Леди греха - Хантер Мэдлин - Страница 44

Линдейл невольно вздохнул.

– Пусть даже это правило придумал я, но оно весьма разумное. Ты говорил с ней об этом?

– Я сделал ей предложение, если ты это имеешь в виду.

– Очень порядочно с твоей стороны. Догадываюсь, что она тебе ответила. Отказала, не так ли?

Уверенность друга взбесила Натаниела.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что ты не нравишься этой леди. Встреча под маской – одно, а жить с открытым забралом – совсем иное.

– Я нравлюсь ей больше, чем ты думаешь. – Натаниел понимал, что ведет себя как вздорный мальчишка, и это еще больше разозлило его.

– Поскольку она тебе отказала, то что же ты собираешься теперь делать?

Это был разумный вопрос, и на него нелегко было ответить. Натаниел вспомнил их последнюю ночь – тогда все выглядело так, словно оба знали: такого больше не повторится.

Линдейл прислонился плечом к стене и вытащил из кармана фрака две сигары, одну из которых протянул другу. Оба закурили, потом Линдейл проговорил:

– Я бы с удовольствием помог тебе, если бы вы оба могли… хотя бы терпеть друг друга. – Пожав плечами, он добавил: – Не обижайся, приятель, но все это очень странная история.

Натаниел молчал, и Линдейл, взглянув на горящий кончик своей сигары, добавил:

– Теперь ты, наверное, понимаешь, почему я никогда не занимал комнаты в Олбани. Все эти холостяцкие жилища… В таких условиях трудно соблюдать осторожность.

Натаниел понял, что Линдейл догадывался если и не обо всем, то о многом. То есть догадывался, что у них с Шарлоттой происходили не только разговоры о той встрече на вечеринке.

Оттолкнувшись от стены, Линдейл вновь заговорил:

– Я слышал, что леди Марденфорд вернулась в Лондон после двухнедельного пребывания в провинции. Если соберешься навестить ее, передавай ей мои наилучшие пожелания. – С этими словами он удалился.

Натаниел же, усевшись в кресло, докурил свою сигару. Затем приказал подать лошадь.

Сейчас он вернется в Олбани, где «трудно соблюдать осторожность», и ляжет в постель. Но ему едва ли удастся заснуть, ведь он, как и все последние дни, будет думать о Шарлотте. Будет думать о том, продолжится ли их роман здесь, в Лондоне.

Но он так ничего и не решит, потому что самое большое препятствие – вовсе не его квартира в Олбани и не то, что Шарлотта – родственница одного из его друзей. Главное препятствие – Гарри. То есть все зависело от того, захочет ли он узнать правду об этом мальчике.

Но как ему поступить? Наверное, пришло время решить эту проблему, доводящую до безумия.

Сидя в библиотеке, Шарлотта дожидалась, когда служанка разведет огонь в камине. Обычно она проводила утро в своих комнатах, но сегодня у нее было неотложное дело.

Наконец девушка удалилась. Шарлотта прислушалась. За дверью было тихо. Поднявшись, Шарлотта подошла к столику, стоявшему в самом углу.

С округлыми краями и коринфским основанием, столик этот совершенно не подходил ко всей обстановке библиотеки. Она переделала эту комнату прошлой осенью в стиле Тюдоров. Теперь здесь стояли стулья с выгнутыми ножками, обтянутые яркой узорчатой тканью.

А этот столик… Вероятно, его следовало продать или куда-нибудь переставить. Но он всегда стоял именно на этом месте, и в нем хранились личные бумаги Филиппа. В первое время ей казалось, что убрать его отсюда – все равно что забыть о муже, поэтому Шарлотта и оставила его.

Взявшись за ручку верхнего ящика, Шарлотта замерла на мгновение. Она не открывала этот ящик целых шесть лет. После смерти Филиппа она мельком просмотрела содержимое ящика – письма, бумаги и прочее в том же роде. Были тут и старые школьные сочинения, а также письма от отца. Но тогда, шесть лет назад, она была слишком переполнена горем, чтобы прочитать какие-то из бумаг. У нее не было сил вернуться к ним и позже.

