Солдат и пес. Книга 1 (СИ) - Советский Всеволод - Страница 25

А вот что касается парадки, то есть парадно-выходной формы, в которой увольняемый отправлялся домой, то здесь все обстояло строго. Командир лично перед самым выходом из части проверял, чтобы все было по Уставу. Чтобы кокарда не была загнута «в три х…я», брюки не были заужены, лычки и значки соответствовали записям в военном билете… Ну, надо сказать, тогда таких сумасшедших украшений, какими блещут современные «швейные войска», и не было и в помине. Таких диких аксельбантов, шевронов, нашивок, «разговоров» на мундирах… Если чем и грешили, то лишними значками, особенную слабость, понятно, к ним питали жители Кавказа и Средней Азии. Помимо собственно солдатских знаков классности, «Воин-спортсмен», «Отличник СА», «Гвардия», наши южные сограждане всеми правдами и неправдами добывали значки об окончании техникумов и даже вузов, и даже знак «Победитель соцсоревнования» — и тот шел в ход. Ясно, что все это пряталось, не фигурировало на финальном осмотре, да и надевалось уже на подъезде к родному кишлаку, вдали от патрулей.

Ну так вот, в середине июня провожали группу увольняемых. Все обставили торжественно, перед строем, с напутствием в гражданскую жизнь — и командир и замполит придавали этому особое значение. И справедливо.

Проводили. Уехали ребята. Дни, недели побежали своим чередом, принося новое, заметая забвением былое… Лейтенант Богомилов, будучи служебной затычкой, в числе прочего имел обязанность забирать письма, посылки, почтовые переводы — адресованные в часть, они оказывались на городском почтамте, в так называемом спецотделе. Эту обязанность начальник УОМО выполнял охотно, ибо писем ждали все, и он не исключение. Тут его заставлять не надо было.

И вот в очередной такой заезд он среди прочего обнаружил письмо на свое имя. Без обратного адреса. Интересно! Еще в машине не утерпел, вскрыл, начал читать. И, мягко говоря, охренел.

Письмо было от одного из недавних дембелей. Ничем не примечательный парень из роты охраны, служил без нареканий и поощрений, уволился рядовым. Лейтенант на него и внимания-то не обращал, тот никаких поводов не давал. И вдруг написал.

В первых строках он оговаривался, что переезжает на новое место жительства, не то, что было указано в проездных документах. И это новое место раскрывать не будет… Это была присказка такая. А сказка состояла в следующем.

Отставной рядовой сообщал, что очень уважает лейтенанта Богомилова, и потому хочет предупредить, чтобы он был особенно осторожен на шестом посту. Там, по словам автора письма, «происходит что-то нехорошее»…

— Так и написал⁈ — вырвалось у меня.

— Так и написал. И хоть бы что пояснил еще! Так нет же. Что там творится что-то нехорошее, что нужно быть очень осмотрительным, очень внимательным. Якобы он, будучи там часовым, по ночам что-то замечал. А что⁈ — ну хоть бы словом обмолвился. Вот чудак на букву «м»!

— И больше писем не было?

— Да нет, конечно.

— А вы сами туда ходили по ночам?

— Еще бы! Нарочно заглядывал. Когда дежурным по части был. С начкаром или с разводящим проверял посты. Нарочно всматривался, вслушивался… Нет, ровным счетом ничего. А место там глухое, ты уже понял, наверное.

Я кивнул.

Тут надо пояснить: во-первых, «начкар» — это начальник караула, прапорщик или сержант. А шестой пост — это южная сторона периметра части, на самом деле самое глухое, самое безлюдное место в округе. Что там по ночам могло мерещиться часовому?.. Неизвестно. Богомилов сказал, что ни от кого больше подобных вещей не слышал.

— Вот так, — заключил он. — Я никому ничего не говорил, потому что… ну, понятно, за кого примут. Но теперь-то! Понимаешь? Теперь ясно, что это проступают звенья одной цепи!..

— А что это за цепь… — раздумчиво пробормотал я

— Вот то-то и оно! Что это за цепь…

— Ладно, — совсем не по-уставному сказал я. — Понял, товарищ лейтенант, спасибо за информацию.

— Да и тебе тоже. Будет что интересное — заходи, обсудим.

— Есть! — а теперь я ответил по всей форме. И побежал в казарму. До заступления в наряд оставалось всего ничего.

