Искусство поцелуя (ЛП) - Соренсен Джессика - Страница 1

Переводчик: Юлия Корнилова

Редактор: Юлия Цветкова

Вычитка: Надежда Крылова

Обложка: Екатерина Белобородова

Оформитель: Юлия Цветкова

Глава 1

Рейвен

Вода льется на меня. Теплая вода. Она совсем не похожа на воду в озере. На воду, которая чуть не унесла меня прочь. На воду, которую я хотела, чтобы забрала меня.

Позволь мне остаться здесь,

Глубоко во тьме,

Где я никогда не смогу вдохнуть ядовитый воздух,

Снова.

Воздух, сотканный из лжи, боли и агонии.

Воздух моей жизни.

Просто дай мне умереть.

Почему ты не даешь мне умереть…

Я судорожно хватаю ртом воздух, осознав, что задержала дыхание, стоя под водопадом из душа. Делаю глубокий вдох, затем еще один, пытаясь избавиться от давления в груди. Но оно остается, сжимая и придавливая, словно умоляя меня просто перестать дышать.

Я думала, что после того, как Джексон спас меня, со мной все будет в полном порядке. Сначала так и было, но встав под душ, под струю воды, все заново обрушилось на меня.

Я не могу дышать.

Я могу умереть.

Может быть, мне просто следует это сделать.

Дело в том, что у меня и раньше были подобные мысли, клянусь, я уже была в схожей ситуации, когда вода почти навсегда избавила меня от боли. Хотя я не уверена, когда это происходило. Сколько себя помню, я ужасно боялась воды. Думала, это потому, что не умею плавать, но, возможно, есть и другая причина. Одна из тех, что мои родители скрывали от меня.

Но зачем им это?

Я не уверена.

Я больше ни в чем не уверена.

Тем не менее, я не могу перестать думать о тех воспоминаниях, где я провожу время с юными Джексом и Хантером. В этом нет никакого смысла. Я никогда раньше не была в Ханитоне… верно?

Кто, черт возьми, знает? Раньше я думала, что знаю, но теперь начинаю сомневаться во всем, что касается моей жизни.

Сделав глубокий вдох, выключаю душ и выхожу из кабины.

Хантер сказал, что в одном из шкафчиков есть полотенца, но я забыла сразу взять одно, в итоге я оставляю мокрые следы по всему полу, направляясь за полотенцем.

Воспользовавшись полотенцем, вытираю беспорядок с пола и начинаю одеваться. Я чувствую себя странно — потерянной, сбитой с толку, подавленной, — когда думаю о том, что, как только оденусь, мне придется выйти и, вероятно, обсудить свой переезд с парнями. С одной стороны, я этого не хочу не потому, что мне нравится жить со своими тетей и дядей, а потому, что из-за этого я буду чувствовать себя обузой. Это те чувства, что копились во мне так чертовски долго, больше, чем хотела бы признать.

— Мне не нравится, что она здесь, — слова моей тети в первый день, когда я переехала к ним.

Я была в соседней комнате, стояла со своим чемоданом и коробкой с немногочисленными вещами, которые дядя разрешил взять. Он заставил меня пожертвовать остальными моими вещами, сказав, что в машине для них недостаточно места, хотя он был за рулем грузовика.

— Ты же знаешь, что почти наверняка она убила их? — добавила она, не потрудившись понизить голос.

Она должна была знать, что я ее слышу, и мне хотелось крикнуть, чтобы она заткнулась к чертовой матери, но слова с трудом вертелись у меня на языке. Произнести их казалось слишком тяжело.

Я онемела.

Оцепенела, словно истекала кровью вместе со своими родителями в том доме.

Часть меня жалела, что этого не произошло.

— Никто не знает, что случилось на самом деле, — возразил дядя, и я подумала, что он защищает меня, пока он не добавил: — И я обязан забрать ее. Хочу ли я этого? Нет, вовсе нет. Никто не захочет, чтобы такой ущербный ребенок жил с ним под одной крышей.

Мне снова захотелось закричать, но какой в этом был бы смысл? Это ничего бы не изменило. И в глубине души я знала, что он был прав. Я была ущербной.

