Когда он получает (ЛП) - Сэндс Габриэль - Страница 24

Не знаю.

— Ты не произнесла ни слова с тех пор, как мы сели в машину, — говорит Неро откуда-то сзади меня.

Я снимаю туфли, оставляю сумочку на диване в холле и направляюсь в свою комнату. — Я устала.

— Так вот что это такое? — спрашивает он, следуя за мной в спальню. Я должна сказать ему, чтобы он убирался, но не делаю этого.

Вместо этого я прячусь в гардеробной, закрывая за собой дверь, чтобы не пускать его, пока я переодеваюсь.

Я завязываю влажные волосы в пучок и влезаю в футболку и спортивные штаны.

У меня под кожей гудит от злости.

Вопрос вырывается из меня прежде, чем я успеваю его проглотить. — У тебя с ней что-то было?

— С кем? — спрашивает он с другой стороны двери.

— С Клео.

Наступает долгая, тягучая пауза.

— Разве это имеет значение? Я думал, мы просто друзья.

В его тоне слышится нотка веселья.

Неужели он думает, что это смешно?

Я рывком открываю дверь.

Его ладони упираются в дверной косяк, и он наклоняется вперед, в результате чего мы оказываемся почти нос к носу. — Друзья ревнуют друг друга?

— Я не ревную, — выдавливаю я из себя, хотя мысль о том, что он может быть с кем-то еще, заставляет мои легкие сжиматься.

Теперь, когда он у меня есть, я не хочу, чтобы он был у кого-то еще, даже если я твердо решила никогда больше с ним не спать.

Ты действительно ожидаешь, что он будет хранить безбрачие?

Взгляд Неро опускается к моим губам. — Ты увидела, как другая женщина обнимает меня, и практически позеленела.

— Откуда тебе знать, какого я цвета, если ты не сводил с нее глаз?

— Она просто друг. Она никогда не была больше, чем другом. Если бы это было так, я бы не стоял здесь, потому что Раф уже убил бы меня. Он такой же, как я, Блейк. Он сходит с ума, когда кто-то прикасается к тому, что принадлежит ему.

Я протискиваюсь мимо него и иду на кухню.

Мне нужно выпить стакан воды, принять «Advil» и хорошенько выспаться. Этого должно быть достаточно, чтобы выкинуть все эти безумные мысли из головы и успокоиться.

Неро, должно быть, чувствует, что я хочу побыть одна, потому что он удаляется в свою спальню, а не идет за мной. В моей груди возникает тупая боль, которая никак не может быть разочарованием. Я же не хотела, чтобы он шел за мной. Не то чтобы я нуждалась в его заверениях.

Но когда он снова появляется через минуту, пока я пью второй стакан воды, я чувствую предательский трепет — трепет, которого не должно быть, черт возьми.

Он переоделся в костюм, и теперь мы в одинаковых серых трениках.

Только рубашки на нем нет.

Я не могу удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по его скульптурному торсу, когда он приближается. Сдерживаемый вздох вырывается из моих губ.

Почему он это делает?

Он прижимает меня к кухонной стойке, заключая в объятия.

По моему телу разливается тепло. Меня все еще тянет к нему. Я хочу оставить на нем следы. Я хочу вырезать свое имя на его коже. Это нелепо, потому что я планирую сбежать от него, но чувство собственничества все еще горит глубоко в моем животе.

Он наклоняет голову, оказываясь на уровне моих глаз. — Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала на меня злиться?

— Разве мы не говорили об этом за ужином? Я уже сказала, что перестала на тебя злиться. У нас все хорошо.

Он наклоняет голову. — Ты называешь это хорошим? Ради всего святого, не вспоминай больше эту чушь про друзей. Я этого не вынесу.

— Я не знаю, чего ты от меня хочешь.

— Я хочу, чтобы ты перестала отрицать, что здесь еще что-то есть. Что-то, за что стоит бороться. Я был готов умереть за тебя, Солнышко. Неужели ты думаешь, что я просто откажусь от нас после того, как у меня появился второй шанс сделать тебя своей?

Дрожь пробегает по моему позвоночнику.

Нет, нет. Нет. Я не могу позволить ему проникнуть под мою кожу.

— Я никогда больше не буду твоей, Неро. То, что у нас было раньше, исчезло.

