Медленное пламя (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 11

И, наконец, я узнала, что он обладал исключительным талантом терпеть меня, потому что я шла в комплекте с Иззи, и, судя по словам Дианны, он явно это скрывал.

Хотя в моем ребенке он действительно души не чаял.

Так что это было что-то.

— Он назвал тебя обузой? — недоверчиво спросила Дианна.

— Не именно таким словом, но Брайсу он сказал, что у меня серьезные проблемы, с которыми мне предстоит разобраться.

— Это совсем не то, как если бы он называл тебя обузой, Адди.

— Ну, Брайс, очевидно, спросил его, собирается ли он что-то предпринимать в отношении меня, и Тоби ответил, что у меня серьезные проблемы, и пока я с ними разбираюсь, мне не нужно связываться со странником, который может уйти в любой момент. Я нуждалась в чем-то постоянном и надежном, поэтому я его не интересую.

— И опять же, это совсем не то, как если бы он называл тебя обузой, и избегал бы всего обременительного, — продолжила гнуть свое Дианна.

— Может быть, так видится женщине, которая уже много лет замужем за любовью всей своей жизни, но в мире одинокой женщины… нет, одинокой мамы, его слова в переводе означают, что ему не интересно… совсем.

— Не уверена… — начала она.

— Думаешь, мужчина Гэмбл не добьется желаемого, несмотря ни на что?

На это у Дианны не нашлось ответа.

Мы обе знали, что мужчина Гэмбл добивается желаемого, несмотря ни на что.

Черт, Джонни надел Из на палец кольцо с огромным камнем, они жили вместе, а на его территории специально построили конюшни для ее лошадей, хотя они даже и года не встречались.

Да.

Мужчина Гэмбл добивается желаемого, берет это, а затем… идет вперед.

— Слушай, я ничего не имею против Тоби, — прервала я молчание. — Я понимаю. Он не для меня. Так бывает. Я — обуза. И Дианна, ты должна помнить, я видела, как подобные вещи происходили с моей мамой снова и снова. После моего отца она искала любовь. В ее груди билось полное надежд сердце, открытое для чувств. Она хотела этого для себя. Хотела стабильности для своих девочек. И ее снова и снова сбивали с ног парни, которые хотели залезть к ней в трусики, но не хотели иметь ничего общего с детьми от другого мужчины. Тоби, по крайней мере, честен в этом. Это говорит о нем, как о хорошем человеке. Очень хорошем. И я это ценю.

Это была полная ложь.

Я этого не ценила.

Меня тянуло к Тоби Гэмблу.

Мне хотелось попробовать его губы и другие части тела.

Хотелось коснуться его кожи и узнать, как выглядит его тело под этими футболками и джинсами.

Я хотела его трахнуть. Хотела, чтобы это было дико, мощно и настолько захватывающе, чтобы мир перестал существовать, кроме нас двоих и того, что мы делали друг с другом и что при этом чувствовали.

Мне хотелось спать рядом с ним.

Мне хотелось просыпаться рядом с ним.

Мне хотелось чувствовать его объятия. Не те, как в тот ужасный день, когда я рыдала, уткнувшись ему в шею, а он нес меня к кровати Иззи, или в тот другой, гораздо более ужасный день, когда у меня похитили ребенка.

Я хотела, чтобы он обнимал меня просто так.

Я хотела, чтобы Бруклин вырос рядом с таким человеком, как Тоби Гэмбл. Не только как со своим дядей, который подкидывал его так высоко, что заставлял летать, или позволял ползать по себе, когда мы ели гамбургеры в закусочной, и только потому, что это был мой сын, а Тоби был порядочным парнем, любившим детей. Но и как парень, который всегда был рядом и, в конце концов, дал моему мальчику наставления в вопросах, о которых его мать не имела понятия.

Я не была в него влюблена.

Но знала: дай он мне хоть малейший намек, хотя бы мысль о том, чтобы начать со мной что-то, я бы приняла эту влюбленность.

И я также знала, что если бы у нас ничего не получилось, это уничтожило бы меня.

Мой брак с Перри свидетельствовал о том, что я нашла себе мужчину, похожего на моего отца. Как бы мне ни хотелось отрицать эту истину, оглядываясь назад, я не могу этого сделать.

