Главная роль 6 (СИ) - Смолин Павел - Страница 39

Потарабанив пальцами по столу, я разразился итогами размышлений.

— Первое — вежливо попросить Льва нашего Николаевича написать купчихе Леонтьевой письмо с напоминанием о том, что собаки, как и любые другие животные, души не имеют, а посему в Царство Небесное попасть не могут, равно как и в Ад — нет в них ни греха, ни добродетели.

— Так точно, — отозвался секретарь, записав в блокнотик.

— Второе — спустить Госсовету указ проработать и принять закон, согласно которому право наследования имеют только люди. Если кому его окружение не любо, значит вот такой он человек — дерьмо к дерьму и липнет.

Секретарь гоготнул — Двору нравятся шуточки в стиле покойного Александра, равно как и всем образованным людям страны — интеллигент существо тонкое и робкое, и сам таких шуточек отмачивать избегает, через что ценность «солдатского юморка» в его глазах очень велика.

— Так точно, — подтвердил секретарь и это.

— Добавить в указ пункт о том, что в случае отсутствия должным образом заверенного завещания о передаче капиталов человеку и при отсутствии прямых родственников имущество подлежит передаче в городскую казну в соответствии с имеющейся в юридических документах процедурой.

— Так точно.

— Дальше, — велел я.

— Прошений нет, но инцидент, по нашему с товарищами по секретариату разумению, требует Вашего внимания, Георгий Александрович, — изобразил Федор смущение.

Инициатива нынче почти ненаказуема, но инерция мышления вещь очень прилипчивая — а ну как у меня день не задался, и Федору теперь за то, что принес фигню прилетит?

— Требует — значит требует, — кивнул я.

Секретарь поведал удивительное. Под Тверью еще в начале XVII века появилось ничем непримечательное поселение Каменное (или Каменское) — сколько таких на Руси было, есть и будет? «Ничем непримечательным» оно оставалось до того, как на него на исходе XVIII века обратил внимание граф Василий Петрович Мусин-Пушкин и открыл в сельце бумагоделательную фабрику. Обилие лесов обеспечило предприятие сырьем, а обилие малоземельных крестьян — рабочими.

Семь десятилетий спустя предприятие выкупил московский купец Первой гильдии Михаил Гаврилович Кувшинов — он модернизировал давненько этого требующее производство, расширил номенклатуру продукции и благополучно скончался по естественным причинам, оставив капиталы в наследство сыну — Сергею Михайловичу Кувшинову. Последний погиб в кораблекрушении полгода назад — капитана затонувшего судна угораздило выжить, и за это его подвергли суду. Не посадили — не за что — но бороздить моря или хотя бы реки уже не будет: у моряков в эти времена с понятием «честь» все очень строго, и такого коллегу все они на грот-мачте вертели.

Капиталы перешли в собственность Юлии Михайловны Кувшиновой — сестры Сергея Михайловича и единственной оставшейся в живых прямой родственницы. Дама она оказалась просто невероятно деятельной — за столь короткий срок фабрика расширилась раза в три, а село Каменное начало стремительно преображаться: Юлия Михайловна выписала из Москвы архитектора Флегона Воскресенского — трудится в стиле «модерн», имеет неплохое портфолио и несомненный талант — и начала пользовать его в хвост и гриву.

Первым делом в Каменном появился огромный магазин. Затем — «больничный городок». Дальше — школы для детей рабочих и крестьян. Ныне к Каменному тянут железную дорогу, улицы мостят булыжником, хлипкие бараки для бездомных рабочих перестраиваются в красивые, просторные, теплые и светлые общежития — словом, Юлия Михайловна строит себе городок-сказку и намерена превратить фабрику в промышленный гигант. Благотворительностью особо не страдает — сама вкалывая от рассвета до заката, она требует того же и от окружающих. Платит щедро — и живыми деньгами, и «соцпакетом» с инфраструктурой, и от этого «барыню» ее сотрудники готовы носить на руках. Увы, не получится — неприлично-с.

— Ну и дела, — вынырнув из рассказа Федора, выдохнул я.

— Дела, — согласился он.

