Остров сбывшейся мечты - Михалкова Елена Ивановна - Страница 47
- Предыдущая
- 47/63
- Следующая
С Асланом было сложнее: действовать предстояло очень осторожно, и к одному из своих источников, способному дать более полную информацию, Макар не рискнул обратиться. Их интерес мог стать известным Коцбе, и тогда на расследовании в этом направлении можно было ставить крест.
Илюшин каждый день звонил в больницу, узнавая о состоянии Липатова, и каждый раз получал один и тот же ответ: больной пришел в сознание, но по-прежнему находится в реанимации, и беспокоить его нельзя. Лена Красько, как они с Бабкиным и предполагали, ничего не могла сообщить о личной жизни своего шефа.
Им самим пока удалось узнать немногое. Коцба до пяти лет рос в Абхазии, затем вся семья перебралась в столицу. Три брата Аслана были подключены к бизнесу, старики-родители так и не вернулись на родину. Илюшин выяснил, что всего детей было пятеро, но один из братьев умер в младенчестве, а взрослая сестра погибла вскоре после переезда в Москву в результате несчастного случая. Связь Ромашовой с братьями Коцбы установить не удалось, точно так же как с теми бизнесменами, которые посещали клуб Перигорского по субботам.
– Что вовсе не значит, что такой связи нет, – подвел итог Илюшин, рано утром просматривая итоги работы Сергея.
Бабкин с утра был хмур и раздражен. Все время, что он занимался «цветочницей», его не оставляло чувство, что они упускают нечто важное. Накануне Сергей восстанавливал в памяти их с Макаром действия, пытаясь понять, где они допустили ошибку. Выходило, что нигде. Он мысленно поставил себе галочку – снова проверить семью Вики Стрежиной, на этот раз более тщательно, но сам понимал, что эта проверка – от безнадежности: даже если признать существование мотива, у Стрежиных не имелось возможности отправить Викторию на необитаемый остров в Тихом океане.
– Кофе будешь? – спросил Макар, зевая.
– Буду. Двойную порцию.
– И мне тоже сделай. – Макар ухмыльнулся и снова зевнул.
– Нахал ты, Илюшин, – сообщил ему Сергей, проходя на кухню. К утру дождь утих, облака разогнал ветер, и из окна открылось чистое светло-голубое небо, к которому тянулись краны со всех окрестных строек. – Смотри, похоже, погода налаживается. Тебе двойной?
– Ага.
– Что ты постоянно зеваешь?
– Спал мало.
– Неужели думу тяжкую думал, кому возвращать неотработанные деньги? – сердито бросил Бабкин, отсыпая кофе в большую медную турку. Турку привез Макару именно он, да и кофе тоже, потому что Илюшин без всяких изысков пил растворимый, который Сергей и за кофе не держал. «Прививаю Макару вкус к хорошему», – хмыкнул про себя Бабкин.
– Думать мы с тобой будем сейчас, – возразил Макар. – А я читал. И даже получал удовольствие.
Сергей только теперь заметил на кухонном столе книжку, раскрытую на последних страницах. На твердой обложке была нарисована огромная белая птица, на которой восседал лучник.
– Вчерашняя фантастика? – припомнил Сергей.
– Именно. Между прочим, оказалось, и впрямь неплохая книжка. Правда, я до конца не дочитал, но это и неважно – все равно понятно, чем дело кончится.
– Что в ней хорошего, раз понятно?
– Фантастика – не детектив, чтобы читателю до последних страниц загадки загадывать. А написано хорошо, хотя и надуманно.
Сергей покачал головой: он не мог понять, как фантастика может быть ненадуманной. Это ж фантастика! Выдумка! Там все из пальца высосано.
Он снял кофе с плиты и быстро разлил по чашкам. Сверху в обеих чашках образовалась коричневая пена, которую Бабкин присыпал сахаром и смотрел, как медленно опускаются в кофейную темноту сахаринки.
– Это вторая книга, которую ты взял у Каморкина, – вспомнил он.
Макар посмотрел на него с легким удивлением.
– Нет. Я брал одну, а фантастику – кстати, она оказалась фэнтези, – купил вчера, ты забыл? Сегодня новую куплю, того же автора: он, оказывается, много написал. У него очень хороший слог. Правда, он мне кого-то напоминает, то есть особенно самобытным писателем его не назовешь, но для развлекательного чтива самобытность и не требуется.
