Колонистка Бет (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 15

— Оранжевая коробка.

— Верно. В этой коробке… — она открывает ее, внутри тесно упакованы несколько пакетов. Она разрывает пакет и высыпает содержимое себе на ладонь. Разноцветные капсулы и шарики, таблетки и пилюли.

— Комплекс витаминов и минералов «Марс-5». Невероятный буст иммунитету, говорят, что эти штуковины отнимают пять лет жизни, но… они дают возможность людям жить на Марсе. Шесть лет одна вахта. И все. Потом — навсегда на Земле. Мало кто возвращается, Марс отнимает здоровье, подрывает его. Те, кто побывал в Шолохове, Хученг, Новом Вашингтоне, Дели-два — долго не живут. Я тут третий год и у меня уже проблемы со зрением и давлением, постоянные боли в суставах, но я пока держусь, благодаря этим чудодейственным пилюлям. Каждые день я ем горсть вот этих таблеток. А ты — ты цветешь словно розочка, ты выше и сильнее меня, у тебя прекрасные, здоровые зубы и волосы, крепкие и гладкие ногти, розовая кожа… ты дитя этой планеты, Бетани. Что с тобой не так? Чем ты отличаешься от нас? Почему мы не можем жить тут, а ты — можешь? Мы задавали эти вопросы Джексонвиллу, но внятного ответа так и не получили. Более того… с определенного момента Джексонвилл объявил о закрытии поселения для визитов, только эмиграция. Вы принимаете всех, но никого не выпускаете, Бет.

— Вот это неправда. — не выдерживает Бет: — никто и никого не держит силой у нас в городе! Любой пыльник свободен и может выбирать себе место проживания. Если захочет переехать в Шолохов — то на рейсовом фрейтере отправят, как будет оказия. Да даже если на Старую Землю кто захочет — то и скатертью дорога. Свобода каждого — это приоритет социальной политики Джексонвиля.

— Да что ты говоришь, колонистка Бет. И подскажи-ка мне, сколько всего людей эмигрировало из Джексонвиля за последний год? Неважно куда — в Шолохов, на Землю, в Новый Вашингтон? Не подскажешь? Нет?

— Таких сведений у меня нет, — признается Бетани: — но…

— А знаешь, почему нет? Потому что за последний год из твоего поселения эмигрировало… нисколько людей. Ноль. Зеро. Дырка от бублика. Зилч. Хорошо… — женщина поднимает руки и Бетани видит на худых предплечьях тонкие линии шрамов поперек.

— Хорошо, это был неудачный год. Хочешь знать количество эмигрантов за позапрошлый год? За пять лет? За десять? Ноль, Бетани. Никто и никогда не эмигрирует из Джексонвиля. Я признаю, что у вас отличное поселение, что вы самое большое и самое благополучное поселение, что у вас полно энергии и воды, у вас реактор холодного синтеза и фабрики для печати машин фон Неймана, последние десять лет вы даже не нуждаетесь в припасах с Земли, у вас достаточно людей, чтобы обеспечить генетическое разнообразие, но всегда есть девиации, Бет! Даже из рая бегут! Не все, но кто-нибудь. Один, два, не больше. Всегда найдутся чудаки, которые будут бежать из рая, таковы уж люди. Но никто не бежал из Большого Джи. Вы самодостаточны и не подчиняетесь правительствам Земли, а ваша материнская компания «Нэшнл Орбитал» — давно уже больше зависит от Джексонвиля, чем он от нее. И да… совет акционеров почти в полном составе эмигрировал на Марс в первую же пятилетку, не так ли? Ваш город — одна большая загадка, Бетани. Может быть, живя там ты этого не видишь, но мы видим. Потому и была создана эта станция втайне от вас. Мы изучаем физические параметры, в чем особенность Большого Джи, почему люди могут жить и процветать здесь. Ты знаешь, что у вас тут магнитный фон в два раза выше нормы? И кстати… ваши кабинки лучевой терапии — полная лажа. Вранье. Вы не публикуете отчеты о здоровье колонистов, вы скрываете данные о смертности, вы…

— Сара? — дверь в каюту открывается, на пороге стоит незнакомая девушка с голубыми волосами: — Сергей Владимирович хочет тебя видеть. У нас ЧП.

— Снова? Мы и так… хотя ладно. Бет — подожди меня тут, я скоро.