— Письмо Юлии Михайловне сам напишу, — решил я. — Такие порывы нужно всяческим образом поощрять. Внеси ее в список на получение Премии Романовых на 1895-й год. Распорядись выдать такой замечательной даме княжеский титул и распорядись заказать у нее столько добра для государственных школ, сколько она сможет произвести.

Суфражистки по всему миру мои портреты помадой запачкают до полной неузнаваемости, а менее социально-ориентированным бизнесменам мужского пола пусть будет стыдно! О, вспомнил!

— Будет неплохо добавить к Юлии Михайловне еще нескольких дам. Гродеков писал — баронесса Шетнева из Владивостока уже много лет показывает себя весьма достойной предпринимательницей. Добавь в список и ее, да поищи еще троицу — пять хорошее число.

— Без титулов? — уточнил секретарь, невозмутимо записывая баронессу в блокнот.

А откуда ему про ту давнюю интрижку знать?

— Принеси потом, посмотрю и решу.

— Так точно!

Федор свалил заниматься делами, и в кабинет вошел мой князь Кочубей. Смуглая усатая рожа прямо-таки лучится довольством: добрые вести принес.

— Доброе утро, Виктор Сергеевич, — улыбнулся я в ответ на не лишенное легкой и дозволенной личному другу иронии щелканье каблуками Кочубея.

— Воистину доброе, Георгий Александрович! Великолепные вести из Сиама прибыли.

— Это хорошо! — потер я руки. — Присаживайтесь, у меня тут как раз приправа под добрые вести припасена.

Пока Кочубей садился напротив меня, я достал из ящика стола коробочку с парой душистых сигар — с Кубы, ясен пень, подарок от испанских колонистов, которым я немного помог боеприпасами и оружием. Да, колонизаторы, а американцы, которые Кубу последнее десятилетие пытаются «отжать», типа лучше? Нет уж, будущего стратегического противника нужно окружать очагами напряжения. В первую очередь, конечно, помогать элитам Мексики построить уже что-то похожее на государство вместо живого воплощения потешного движения «анархо-капитализм». МИД мне в наследство достался просто восхитительный — традиция Имперская, ее столетия утрачивать надо, прилагая серьезные усилия. Крах государственности, гражданская война, добровольный демонтаж сверхдержавы — даже этого не хватило, чтобы в моей старой реальности спустить в унитаз Ее Величество Систему, а сейчас Империя вообще-то на историческом пике могущества, и у нас очень удачно образовались почти бесконечные деньги.

Я открыл окошко, и Виктор Сергеевич под ароматные дымы поведал мне о сокрушительной катастрофе, постигшей позарившихся на земли Рамы англичан. Первая фаза кампании прошла относительно удачно — британцы постреляли с кораблей по прибрежным городам, снесли парочку крепостей и выставили Сиаму ультиматум. Рама в ответ принял давно заготовленный пакет указов под грифом «Вторжение Великой Державы». Приветливые и дружелюбные подданные Рамы проявляют свои лучшие качества только тогда, когда к ним приходят с тем же, но в гневе столь же страшны, как и остальные азиаты. Разобрав руины и оплакав убиенных, все мужское население прибрежных районов направилось записываться в ополчение, а население небоеспособное — на заранее подготовленные пункты по приему беженцев в недоступных английским орудиям районах подальше от берега. Припасов там запасено на полгода полной автономии, но ее не будет — плодородных земель в безопасных районах Сиама более чем достаточно. Оборудовать склады я помогал много лет, ввалив тонну бабла и как следует нагрузив отечественные консервные заводы, которые могли себе позволить отвлечься от внутреннего рынка.

Как следует воспользовавшись отведенным англичанами на принятие ультиматума двухнедельным сроком, Рама послал мощный сигнал — группа диверсантов под командованием нашего спеца (к награде приставим, само собой) потопила целый английский крейсер «колхозным способом»: при помощи рыбацкой лодочки и совершенно устаревшего торпедного аппарата. Англичане, само собой, на такую подлость обиделись и начали высаживать десант. Сиамцы пригодные для этого места, очевидно, знали лучше «пришельцев», поэтому высаживаться британцам пришлось под пулеметный и артиллерийский огонь, не забывая падать в ямы с кольями, получать по рожам шипастыми бревнами, и постигать прочие прелести партизанской войны.