Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 2

Наконец я закончил, не решаясь вытереть выступившую на лбу испарину. Вопросительно посмотрел на Шумского. Тот глядел в окно, задумчиво крутя обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки. М-да, и мне ведь вскоре предстоит быть окольцованным. В связи с этим я испытал на мгновение какое-то странное чувство. Словно бы и хотелось этого, и в то же время не хотелось, как будто я обрекал себя на подкаблучное существование.

Прошло, наверное, с полминуты, прежде чем Владимир Борисович перевёл взгляд на меня и медленно произнёс:

— Знаете, мы, в общем-то, примерно такую картину себе и представляли. Очень правильно, что вы деньги не берете. Не берете же?

— Нет, конечно! Хотя и предлагают.

— Замечательно! Правда, за исцеление товарища из Конго взяли дорогие часы.

Он кивнул на моё левое запястье, где из-под края рукава выглядывал золотой циферблат «Ролекса». Я невольно поправил рукав, спрятав часы.

— Так это был подарок, неудобно было отказываться, — изобразил я всем своим видом невинность. — Я даже отдарился своими «Командирскими».

— Да уж, равноценный обмен, — хмыкнул Шумский.

— Ну извините, дороже у меня ничего не было…

— Да ладно, я всё понимаю, — примирительным тоном сказал подполковник. — Но только я бы посоветовал вам носить что-нибудь попроще. Не ровен час… Сами понимаете.

— Собственно, я так и собирался сделать, пока вот с поезда решил пофорсить, даже к часам костюм надел, хотя и думал, что буду в нём только выступать.

— Это правильно, зачем народ провоцировать… По нашим данным, у вас и так неплохие поступления денежных средств от ваших песен. Кстати, не поделитесь, откуда вдруг у человека, никогда не занимавшегося сочинительством, и даже музыкальной школы не окончившего, рождаются такие вот шедевры, которые чуть ли не вся страна поет? Сразу предупреждаю, что мы в курсе того, что вы никогда стихов в жизни не писали, в редколлегии не были и вообще от сочинительства крайне далеки.

— Не знаю, Владимир Борисович, навеяло как-то…

— В каком смысле?

— Ну как в том анекдоте. Хотите, расскажу?

— Валяйте.

— Премировали как-то слесаря-сантехника за ударный труд билетом в Большой театр на «Лебединое озеро». Тот и пошёл, решил хоть раз в жизни в Большом театре побывать. В театре в один буфет заглянул — водочки попробовал, в другой — коньячка откушал, в третьем — пивком отлакировал… В общем, тёпленький такой садится в кресло, и под музыку засыпает. А в середине действия похрапывать начинает. Ну и тётка-соседка его локтем в бок толкает. Тот, значит, просыпается, недоуменно смотрит на сцену и на весь зал громко так: «Ёб твою мать!» Тетка визжит: «Что вы себе позволяете⁈ Это же Чайковский!» А тот ей отвечает, мол, понимаете, навеяло.

Шумский позволил себе хохотнуть, мотнул головой.

— А знаете, Арсений Ильич, вы неплохо держитесь. Правда неплохо.

— А чего мне волноваться-то? — пожал я плечами. — Ну, есть у меня какие-то паранормальные способности, и я их использую. А так по сути я обычный врач-интерн.

— Обычный — хмыкнул собеседник. — Хорошо, давайте выведем за скобки, как говорится, ваши способности. В сухом остатке у нас имеется врач-интерн, так?

— Так.

— А знакомо вам, Арсений Ильич, такое понятие, как стереотип поведения?

— Конечно, на психиатрии говорили, если мне память не изменяет.

— Здесь не психиатрия, а, скорее, даже психология. Но не суть важно. Так вот вы, дорогой доктор, совершенно никаким боком не укладываетесь в стереотип поведения начинающего врача. Абсолютно! Все ваши коллеги, руководство в один голос утверждают, что вы просто готовый врач. Не бегаете за советами по поводу и без повода, практически никогда не согласовываете планы лечения, и вообще крайне самостоятельны в своей деятельности. Они это для себя объясняют тем, что вы готовились к ординатуре, и соответствующий опыт приобрели на кафедре. А вот в институте вас характеризуют, как… Да, способного студента, с хорошим потенциалом, но не совсем уж так готового для самостоятельной работы врача.

