Японская война. 1904 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 19

Оказалось, та еще головная боль. Я ведь стрелять умел, а объяснять — нет. Приходилось пробовать, искать закономерности, вспоминать какие-то общие слова из будущего. Баллистика пули, влияние ветра, погоды… Мне кажется, если бы я просто болтал, меня бы послали. А так, когда эти двое мазали, а я раз за разом клал пулю в цель за тысячу шагов, волей-неволей начинаешь верить. Стараться по-новому. И у них начало получаться! Вот еще вернемся, я попробую собрать прицелы из старых биноклей — вообще красота будет.

— Господин полковник… — начал было Фрол.

— По имени, — напомнил я. Нечего тут привлекать внимание возможных врагов «господами полковниками». — А лучше прямо говори, чтобы время зря не терять.

— Вячеслав Григорьевич, — упрямо остался при своем Фрол. — А как вы так стрелять научились?

— Нашел время, — фыркнул Мишек.

— Но правда, — не унимался Фрол. — Вы же полко… хм, командир. Зачем вам стрелять? А вы научились, вперед лезете. Для чего?

— А я не учился, — честно признался я. — Однажды проснулся и понял, что умею. А дальше можно было сделать вид, что ничего не случилось, и сидеть в штабах. А можно было пользу приносить.

— Но какая польза от того, что застрелите несколько врагов? Даже что мы этот батальон японцев победим? — такие простые вроде бы вопросы…

— Если мы японцев победим, то они потом еще долго бояться нас будут. Не дожмут какой-то отряд, который могли бы дожать. Побегут, когда еще могли бы сражаться. Как турки — мы их столько били, что они потеряли веру в то, что могут побеждать. А вера в свои силы — это очень важно.

— И в бога, — напомнил Мишек.

— И в бога, — согласился я. — Так что мы сейчас сражаемся не просто за себя, а за всех наших. А я сам… У меня цель еще больше.

— Какая? — заинтересовался Фрол.

— Я верю, что дальше будет еще одна война. Большая, страшная… И чем лучше мы будем сражаться сейчас, чем большему сможем научиться. И солдаты, и генералы! Тем больше жизней там, в будущем, мы сможем сохранить…

Мы подошли к краю поля из гаоляна, и я подал знак «тихо». Все, разговоры закончены, дальше уже может случиться все что угодно. Так что мы опустились на пузо и на вершину ближайшей сопки забрались уже по-пластунски: наметили маршрут, и дальше. Ползем, ползем… И с каждой минутой давящей тишины, когда я не имел ни малейшего представления, а что творится у остальных отрядов, становилось все понятнее, как же я ошибся. Разделил силы, гений! Полез на передовую! Придумал план, но что, если японцы не станут ему следовать? И чем я в таком случае буду лучше того же Засулича?

Неуверенность с каждым мгновением грызла все больше и больше, и даже представить не могу, каких усилий мне стоило не подавать виду. А потом мы забрались на очередную сопку, и японский лагерь раскинулся перед нами как на ладони. Все на своих местах, ничего не случилось… С каким же облегчением я выдохнул, а потом скомандовал своим готовить лежки: одну основную, одну запасную, если нас начнут искать, и третью, если придется отступать… Нет, не успели!

С другой стороны лагеря мелькнул солнечный зайчик. Значит, Хорунженков уже тоже на месте. Изначально я хотел забрать себе пару гелиографов из запасов корпуса, но интенданты зажали, пришлось пользоваться системой попроще. Фонарик да пара зеркал — ничего сложного, а в темноте видно очень далеко. Вторая вспышка — поручик Славский тоже был на позиции. Я мигнул и с нашей стороны. Один раз — подтверждение, второй — приказ начинать.

Фрол с Мишеком заняли свои места, стараясь выровнять дыхание, я же пока еще сидел с биноклем. И вот из гаоляна показался отряд Хорунженкова… Капитан предлагал накопить силы рядом с лагерем японцев да ударить в штыки, но даже в случае успеха это стоило бы нам слишком дорого. Да и надо привыкать к новым войнам. Рота вышла тихо, без криков и музыки. Как и ожидалось, при таком построении часть состава потерялась позади — то ли струсили, то ли просто растерялись. Ничего… Эта победа нам нужна в том числе и чтобы такого больше не было.

