Желая дракона (ЛП) - Мило Аманда - Страница 23

Это странно хорошо.

Он вздыхает надо мной, расслабляясь. Я сжимаюсь под ним, принимая его вес с удовлетворением, о котором я даже не подозревала.

Мы лежали так, тяжело дыша — и да, я медленно задыхалась.

Я должна сказать ему, чтобы сдвинулся, но я не могу найти средства, чтобы позаботиться об этом. Если я умру вот так, это того стоило. И теперь я понимаю, что Ятанак всегда говорил о том, что жертва смерти во время страстного секса — это цена, которую он готов заплатить. Теперь я все понимаю.

За грудиной Халки начинается хрип; его мурлыканье проникает прямо в меня, вибрации только еще больше расшатывают мои кости.

Мои руки играют вдоль мышц его боков, мои пальцы опускаются в борозды, вырезанные между его режущими ребрами, впиваются, когда он вдыхает, наслаждаясь тем, как он прерывисто выдыхает.

Когда я подтягиваю ногти к его плечам, Халки стонет и еще тяжелее падает на меня, уткнувшись лицом мне в горло. Это странно уязвимый жест; мое сердце трепещет, все мое тело наполняется теплом, просто чтобы он так отдыхал на мне.

Через мгновение он отодвигается от меня и перекатывается на спину, укладывая меня сверху.

Наши сердца бьются друг о друга, постепенно успокаиваясь, синхронизируя удары. И все это время взгляд Халки не отрывается от меня, его руки нежно ласкают меня. Вскоре они собственнически трогают меня. И когда он убеждает меня расположиться так, чтобы я был насажен на него верхом, он обнажает зубы, и его покрытый масляной глазурью посох скользит в мою совершенно потрясенную щель.

Подумать только, что это начало утра девственницей, во всех смыслах и целях. Это было настоящее пробуждение.

…Больше похоже на нападение.

Его глаза ловят мои, я уверена, он видит мое потрясение.

— Опять? — хриплю я. — Действительно?

Когда он улыбается, у Халки блестят зубы.

— Добро пожаловать в брачную лихорадку.

Налле

Когда солнце доминирует над небом и «похотливый надсмотрщик луны ушел», как говорит Халки, мы выходим из нашего домика. Жара прошла всего за ночь, но Халки выглядит худее, а я вся в сперме, липко-опухший беспорядок, когда приветствую свое племя. Халки сжимает мою руку не так, как будто он держит ее, а больше, как будто он сковывает ее, чтобы я не ускользнула.

Как я могу. Я иду с кривыми ногами, мое бедро жалуется ровно настолько, чтобы вызвать у меня гордый трепет — и когда мы поворачиваем за поворот тропинки, и все появляются в поле зрения, все мое племя глазеет на нас, все они у своих костров с утренним чаем.

Затем они разражаются аплодисментами.

Далее следует череда добродушных смешков, насмешек и грубых комментариев, от которых мой дракон чуть не краснеет, когда мы пробираемся в уборную и принимаем утреннюю ванну.

Мы лишь слегка задерживаемся, когда Кулла кричит, что она обменяется со мной мотком пряжи Кивиут за поездку на Халки.

Пряжа Кивиут?

Я, заикаясь, останавливаюсь. Я откидываю голову назад и приказываю Халки.

— Тебе придется сделать это только один раз.

Мои глаза расширяются, когда я радостно потираю руки.

— Если только она не предложит мне еще один моток.

Я в основном дразню.

В основном.

Халки фыркает дымом мне в лицо, сгибается в коленях и упирается плечом в мое солнечное сплетение, подбрасывая меня вверх и через себя, пока я не вижу его спину и его прекрасную задницу.

— Ты не можешь обменять меня на пряжу, женщина.

Втайне я рада, что он не хочет никого, кроме меня. Тем не менее, я делаю вид, что борюсь из-за этого, качая головой, хотя он меня не видит.

— Ты не представляешь, насколько это потрясающе, Халки!

— Более потрясающе, чем великий Хохлатый Мерлин? — спрашивает он недоверчиво. — Более потрясающе, чем я?

И он имеет полное право ставить под сомнение эту идею. Глядя на мясистую, мускулистую его мощную спину и гордые бедра, я знаю, что никогда не захочу отказываться от этого.