Он качает головой. — Ты ошибаешься. Я думаю, ты все еще хочешь меня, просто не хочешь признаться себе в этом.

Унижение пронзает меня насквозь, потому что это правда.

Я больше не понимаю себя. Как я могу хотеть его после всего, что он сделал?

После всей этой лжи и боли?

Я извиваюсь в его объятиях, поворачиваясь так, чтобы оказаться спиной к нему. Чтобы не смотреть ему в глаза и не чувствовать, что он заглядывает мне прямо в душу.

Он прижимается ко мне и становится твердым, как камень.

— Не трогай меня.

Мой голос слабее, чем должен быть.

Его дыхание касается моей шеи, а его губы касаются моего уха, вызывая мурашки по коже. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить стон, который грозит вырваться наружу.

— Ты должна позволить мне прикасаться к тебе, — пробормотал он. — Мы должны быть единым фронтом, помнишь? Как мы убедим кого-нибудь, что мы счастливы в браке, если ты будешь отстраняться каждый раз, когда я попытаюсь тебя поцеловать?

Его рука обхватывает мое горло, и он поворачивает мою голову так, что наши губы оказываются на расстоянии шепота друг от друга. Проходит несколько секунд, пока мы дышим одним воздухом.

Это чистое искушение. Теперь я знаю, что чувствует наркоманка, когда просто не может устоять перед очередной дозой.

Мой рот приоткрывается.

Это все приглашение, которое ему нужно.

Его губы налетают на мои, язык вторгается, борется, завоевывает. Мир вокруг нас исчезает. Нет ничего, кроме него и меня, и нас захлестывает торнадо похоти и неверных решений.

Его хватка на моем горле ослабевает, когда он поворачивает меня лицом к себе и прижимает к прилавку. Я чувствую, как его член подрагивает сквозь ткань треников.

Я стону ему в рот.

Мне не должно это нравиться. Это не должно быть похоже на возвращение домой.

И все же это так.

Мы целуем друг друга так, будто мы последние два человека на всей планете. Как будто если мы остановимся, наступит конец света.

Его ладони скользят по моим бокам и обхватывают мою попку, притягивая меня к себе. Между нами не осталось ни малейшего пространства, и все же этого недостаточно. Он словно хочет поглотить меня в себя. Не могу сказать, что мне не нравится эта идея.

Он разрывает поцелуй и тянется губами к моей шее, а его горячий язык зажигает искры до самого сердца. Я открываю глаза и первое, что вижу, — его пистолет, лежащий в кобуре на журнальном столике. Пистолет, из которого он убил неизвестно сколько людей. Дымка рассеивается.

Что, черт возьми, я делаю? Я потеряла его.

Паника охватывает меня, и я толкаю его в грудь. — Остановись. Остановись.

Он отстраняется с грубым стоном. — Детка…

Я проскальзываю между ним и стойкой, оставляя между нами расстояние. Ко мне наконец-то вернулся здравый смысл. Что на меня нашло? Он мне не подходит по целому миллиону причин, включая то, что из-за него я схожу с ума.

Я должна держаться от него на расстоянии, а не целоваться с ним на кухне, ради всего святого!

Мои глаза встречаются с его глазами. — Это ошибка. Я не хочу этого.

В его глазах вспыхивает обида, и я ненавижу, что вызвала ее. Но будет лучше, если я причиню ему боль сейчас. Будет лучше, если я откажусь давать ему надежду.

Потому что как только мы получим от Джино и Виты то, что они хотят, я уеду из Нью-Йорка.

ГЛАВА 15

БЛЕЙК

Следующие две недели пролетают со скоростью света.

Вита приезжает в девять утра и старается заходить в здание через неприметный черный вход, где мало шансов, что ее увидят. Вряд ли Братва следит за пентхаусом, но они с Джино не хотят рисковать.

Братва не должна знать, что мы планируем, а если жена дона будет приходить сюда каждый день в неделю, это вызовет вопросы.

Вита рассказывает мне все, что Ферраро знают о Братве и о том, как она действует. Она показывает мне фотографии пахана, его бригадиров и высокопоставленных воров. Она дает мне биографию Максима Гарина и его жены, Екатерины, известной также как Катя. Я перечитываю последний документ снова и снова, пока не могу практически декламировать его во сне.