— Я не идеален, у меня же тоже бывают ошибки. Вот недавно больной умер…

— Мы в курсе. И по этому поводу проконсультировались с одним из ведущих специалистов-кардиологов. Профессором, кстати. Так вот он утверждает, что, если бы заведующий отделением принял ваше предложение по тактике лечения, то вероятность летального исхода оказалась бы минимальной. В общем, не ваша там вина. Так что не обычный вы врач-интерн, Арсений Ильич.

Я снова пожал плечами. Что тут спорить об очевидном.

— И еще… Вы не просто необычный интерн, но и врач тоже непростой.

— В смысле моих способностей?

— Нет, мы сейчас не про них.

Шумский открыл папку и, порывшись в бумагах, достал документ.

— Вот это выписной эпикриз вашей пациентки. Всё вроде как правильно. Только объясните мне, пожалуйста, что за лекарство вы ей прописали в рекомендациях для постоянного применения?

Я пробежал глазами текст. Так, больная такая-то, диагноз — гипертоническая болезнь. Лечение, рекомендации… Твою мать! Грёбаная стандартизация российского здравоохранения сыграла со мной тут злую шутку. На автомате прописал ей постоянный приём «Телзап плюс». Ну не идиот ли⁈ Он только в 13-м или 14-м году будущего тысячелетия появится.

— Мы проконсультировались, конечно, и в Пензе, и в Москве на кафедре фармакологии одного из медицинских вузов столицы. Все плечами пожимают. Не слышали о таком. Даже за рубежом нет. Ваш заведующий отделением подмахнул, не читая. Врач в поликлинике обратила, наверное, внимание, да подумала, что чудят там в клинике доктора, выписывают препараты, которых тут в районе днём с огнем не сыщешь, да и заменила на обычное средство. Только наши специалисты «споткнулись», когда читали.Можете как-то объяснить? Или тоже, как вы говорите, «навеяло»?

— А что говорить? — снова вздыхаю я, в очередной раз пожимая плечами. — Сам не пойму, откуда это название в голове всплыло. Наверное, не выспавшийся был.

— Хорошо, оставим и это, — хмыкнул Шумский. — Теперь вернёмся к тому, почему вы нас заинтересовали. В общем, я уже вам объяснил причину интереса. Но тут дело ещё вот в чём… В столице, в центральном аппарате КГБ СССР не так давно начал работать отдел, который как раз и занимается поиском таких вот, как вы, людей с необъяснимыми способностями. Паранормальными, как вы сказали… Говорить о каких-то успехах нельзя, впрочем, и провалов особых нет. Топчутся на месте. Вот и поступило негласное распоряжение изыскивать такого рода уникумов и отправлять к ним. Отправляют, конечно, вот только почти сто процентов оказываются шарлатанами или просто психически нездоровыми людьми. А тут вы как раз попали под наше недрёманое око.

— То есть вы хотите сказать, что меня отправят в Москву? Офигеть! — я даже сделал попытку вскочить, но усилием воли удержал себя в кресле. — Я так себе представляю, что меня там начнут крутить-вертеть, а разобраться всё равно точно не смогут. Мозг, как вы понимаете Владимир Борисович субстанция неизученная. Короче, объявят явлением, неподдающимся пониманию. Дальше шлепнут Большую Круглую Печать[1] — и в дурку?

— Я искренне вам удивляюсь, Арсений Ильич! Нет, правда, без смеха. Я же вам буквально только что советовал следить за словами. Советовал же? И что? Вы мне тут на голубом глазу цитируете «Сказку о Тройке» Стругацких. Которая мало того, что в нашей стране запрещена цензурой и не издавалась, но и печаталась на Западе в антисоветских журналах «Посев» и «Грани». Ну вот ответьте мне, где вы могли это читать? С диссидентами и прочей фрондирующей публикой вы никогда не общались. В поезде вам никто не смог бы предложить почитать эту повесть. Люди, имеющие на руках подобного рода литературу, поверьте мне, не идиоты. А вы говорите, что обычный человек.

Он сделал паузу, видимо, ожидая, что я что-то отвечу, но сказать мне было нечего. А в его взгляде на мгновение вдруг промелькнула грусть.

— Есть ещё причина, кроме названной, для знакомства с вами, — вздохнул он. — Чисто личная.