гетто. Кому какое дело до того, что говорят эти тупицы из гетто?

– Эфемера!

Она скорчила рожицу.

– Что? Они и правда тупицы. Иначе почему они живут в гетто? Им что, нравится грязь?

Креч протянул руки, приглашая Эфемеру сесть к себе на колени. Она села, и старик ласково погладил внучку по голове, по копне упругих локонов-колечек. Эфемера расчесывала их на пробор, и по одну сторону пробора красила локоны в черный цвет, а другую не трогала, оставляя их белыми. Пока Креч говорил, она теребила серебристое кружево на своем лиловом платьице.

– Не все люди такие работящие, как твой дедушка, – сказал он. – Те, кто живет в гетто, не хотят работать, а то и вовсе нарушают закон. Вот почему Протекторат размещает их в особых районах: чтобы порядочные люди вроде тебя и меня жили в покое и безопасности.

– Но они просто лентяи! – запротестовала она. – И они все время что-то воруют, а в паноптиконе все время пишут про то, как они дерутся.

– Не будь слишком строга к ним, детка, – благожелательно сказал ей Креч. – Природа одарила их не так щедро, как нас. Неудивительно, что они легко опускают руки. Неудивительно, что они становятся преступниками. Они хуже нас и знают это. – Он погладил волосы внучки с той стороны, где они были снежно-белыми. – Мы должны их пожалеть.

Но Эфемеру это не убедило.

– Тогда надо просто позволить призракам добраться до них, – сказала она.

– Вот станешь Патрицием и отдашь такой приказ, ага?

Она рассмеялась.

– Глупый! Я никогда не стану Патрицием. Патриций вечен!

Креч усмехнулся, обнажив зубы с коричневыми прожилками, как на мраморе.

– Ну, что ты хотела мне показать? Лицо Эфемеры смешно вытянулось.

– Ой, забыла! Ты должен посмотреть, что сделал Ваго! – Она спрыгнула с колен дедушки и повела его вверх по лестнице.

Ваго жил на верхнем этаже башни над мастерскими Креча. Здесь была большая пяпгугольная комната с железным полом, уставленная бронзовыми цилиндрами и баками со странными клапанами и циферблатами. Вся эта машинерия шипела и глухо стучала, жила своей собственной жизнью. Между рядами шумных механизмов было жарко, темно и так тесно, что даже некуда было поставить кровать, но Ваго все равно никогда не спал.

Все свое время, когда не помогал Кречу, он проводил здесь, наверху. Часто Ваго бродил по проходам между плюющимися паром трубами или разговаривал с потускневшей картиной, прислоненной к стене в тесном уголке, который он считал своим. Иногда Ваго стоял там и смотрел в большое овальное окно, выходящее на южную часть города. А чаще всего просто размышлял о разных вещах.

Ему было о чем подумать, учитывая то, что он появился на свет всего сто двадцать дней назад.

Однажды Эфемера, желая побольнее уколоть его, принесла наверх зеркало. Увидев себя, Ваго наконец понял, что за искаженные силуэты он замечал на кривых боках бронзовых цилиндров. Из зеркала на него смотрел незнакомец, состоящий наполовину из металла, наполовину из плоти: высоченный, сутулый, с длинными конечностями, строением тела напоминающий хищного кота, если бы коты ходили на задних лапах. Коричневые волокна мышц перемежались со странными механическими вставками, тонкими и длинными, цвета темного серебра. Вдоль спины Ваго шел гребень из металлических шипов, похожих на кинжалы, а по бокам гребня мягко жужжали два вытянутых источника энергии. И еще у него имелись крылья: большие кожистые крылья, как у летучей мыши, которые росли по бокам от позвоночника и были усилены десятками крохотных стальных стяжек. Он никогда не понимал, какая с них польза. Башню покидать ему не разрешалось, а в помещении они только мешали, потому что то и дело за все цеплялись. Ваго не раз влетало за то, что он опрокидывал крылом что-нибудь в мастерской хозяина.

– Дедушка говорит, что ты голем! – торжествующе заявила ему Эфемера, когда принесла зеркало. – У тебя не было ни мамы, ни папы. Тебя кто-то сделал. Посмотри, какой ты урод!