Желая дракона (ЛП) - Мило Аманда - Страница 3

Медленно взгляд зверя выпрямляется, и с яростью устремляется на меня.

Я умру.

Халки

Я СОХРАНЮ ЕЕ НАВСЕГДА.

Мои ноздри снова раздуваются, укус боли от ее странного вытянутого когтя, застрявшего в моей плоти, едва отвлекает меня, когда ее запах снова проникает в мои ноздри.

Я знаю этот запах. Я ЗНАЮ эту женщину.

Она делает один размеренный шаг назад. Другая ее пятка приподнята, как будто она собирается отступать.

О нет, дрхема. Ты не уйдешь. Я хватаю ее лапами.

Она визжит, как олененок, и борется между моими лапами, как мышь.

М-м-м. Я не утруждал себя охотой на мышей с детства. Продолговатые чешуйки на моей верхней губе сжимаются, и мой рот изгибается в улыбке. Я как бы скучаю по их вкусу. Их маленькие удары, когда мышцы моего горла сдавливали их.

Одна только мысль о том, чтобы съесть одну, вызывает у меня чувство голода.

Но сначала я позабочусь о своем новом сокровище. До сих пор не могу поверить, что она меня поцарапала.

— Малюсенькая!

Слова вырываются из моих лап, отчего воротник на шее широко распахивается, прежде чем снова хлопнуть меня по горлу.

Я опускаюсь на корточки и на локти. Затем я раскрываю лапы, чтобы лучше рассмотреть ее.

Если бы она была мышью, я бы ее съел.

Но я знаю ее — я никак не мог ее забыть. Само ее присутствие здесь, в моей пещере, куда она так далеко ушла в поисках меня, заставляет мое сердце биться чаще. Так что нет, я не буду есть это свое создание. Даже если ее пушистая спина выглядит более животной, а не человеческой, и совершенно не похожей на то, что я видел в последний раз. На самом деле, почти вся она выглядит иначе.

На меня смотрят два широко раскрытых от страха глаза. Ее радужки ярко-терракотового цвета. Эти глаза я никогда не смогу забыть. Такие же уникальные, как ее запах, и столь же волнующие мои чувства.

Волосы на ее голове я хорошо помню, но они не подходят к волосам, которые растут у нее на спине. Спина новая. Должно быть, она обросла, когда достигла совершеннолетия. И ее прядь волос не соответствует пучкам меха, окружающим ее запястья. У нее есть еще один клочок шерсти, растущий на задних лапах, с длинными пучками волос, густо торчащими повсюду, где они обвивают каждую заднюю ногу.

Я принюхиваюсь, пытаясь уловить ее запах, и получаю удар за свои усилия. Ее проклятый коготь. Я наклоняю шею вперед, провожу лапой вокруг ее тонкого тела и выдергиваю коготь из носа.

Ух, это так умно!

С раздраженным шипением я поднимаю ее серебряный коготь и сердито смотрю на то место, где держу свой маленький приз в другой лапе.

— Тебе лучше не царапать меня этим снова, — рычу я.

В мои намерения не входило, чтобы слова звучали так агрессивно, но, когда вы говорите через клыки, трудно говорить нежно…

Вместо того, чтобы дать клятву, что она не поднимет коготь к моему лицу вместо того, чтобы даже принести извинения, она разворачивается и убегает прямо с моей лапы на своих лохматых задних лапах.

Отбросив ее коготь, я легко ловлю ее. Мой хвост лениво дергается за моей спиной, когда я игнорирую ее крик и поднимаю ее, чтобы держать на уровне моих глаз.

Я открываю челюсти, чтобы втянуть ее аромат на свой язык, еще больше проникая с ней в свои чувства.

Мгновенно моя кровь ускоряется.

«С тех пор, как я тебя учуял, промелькнуло немало лунных пейзажей. Преследовал тебя».

Тогда мы оба были подростками. Я был намного меньше, и она была менее волосатой.

Я ловлю взгляд на то, как она дрожит, потому что кольцо меха, вздыбившееся у нее на плечах, не вздрагивает вместе с ней.

«Растущие полумесяцы, ты такой странной стала».