Теперь же она решила, что в этих бумагах может быть какое-то объяснение истории миссис Марден и Гарри.

Но если так, то хотелось ли ей увидеть эти свидетельства?

Ее сердце и здравый смысл говорили «нет». Но вопреки рассудку она сказала себе: «Я должна узнать правду, какой бы она ни была».

Собравшись с духом, Шарлотта выдвинула ящик и снова замерла в замешательстве, глядя на стопки писем и бумаг. Филипп был ее мужем, но все же ей казалось, что она вторгается в чужую жизнь, казалось, что она не имеет никакого права знакомиться с содержанием этих писем и этих документов.

Тем не менее, Шарлотта вытащила одну из стопок бумаг. Эти документы не имели ни малейшего отношения к Джеймсу, и она отложила их в сторону. Затем принялась просматривать письма. Вроде бы тоже ничего интересного: письма от родителей и от друзей, от его наставника и няни.

Шарлотта взяла другую стопку писем, причем старалась найти самые старые. Наконец наткнулась на письмо от друга, которое, судя по всему, было отправлено вскоре после возвращения братьев из путешествия.

Тон послания был веселым и по-мужски откровенным. В письме говорилось о приключениях во время путешествия, и друг явно завидовал братьям, писал, что те наверняка во время путешествий «испытывали сексуальное крещение», как он выразился. Из письма, однако, не следовало, что Филипп открыл какой-то секрет этому своему приятелю.

Шарлотта продолжила поиски, просматривая другие письма того же периода. В тот момент, когда она читала одно из писем, дверь библиотеки внезапно отворилась.

Чувствуя себя воровкой, пойманной на месте преступления, Шарлотта торопливо затолкала письма обратно в ящик. К ней приблизился слуга с маленьким серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка.

Шарлотта подняла брови и демонстративно взглянула на часы, показывавшие начало одиннадцатого. Слуга же всем своим видом выражал сожаление за визит столь раннего посетителя.

– Он был очень настойчив, миледи, и сказал, что вы ожидаете его. И еще он сказал… сказал, что позаботится о том, чтобы нас всех уволили, если мы не сообщим вам о его визите.

Шарлотта взяла с подноса визитную карточку, хотя и так знала, чье имя на ней значилось.

До этого от Натаниела уже пришло три письма, но в них не содержались просьбы о встрече. Она ответила ему, однако не пригласила в гости. Она не сомневалась в том, что это не было безразличием с его стороны, точно также как и с ее. После двухнедельного отсутствия в городе у них обоих накопились неотложные дела, и было о чем подумать.

Шарлотта большей частью думала о нем.

– Я приму его, – сказала она слуге.

Схватив с полки книгу, Шарлотта уселась в кресло возле огня.

Краем глаза она видела столик, возле которого провела утро. Казалось, он сиял и привлекал к себе внимание. «Столик действительно выделяется в комнате», – подумала она. Каждый входящий сюда тут же заметит этот столик и, возможно, заинтересуется содержимым его ящиков. Натаниел, конечно же, сразу догадается, что она выдвигала ящик, и спросит, почему ее заинтересовали письма, написанные десятилетие назад…

Тут дверь наконец открылась и вошел Натаниел, стройный и красивый, как всегда. Он был одет как для верховой прогулки – черная куртка, серые бриджи и высокие сапоги. Утренний ветерок растрепал его золотистые волосы, и они выглядели как после ночи любви; завитки же падали ему на лоб.

Но он даже не взглянул на столик, взор его тотчас же устремился на Шарлотту. Приблизившись к ней, он поцеловал ей руку, и они обменялись светскими приветствиями.

Натаниел взглянул на слугу, стоявшего у двери в ожидании дальнейших указаний.

– Избавьтесь от него, – пробормотал он.

Шарлотта отпустила слугу, и тот вышел из комнаты, вышел с явной неохотой, как показалось Шарлотте.

Проводив взглядом уходящего слугу, Натаниел вновь посмотрел на хозяйку. Уставившись на ноги Шарлотты – она сидела, закинув ногу на ногу, – он проворчал:

– Вы снова пытаетесь соблазнить меня, леди Марденфорд?

Шарлотта покраснела. Она даже не догадывалась…