Дежурные собаководы обязаны в течение суток ходить на посты, проверять собак. Фамилии этих дежурных заносятся в караульную ведомость, часовые обязаны их допускать на свои участки — формально после переклички «пароль-отзыв», разумеется. На деле же это редко бывало, обычно часовые пропускали знакомых кинологов. Попробуй так «дух» командовать «дедом» или хотя бы «черпаком»! Хлебнешь потом неприятностей.

Дежурство началось. Я свои обязанности выполнял исправно. Разумеется, в ближнем запасе держал мысль как следует осмотреться, вслушаться в то, что происходит на шестом посту ночью… И вот очередная проверка в самую ночную глухомань.

Прохладно было уже совсем не по-детски, а мы на зимнюю форму еще не перешли. Выручал вездесущий ватник — удобная, функциональная и по-своему элегантная вещь. Итак, ватник, автомат, ремень со штык-ножом и подсумком. Готов! Вперед.

Нумерация постов у нас против часовой стрелки. Первый пост объединен с КПП, здесь собак нет, и так все надежно прикрыто. Псы наши дежурят начиная со второго. Я стал мысленно перебирать всех поименно, кто сейчас на службе: Север, Алтай, Гектор, Джек, Макс… На шестом посту находился Макс, прямо скажем, не лучший пес. Глуповатый и трусоватый. В местной собачьей иерархии он был одним из аутсайдеров.

Обход занимал не меньше часа. Где-то пса надо было успокоить, где-то напоить… Но, в общем, вплоть до пятого поста все было в пределах нормы. Прореха, сделанная нарушителем, давно заделана. Проходя мимо, я покосился на это место.

А прямо на границе шестого поста я наткнулся на часового, знакомого мне рядового Маркелова.

— А, здорово, земеля! — искренне обрадовался он. — Я тя издалека узнал по росту. Ну как же! Така дылда, не в обиду будь сказано. Ни с кем не спуташь… А пес-то твой дрыхнет, паразит!

— Как дрыхнет? — страшно удивился я.

— Да как все дрыхнут, так и он. В будку залез, да и спит, подлец.

— А ну-ка… — я заспешил к будке. — Макс!

Тишина.

— Макс, черт возьми!..

Подбежав к будке, я заглянул в нее и замер.

Пес был мертв.

Я положил руку на шерсть — тело еще хранило слабое-слабое тепло, но практически уже остыло.

— Тьфу! — плюнул я с досады

— Эй, чего там? — беспокоился Маркелов. — Случилось чего?..

Я встал, пошел к нему.

— Случилось. Давай на вышку, звони в караулку…

И я объяснил ситуацию.

Глаза сослуживца обалдело округлились:

— Это как… Издох, что ли⁈

— Да.

— Во дела… А отчего?

— Ну, пока что тут скажешь? Звони, докладывай. Будем решать. А я тут за тебя постою, подстрахую.

— Ага. Счас!

И он заспешил к вышке.

Смерть караульной собаки на посту — ситуация глубоко нештатная. Что делать в этом случае?.. Ну, сообщить по начальству. Действия начальства? Понятно, что немедленно надо выставлять новую собаку. Но для этого надо забирать покойничка, выяснять причины его смерти… Как это делать? Везти в местную ветеринарную клинику, где должен быть звериный патологоанатом… Так, должно быть? Ну, а как иначе! По здравой логике все так. Служебная собака — государственное имущество, утрата или порча которого в любом случае подлежит какому-то расследованию.

Но посреди ночи?.. Что здесь предпринять⁈

Размышляя таким образом, я не забывал озираться, вслушиваться.

Мощные лампы прожекторов создавали нечто вроде светового полога вдоль периметра: сеточного ограждения, тропинки часового и собачьего поста. Этот искусственный свет, конечно, выглядел жутковато, типичный антураж голливудского фильма ужасов, типа «Кошмар на улице вязов» или «Пятница, 13». Тьма за прожекторной зоной чудилась даже не тьмой, а черной дырой, провалом в никуда… Да, такое диковатое ощущение было. Хотя в целом — ничего особенного. С восточной стороны доносился никогда не смолкающий рабочий шум железной дороги, зарево электрических огней станции виднелось над лесными верхушками… Лес сдержанно шумел под ветром — понятно, по ночам этот ветреный шелест куда слышнее, даже если он тише дневного.