— Такой и остаюсь, — шепчу я, глядя на свое отражение в зеркале.

Я дерьмово выгляжу. Под глазами залегли темные круги, а кожа выглядит такой же бледной, как снег, опускавшийся на гладь того озера. И давление в моей груди никак не проходит. Клянусь, еще немного и она разорвется.

Просто дыши, Рейвен.

Вдох. Выдох.

Чем больше я пытаюсь дышать, тем труднее это сделать. Я приближаюсь к приступу паники — я это чувствую. Обычно, когда это происходит, я закуриваю косячок. К сожалению, вода испортила то, что было у меня с собой, а остальные мои припасы остались дома.

Я чувствую себя дерганой, словно вот-вот вылезу из своей кожи. Мне нужно избавиться от нарастающей паники, и единственная альтернатива, о которой я могу думать, — это то, что я давно уже не делала, в основном потому, что прибегала к кайфу, как к более легкому способу.

Наспех открываю подряд все ящики, пока не нахожу то, что искала, — лезвие. Странно, но их там целая коробка. Конечно, это не такая уж редкость, когда они у кого-то есть, но у многих не найдется целой чертовой коробки. И они лежат в глубине, под кучей других вещей, как будто кто-то их прячет.

Беру одно и держу в руке, просто глядя на него какое-то время. Это продолжается довольно долго, потому что в последний раз, когда я была в таком положении, то случайно сделала слишком глубокий надрез. По крайней мере, в этом я убеждаю себя. А на самом деле на задворках моего сознания, где прячутся все мои забытые воспоминания, я понимаю, что это не было случайностью. Я пыталась вытянуть из себя всю боль. Страшную боль, которая медленно разъедает меня изнутри вот уже шесть лет. Иногда становится так плохо, что кажется, будто мои вены наполнены осколками стекла, которые колют, режут и кромсают меня всякий раз, когда я не могу взять себя в руки.

Контроль.

Для меня сохранять контроль — это лучшее из возможных решений.

Проблема в том, что я живу в условиях, где приходится полагаться на других.

Я хочу сбежать.

Хочу быть свободной.

Хочу, чтобы я была сама по себе, и ни одна другая сила не смогла бы контролировать то, что происходит внутри и снаружи меня.

Когда моя грудная клетка снова пытается раздавить легкие, а осколки стекла восторженно шепчутся, я подношу кончик лезвия к запястью и делаю надрез.

Раны на моем боку синхронизируются с пульсирующей раной на запястье.

Уродка.

Убийца.

Разочарование.

Да, Рейвенли, ты ходячее разочарование.

Я протягиваю руку к раковине, когда из открытой раны начинает сочиться кровь. Она окрашивает фарфор капельками той ноющей боли, которая разъедает меня изнутри.

На мгновение мне кажется, что я снова могу дышать.

Я расслабляюсь, плечи и голова опускаются, и я делаю глубокий вдох.

Вдох. Выдох. Вдох…

Я выдыхаю, и это уже не так тяжело, вся боль сосредоточена на новой ране.

Я остаюсь в таком состоянии некоторое время, просто позволяя себе истекать кровью над раковиной. В полном одиночестве.

Совсем одна, и ничто, кроме оцепенения, не сопровождает меня.

Глава 2

Джекс

Я чувствую себя так, словно вот-вот вылезу из кожи, когда сижу на диване в гостиной, подергивая коленом вверх-вниз. Мои мысли мечутся, как у чертова идиота, пытающегося пробежать марафон, но я не могу выбросить эту идею из головы. Мысль о том, что Рейвен — это она.

Уиллоу.

Уиллоу.

Уиллоу.

Девушка, которой я позволил умереть.

Так ведь?

Я, блин, больше ничего не знаю, и это незнание заставляет меня чувствовать себя так, словно я вот-вот вырвусь из своей плоти.

— Джекс, тебе нужно успокоиться, — говорит Хантер. Он сидит в кресле напротив меня, разглядывая мое подпрыгивающее колено.

— Я пытаюсь, — бормочу я, заставляя себя унять дрожь. — Просто… Мне тревожно.