Залп. Удар где-то семидесяти винтовок по спящему лагерю лишь ненамного запоздал за часовыми, лишь сейчас осознавшими, как близко оказался враг. Крики тревоги сменились криками боли и ужаса. Тем не менее, надо отдать должное японцам, они быстро пришли в себя и начали собираться. Старшие и младшие унтеры строили солдат, превращали толпу обратно в отделения, взводы и роты. И вот здесь сыграл второй наш удар. Прямо во фланг почти построившемуся батальону вылетели две тачанки и ударили из пулеметов.

А там и мы присоединились. Поручик Славский бил по толпе короткими очередями, мы же с Фролом и Мишеком отстреливали всех, кто пытался приблизиться к двум японским горным пушкам. Их не так быстро зарядить и повернуть в нужную сторону, но лучше, если про них вообще забудут. В свободные минуты мы заодно старались выбивать и вражеских унтеров, чтобы паника продолжалась как можно дольше. Неожиданно пулеметы замолчали… Ленты закончились — на мгновение все повисло в равновесии. Либо сейчас японцы бросятся вперед и постараются нас смести, либо… Снова ударил сначала один Максим, а потом и второй — повезло, ничего не заклинило, новые ленты с первого раза встали на место. Японцы дрогнули и начали откатываться назад.

Они еще не бежали: то одно, то другое отделение палило куда-то в белый свет, просто в нашу сторону. Но они отходили, растягивая порядки. Отходили в том единственном направлении, где нас еще не было. Слишком предсказуемо, и, кажется, японский командир что-то понял. Выскочил в центр строя, что-то закричал. Я тут же вскинул бинокль и оценил его фуражку: желтая полоска с двумя линиями и звездой. Значит, офицер штабного уровня, наш пациент! Подстрелить бы его аккуратно, чтобы не мешался, но и не умер, вот только на таком расстоянии без оптики даже я не решусь.

Так что все дело за Врангелем… И только я о нем подумал, как в отступающих японцев врезалась казачья сотня. Первые ряды атаковали немногими сохранившимися пиками, а остальные сразу шли с шашками. Удары сыпались с огромной скоростью, лошади раскидывали любые попытки японцев сбить строй, а я отчетливо понял, почему даже с появлением огнестрельного оружия генералы больше века держались за плотные ряды. Да, так проще командовать, но еще это и единственный способ остановить добравшуюся до пехоты кавалерию.

Не успел, и даже одна сотня может разорвать в разы превосходящий ее отряд. И я видел это сейчас собственными глазами. Там, где стреляла пехота, где поработали мы и даже два пулемета, несмотря на ощущение страшной бойни, на земле осталась всего сотня тел. А вот там, где сейчас рубились казаки, мертвых врагов уже было гораздо больше. Страшная сила.

Я махнул своим, чтобы бежали следом, и со всех ног бросился к брошенной японской стоянке. Здесь нас подхватили тачанки, и уже на них мы подлетели к полю боя. Если Врангелю все же понадобится помощь и прикрытие… Не понадобилось. Остатки японцев уже побросали оружие, а штабного офицера скрутили и притащили ко мне.

— Вот, как вы и просили, господин полковник, добыли языка, — Врангель улыбался во все зубы.

— Победа! — я вскинул руку вверх. После устроенного нами шума еще немного поорать было совсем не страшно.

— Победа! — закричали вместе со мной Врангель, Хорунженков и остальные офицеры.

— Ура! — дружно ответили солдаты, и вместе с этим криком словно вырвалось наружу какое-то неясное напряжение, сковывающее нас все это время.

А потом снова была работа. Разобрать поле боя. Прежде всего, найти всех наших раненых, потом собрать убитых. После точно так же мы занялись и японцами. На чистку ран и перевязку они пошли во вторую очередь, но без помощи никого не бросили. Никакого излишнего гуманизма — если бы пришлось отступать прямо сейчас, у меня бы рука не дрогнула. Но Врангель с Хорунженковым убедили дать день на отдых солдатам, так что время было.

А заодно мы и запасы японского батальона распотрошили и нашли немало интересного. И не только те два горных орудия, которые мы так старательно оберегали от износа ствола в самом начале боя.