Я счастливо вздыхаю. Но я вкладываю сожаление в свой тон, как будто уступаю ценные, редкие вещи. Как Кивиут.

— Хорошо.

Я слегка поглаживаю ту часть его задницы, которая не прикрыта набедренной повязкой.

— Только если она предложит мне три мотка.

Халки подносит ладонь к моей заднице. Я подпрыгиваю, ожидая, что он отшлепает свою горсть, но он этого не делает. Он просто обнимает меня. Это кажется… слишком приятным для публики. По крайней мере, у меня достаточно длинное платье, чтобы я выглядела достойно и прилично, насколько это возможно в этой позе — ну знаете, на плече дракона, который не хочет, чтобы его раздавали за пряжу.

— Что это Кивиут пряжа? — спрашивает он.

Я мечтательно вздыхаю.

— Только самая роскошная из шерсти. Халки, она такая мягкая, ты удивишься, когда почувствуешь это.

Я бью по рукам моих соплеменников, которые пытаются коснуться едва прикрытых ягодиц Халки, когда он проходит сквозь толпу.

— Мой! — рычу я на них, заставляя Халки одобрительно урчать.

Кулла машет мотком Кивиут, когда мы проходим мимо нее, надеясь соблазнить нас. У одного из нас это почти работает.

— Это мягче, чем внутри тебя? — спрашивает Халки, отвлекая меня, когда я тянусь за ним.

Я останавливаюсь, пытаясь повернуться к нему, чтобы увидеть его лицо, но не могу. Он поправляет свою хватку на моих бедрах, его рука теплая, его чешуя шершавая на моей коже там, где мое платье не достает.

— Ты имеешь в виду мое сердце?

— Нет.

Его рука, которую он держит на моей заднице, скользит вниз, пока он не обнимает меня перед всеми, заставляя меня взвизгнуть и упереться ладонями ему в спину, обхватывая его позвоночник, пытаясь встать на него.

— Это, — говорит он. — Эта часть тебя прямо здесь.

Он сжимает.

Я закрываю рот рукой, чтобы заглушить неловкий стон, который издаю в ответ.

Он приподнимает мое платье. Игнорирует мой крик.

— Я не думаю, что что-то мягче твоего лона, — сообщает мне Халки, делясь своим мнением так невинно, что это кажется особенно смазанным, когда он засовывает палец между моих бедер и погружается в меня.

Мои соплеменники милостиво исчезают, когда мой мужчина-дракон насилует меня до туалета, а затем до бани, где он берет меня так сильно, что заставляет кричать — и никто не мешает нам делать дальнейшие предложения.

Возможно, это как-то связано с дрожащим до костей рычанием Халки.

— И ты бы променяла это…

Баня трясется на фундаменте от силы его толчка — и мой стон звучит громко, мучительно и похотливо.

— …из-за простой пряжи?

Ясно, что мой дракон никогда не касался шерсти Кивиут. Но он высказал свою точку зрения. Даже ради Кивиута он убедил меня не торговать им.

…Не то, чтобы я действительно стала бы. И примерно на полпути к наказывающему толчку, который заставляет меня почти петь для него, я уверяю его в этом факте.

Его ответная ухмылка говорит мне, что он знал, что я все время его только подстрекала.

Он изводит меня до тех пор, пока я едва могу вспомнить свое имя. Его, однако, я никогда не теряю способности стонать.

Когда я одеваюсь (а Халки более или менее одет в набедренную повязку), мы выходим из бани и направляемся в центр нашей деревни, где все занимаются повседневными делами. Делами, которыми я пренебрегала. Я с беспокойством оглядываюсь по сторонам.

— Как поживает наш бездельник ягненок?

Фенна фыркает.

— Что ты имеешь в виду под своим ягненком? С каждым кормлением эта маленькая штучка расширяется все больше и больше. Скоро это будет толстый, испорченный клубок шерсти.

— Хорошо! — с облегчением говорю я.

— Сиротская мать все еще производит молоко? — с надеждой спрашивает Халки.

Он не мог перестать говорить об этом. Ну, это не совсем так. Точнее было бы сказать, что когда он не прижимает меня и не врезается в меня достаточно сильно, чтобы я ослепла, и когда он не тащит меня на себе и не убеждает меня ехать на нем быстрее, тогда он говорит о еде.