Давным-давно мне приказали держаться от нее подальше. Но она наткнулась на мою пещеру и напала на меня, и я поймал ее, так что теперь она моя. Меня не волнует, как она выглядит. Эта женщина должна была быть моей с детства, если бы не запрещалось прикасаться к человеку. Меня жестоко наказали за то, что я так близко подошел к ней.

И все же… я держу ее в руках, и все ужасные предупреждения, которые звучат в ушах каждого детеныша… ни одно из предупреждений с ней не сбылось.

Если честно, я испытываю небольшое разочарование.

Но это нормально. Я все еще могу оставить ее. Я прижимаюсь носом к ее телу, вдыхая ее аромат, и сразу же меня развлекает возмущенный визг. Когда я хрипло хохочу и дымлю на нее, струйка дыма проходит под ее кожей, заставляя ее вздыматься вверх, прежде чем она шлепает ее обратно.

Интересно.

У нее что, вырос воротник, как у моего драконьего рода? Хохлатый Мерлин, такой как я, раздувает свой воротник по разным причинам: чтобы выразить себя, сопровождать брачный танец и казаться более грозным во время битвы, чтобы защитить свою территорию, свое гнездо или свою пару.

Я снова дымлю, наблюдая, как ее кожа снова вздымается, прежде чем она снова яростно шлепает ее.

— Я хочу это увидеть, — говорю я ей и хмурюсь, когда она съеживается на моей лапе.

Возможно, она боится поднять мне свой воротник. При ее размерах и недостатках, когда она сталкивается со мной, я почти понимаю, почему обычное существо колеблется.

Но я видел, как эта женщина защищала ягненка от крадущихся йотов, используя лишь горсть камней, свою бесстрашную стойку и крики. Я мог подумать, что она будет обмахивать меня воротником, как детеныш, сражающийся с нападающей виверной. Когда человека загоняют в угол, он становится свирепым.

И моя все еще жалящая ноздря говорит, что мой человек непослушный.

Зачем она пришла сюда?

Я повторяю вдох в третий раз, и когда верхняя половина ее кожи вздувается от силы моего дыхания, я ловлю ее воротник зубами и дергаю.

Она возмущенно мычит, когда я приподнимаю лоскут. Я не тяну сильно; Я не хочу ее ранить — я только хочу посмотреть, как выглядит ее воротник. И она издает не звуки боли, а только возмущение.

Только вместо того, чтобы немного приподняться, он полностью отрывается — и ее руки свободны.

Я смотрю на то, что открывается.

У нее вообще нет волосатой шкуры с воротником на спине.

Это было прикрытие.

За исключением ее пушистых ног и покрытых мехом запястий, она больше, чем когда-либо, похожа на девушку-человека, которую я украдкой преследовал.

А после снятия кожного лоскута ее запах стал еще сильнее.

Мой хвост обвивается вокруг нас, и я вцепляюсь когтями ей за спину, притягивая ее ближе, почти, как если бы я прижимал ее к своей груди.

Однако, когда я притягиваю ее к себе, она начинает драться, ее конечности летят в панике. Голод начинает войну с любопытством. Затем ее дрожащая рука бьет меня по моей когтистой ноздре.

Я рычу

Она замирает.

Моя грудь приподнимается на вдохе, и ее сладкий запах настолько хорош, что я бессознательно щелкаю языком по воздуху, пробуя ее своими рецепторами.

Она вздрагивает на моих грудных чешуях, и я сжимаю ее лапами, прижимая к себе, наслаждаясь тем, как приятно держать ее на моих ладонях.

Я никогда раньше не касался человека. Если не считать того, когда мы оба были молоды, мне никогда не было интересно пробовать. Все драконы в нашей горной цепи должны избегать этих зверюшек, этих вредителей. И мы это делаем. Стада людей населяют равнины, но я редко даже летаю над ними, не говоря уже о том, чтобы съесть их, опасаясь, что они случайно свяжут нас. Нас, как птенцов, проинструктировали, что, если мы когда-нибудь съедим человека, то должны тщательно поджарить его своим пламенем, прежде чем прикасаться к нему. Старшие драконы настаивают на том, какую опасность представляют для нас люди. И с учетом того, что кровавая луна коснется мира в течение лунного периода или меньше, этот человек должен быть особенно опасен для меня.

Кровавая луна — это явление над землей Венеры, и она приходит сюда каждые сто лет. Для драконов это означает, что мы перенесем неумолимую брачную лихорадку на месяц.