Когда я встретила его, — живущего, как мне казалось, на грани, грезившего рок-н-роллом, мастерски управляющегося с гитарным риффом и словами, — моя внутренняя бунтарка была убеждена, что я могу пойти по маминым стопам, но сделаю это правильно.

Я училась так же, как и всегда.

Что тут скажешь.

Мне пришлось облажаться, чтобы понять.

И никогда больше такого не повторить.

Теперь у меня есть сын.

И он был для меня всем.

Больше на такой риск мне идти нельзя. Особенно, когда в деле замешано мое сердце.

Мне нельзя усваивать уроки на собственном горьком опыте.

Потому что Бруксу придется принять эти удары вместе со мной.

А этого допустить нельзя.

Итак, Тоби Гэмбл построил стену.

И я собиралась оставаться по другую сторону.

Ради Бруклина.

И ради Иззи.

И ради Джонни.

Ради себя.

И, наконец, ради Тоби.

— Не уверена, что ты правильно все понимаешь, детка, — мягко сказала Дианна.

— Правильно, — твердо заявила я. И, вернувшись к поиску одинаковых носков, заверила: — Все в порядке. Я в порядке. Мужчина красив? Да. Он хороший парень? Абсолютно. Подумала бы я о том, чтобы в мире грез быть с ним? Конечно. Но я не живу в мире грез, дорогая. Я живу в реальном мире. Всегда в нем жила. Единственный раз, когда я отклонилась от этого пути, был момент, когда я рискнула с Перри. И не могу сказать, что это была полная потеря, потому что у меня есть Брукс. Так что, в итоге, все хорошо.

Это, по крайней мере, было правдой.

Судя по тому, что мне рассказали счета за коммунальные услуги, которые я открыла вечером, и как они скажутся на балансе моего банковского счета и моей возможности купить сыну рождественские подарки, и, скажем… продукты, многие подумали бы иначе.

Но та жизнь, которой я жила, говорила, что все хорошо.

— Ладно, Адди, — пробормотала Дианна.

— Значит, увидимся с тобой и Чарли в воскресенье около пяти?

— Конечно, детка, — заверила она. — И, ну, извини, если я расстроила тебя этой историей с Тоби.

— Ты меня не расстроила. Все нормально. Просто все не так, как ты думаешь.

— Ясно, — с сомнением пробормотала она.

Хм.

— Береги себя, — продолжила она.

— Ты тоже. Люблю тебя. Пока.

— И я люблю тебя. До скорого.

Мы отключились. Я твердо запихнула наш разговор поглубже в сознание. Затем закончила складывать одежду и оставила ее на стиральной машине и сушилке, чтобы добавить к ним вещи из следующей загрузки, когда те высохнут. Я бы убрала их утром или, может быть, на следующий вечер. Бруклин не спал чутко, но как бы я ни любила своего малыша, я делала массу дел, когда он спал, и мне не нужно его будить, открывая и закрывая ящики в его комнате.

Я взяла с собой радионяню, и мы с Дэппер Дэном пошли в кабинет Иззи наверху, который после ее отъезда я превратила в комнату для изготовления открыток, а Брукса переселила из кабинета в гостевую комнату, а сама заняла главную спальню.

Когда я вручную рисовала сосновые иголки на открытке, предназначенной, после дополнительных украшений, Дианне или, если она ей не понравится, для магазина Мэйси, мой телефон завибрировал.

На экране высветилось «Тэлон».

То есть, Тоби.

Я в шутку называла его Тэлон.

А еще потому, что раньше это его смешило, и у него был очень приятный смех. Теперь же, часто слыша свое прозвище, он просто улыбался, а улыбка у него тоже была потрясающая: белозубая в густой угольно-черной бороде.

Я посмотрела на закрытую дверь, затем на радионяню и ответила на звонок.

— Привет, Тэлон.

В его голосе звучала улыбка, когда он ответил:

— Привет, Леденец.

Конечно.

После открытия банки с червями с мыслями о Тоби это прозвучало убийственно.

Он знал, как получил свое прозвище, и я продолжала его так называть, потому что, во-первых, мне нравилась его улыбка, а во-вторых, его отец действительно мог бы назвать его Тэлон, а Тоби был из тех парней, кто не сподобился бы придумать себе такое имя, и, наконец, потому что оно напоминало мне об обстоятельствах нашей встречи, о ситуации, в которой мы находились, и это помогало мне понимать, где мое место.