Мыслепреступление, или Что нового на Скотном дворе - Оруэлл Джордж - Страница 5
- Предыдущая
- 5/5
Как обычно, я не видел разумной коммерческой причины для этого недоедания. В целом я был согласен с мнением Самбо о том, что аппетит мальчика – это своего рода болезненный рост, который следует держать под контролем, насколько это возможно. В Святом Киприане нам часто повторяли изречение, что полезно вставать после еды с таким же чувством голода, как когда вы садились. Всего за поколение до этого школьные обеды обычно начинались с куска несладкого пудинга из сала, который, как откровенно говорили, «сломал аппетит мальчиков».
Но недоедание, вероятно, было менее вопиющим в подготовительных школах, где мальчик полностью зависел от официальной диеты, чем в государственных школах, где ему разрешалось – более того, ожидалось – покупать дополнительную еду для себя. В некоторых школах ему буквально не хватило бы еды, если бы он не покупал регулярные запасы яиц, сосисок, сардин и т. д.; и его родители должны были давать ему деньги для этой цели. В Итоне, например, по крайней мере в колледже, мальчику не давали полноценной еды после полудня. На полдник ему давали только чай да хлеб с маслом, а в восемь часов давали скудный ужин из супа или жареной рыбы, а чаще хлеба с сыром, с водой для питья. Самбо отправился навестить своего старшего сына в Итон и вернулся в снобском восторге от роскоши, в которой жили мальчики.
– Дают им на ужин жареную рыбу! – воскликнул он, сияя всем своим пухлым лицом. – В мире нет такой школы.
Жареная рыба! Обычный ужин беднейшего рабочего класса! В очень дешевых интернатах было, несомненно, еще хуже.
Тот, кто пишет о своем детстве, должен остерегаться преувеличения и жалости к себе. Я не утверждаю, что я был мучеником, но я бы фальсифицировал свои воспоминания, если бы не зафиксировал, что в основном это воспоминания отвращения. Напряженная, недокормленная, недомытая жизнь, которую мы вели, была, насколько я помню, отвратительной.
Если я закрою глаза и скажу «школа», то мне вспомнится игровое поле с павильоном для игры в крикет и сарай у стрелкового тира, сквозняки в общежитиях, пыльные переходы, асфальтированная площадь перед спортзалом, сосновая часовня сзади. И почти в каждом месте была какая-нибудь грязная деталь. Например, оловянные миски, из которых мы ели кашу, – у них были нависающие края, а под краями были скопления кислой каши, которая могла отслаиваться длинными полосками. В самой каше тоже было больше комочков, волосков и необъяснимых черных вещей, чем можно было бы предположить, если бы кто-то не подложил их туда нарочно. А еще была мутная вода в глубокой ванне – она была двенадцати или пятнадцати футов в длину, и я сомневаюсь, что воду вообще часто меняли, – и всегда влажные полотенца с их сырным запахом: и мутную морскую воду местных бань, которая поступала прямо с пляжа и на которой я однажды видел плавающую человеческую какашку. И запах пота раздевалки с ее засаленными тазами, и ряд грязных, ветхих уборных, не имевших на дверях никаких запоров, так что, когда бы ты там ни сидел, кто-нибудь непременно пытался войти.
Мне всегда вспоминаются школьные годы как что-то холодное и зловонное – этакая смесь запаха потных чулок, грязных полотенец и фекалий, а еще вспоминаются хлопающие двери уборных и гулкие ночные горшки в спальнях.
Неприглядная сторона жизни с туалетом и грязным носовым платком неизбежно становится более навязчивой, когда большое количество людей теснится вместе в небольшом пространстве. В армии так же плохо, а в тюрьме, без сомнения, еще хуже.
Кроме того, отрочество – это возраст отвращения. После того как человек научился различать и прежде чем он стал закаленным – скажем, в возрасте от семи до восемнадцати лет, – кажется, что он всегда идет по натянутой веревке над выгребной ямой. И все же я не думаю, что преувеличиваю убожество школьной жизни, когда вспоминаю, как пренебрегали здоровьем и чистотой, несмотря на лекции о свежем воздухе и холодной воде и упорных тренировках. Было, например, обычным делом страдать запорами в течение нескольких дней, поскольку единственными допустимыми слабительными средствами были касторовое масло или другой почти столь же ужасный напиток, называемый порошком лакрицы. В купальню полагалось ходить каждое утро, но некоторые мальчишки не посещали ее целыми днями, просто скрываясь при звонке колокольчика, или же проскальзывая вдоль края ванны среди толпы, а затем смачивая волосы водой.
Маленький мальчик восьми или девяти лет не обязательно будет содержать себя в чистоте, если кто-то не увидит, что он это делает. Незадолго до моего отъезда появился новый мальчик по имени Хейзел, симпатичный мамин любимец. Первое, что я заметил в нем, была прекрасная жемчужная белизна его зубов. К концу этого срока его зубы приобрели необыкновенный оттенок зеленого. За все это время, по-видимому, никто не проявил к нему достаточного интереса, чтобы увидеть, что он их чистит.
Но, конечно, различия между домом и школой были не только физическими. Ваш дом может быть далек от совершенства, но по крайней мере это место, где правит любовь, а не страх, где вам не нужно постоянно быть начеку против окружающих вас людей. В восемь лет тебя внезапно вырвали из этого теплого гнездышка и бросили в мир силы и обмана, как золотую рыбку в аквариум, полный щук.
Против любой степени издевательств у вас не было защиты. Писать домой и просить родителей забрать тебя было бы неразумно, поскольку сделать это значило бы признать себя несчастным и непопулярным, чего мальчик никогда не сделает. Мальчики думают, что несчастье – это позор и его нужно скрыть во что бы то ни стало.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
- Предыдущая
- 5/5