Сергей перевернул книгу обложкой кверху, посмотрел фамилию автора:
– Риддер? Никогда не слышал.
И тут понял, почему вспомнил о книгах.
– Макар, ты первую книгу внимательно прочитал?
Илюшин поднял на него серые глаза – в них повис вопрос. Бабкин знал, что у Макара редкостная память на прочитанное и услышанное, а Макар знал, что Сергей об этом знает.
– Невнимательно, разумеется, – ответил Илюшин. – И, разумеется, все запомнил. А что?
– Ты ведь не просто так ее читал, для собственного удовольствия. Ты попросил ее у Каморкина, чтобы понять, какие книги нравились Стрежиной. Какой у нее вкус, что она предпочитает... И собирался даже вывести какие-то данные о ее характере. Так вывел или нет?
– Вывел, что Стрежиной нравились женские романы с лихо закрученной сюжетной линией, – пожал плечами Макар, – чрезмерно закрученной, такого в жизни не бывает. Нет, ничего интересного я оттуда не узнал. Честно говоря, у меня так и не сложился в голове портрет девушки, а я выпросил романчик у Михаила Олеговича в том числе и для этой цели.
– Что у тебя не сложилось? – спросил Сергей удивленно. – Девушка как девушка.
– В том-то и дело, что не совсем. У нее, по описанию друзей и близких, такой набор черт характера, что она должна быть довольно неприятным человеком. Выросла замкнутой, необщительной, в детстве не получала любви и заботы от семьи, а повзрослев, и вовсе порвала с родными отношения. Отличается не самым привлекательным для людей качеством – прямолинейностью. Что еще? Искренность. Если она почти всегда искренна, значит, не способна быть тактичной. Вспомни, что Стрежина объяснила Вениамину Рощину, когда ушла от него. Скажи, почему бы ей не соврать, а? Неужели она была настолько безразлична к собственному другу, что не понимала, как его заденет ее «правда» о нем? Одно из двух: или не понимала, и тогда она невнимательный к людям человек, даже к близким... Или понимала, и тогда ее безразличие к чувствам Рощина граничит с жестокостью. Меланхолична, явный интроверт, очень скрытна, из близких людей – один старик-дядя, которым она восхищается. Но восхищается, заметь, не потому, что Михаил Олегович хороший, порядочный человек, а потому, что он талантливый фотограф. Каморкин рассказывал, с каким восторгом Вика смотрела его снимки, как она переживала, когда какой-то журнал опубликовал его снимки без разрешения и не выплатил Каморкину гонорар. Мне сдается, что ее задело покушение на профессиональную честь дядюшки, а вовсе не то, что ему попросту денег не хватает на хорошие пирожные и печенье. Она явная максималистка во всем, а максималисты редко бывают симпатичными людьми: слишком они уперты, слишком озабочены поисками правды.
– Но подруга и дядя любили ее, – возразил Бабкин, неприятно задетый рассуждением Илюшина.
– Этого я и не могу понять, – пожал плечами Макар. – Таких, как Стрежина, как правило, уважают, иногда им завидуют, но их почти никогда не любят. Я думал, что, может быть, после прочтения книжки меня осенит, но не осенило.
Бабкин залпом допил кофе, старательно соскреб со дна не растворившийся сахар. Илюшин бросил взгляд на его насупившееся лицо, но ничего говорить не стал. «Пусть сам все обдумает. Лишние иллюзии – это зло».
Сергей бесцельно побродил по квартире, пока Макар допивал кофе, одновременно дочитывая книгу, и наконец вернулся в кухню и подошел к окну. Небо было по-прежнему голубым, и только на горизонте висело большое облако, похожее на остров. Бабкин вспомнил все, что знал о Вике Стрежиной, вспомнил разговор с ее родственниками, рассказ Вениамина Рощина, от которого у Сергея осталось ощущение чего-то липкого, вспомнил сухого желтолицего дядюшку и его пейзаж с лесом. Сергей постоял у окна, глядя на облако и вызывая в памяти лучи света, пронизывающие лес, и маленькое дерево со сломанной веткой. А затем обернулся к Макару.
– Знаешь... – сказал он, – ты во всем не прав. Абсолютно во всем.
Илюшин, чуть не поперхнувшийся кофе, поставил чашку на стол и отодвинул книгу.
- Предыдущая
- 47/63
- Следующая