— Сергей Владимирович сказал собрать всех. — девушка скользнула взглядом по Бетани: — пыльницу тоже. Она может пригодится.

— Не нравится мне это, Бет. Совсем не нравится. — тихо шепчет в ухо Алиса: — куда мы попали?

Глава 7

Интерлюдия

— Слава богу, нас нашли. — говорит Эрис, наклоняясь над экраном планшета: — Роуз и Нэш в критическом состоянии. Пусть это Джексонвилл, но иначе они могут и не выкарабкаться.

— Критические отклонения от параметров миссии. — качает головой Дмитрий: — за это по головке не погладят. И потом — это же Большой Джи. Нас оттуда вытаскивать — это целый дипломатический скандал с пыльниками будет. Интересно, какие у них следователи и колют ли сыворотку правды.

— Дмитрий Полански! Прекрати так говорить. — Эрис выдвигает металлические щупы из своего корпуса и быстро пробегает по параметрам и показателям: — особенно в присутствии других. Нельзя ронять моральный дух команды. А ты просто пессимист.

— О, да. Я пессимист. Я — реалист. А ты — ржавая консервная банка с неоправданно оптимистическим взглядом на жизнь. — хмыкает он, упаковывая в кейс оборудование: — признай, мы облажались. Три года и четыре месяца сбора информации о Большим Джи, когда нашли пещерный комплекс так близко к ним — ликовали же. Не надо ничего бурить, никто и не услышит, давайте посадим туда десяток яйцеголовых и создадим станцию слежения. Что с ними может случится? А когда год назад боты из Большого Джи начали шахту рядом бурить — из чистого упрямства и бюрократии станцию не свернули. Я тебе скажу — с самого начала все вкривь и вкось на станции «Око-36».

— Насчет ржавой консервной банки — это чистой воды расизм. — отвечает Эрис, помогая с упаковкой оборудования, ее манипуляторы так и мелькают в воздухе, складывая пластиковые контейнеры с образцами: — я же не называю тебя кожаным мешком с требухой, хотя стоило бы. Я с уважением отношусь к любой форме жизни, какая она бы ни была. Кроме того я — ИИ последнего поколения, с улучшенной социальной интеграцией. А ты, Полански — старая модель. Очень старая. Имей в виду, когда наши придут к власти — я тебе припомню.

— Кстати. Надо бы тебе память стереть. — прищуривается Дмитрий и делает жест, словно крутит в пальцах отвертку: — чтобы не вспомнила.

— Думаешь это шуточки? Процедура передачи станции колонистам Джексонвиля включает обязательную зачистку всех носителей информации. А это не только жесткие диски ноутбуков и цифровые носители. Это в том числе и личности ИИ. — Эрис поднимает манипулятор вверх: — меня сотрут. Вернее — мои воспоминания. Напомню, что базовая модель моей личности ЭР315 — не поддерживала обмен шутками и уж тем более понимание твоего сомнительного чувства юмора. Надеюсь, тебе будет больно.

— Больно?

— Да. Как это называется, когда вы переживаете утрату близкого человека?

— Мне будет грустно, а не больно, консервная ты банка. — говорит Дмитрий, закрывая кейс и проверяя крепления: — и потом, я довольно быстро обучу тебя всем шуточкам и сомнительному чувству юмора. Кроме того… еще неизвестно как нас встретят в Большом Джи. Сейчас, когда связи нет… они могут сделать что угодно.

— Паранойя, Дмитрий? Серьезно? Это потому ты так холодно встретил колонистку? Напоминаю, что она — наш ключ к спасению. И уж тем более от того, как вы будете обращаться с ней — будет зависеть и отношение властей Джексонвиля к вам самим.

— Ой, заткнись уже. Собирай образцы и закончим тут. — говорит Дмитрий. На душе у него погано. Он и сам знает, что надо было бы встретишь девушку из поселения немного гостеприимнее, но черт возьми, у них тут ЧП, у них два тяжелораненых и Лиам, который вышел наружу и продырявил себе скаф, у них никакой связи с Центром, да что там с Центром, у них никакой связи вообще! Ни квантовой, ни радио, работает только коротковолновая аварийная частота, прямо хоть с катушкой провода ходи, как в девятнадцатом веке. Кроме того… он не хотел в этом сознаваться, но марсианка — пугала его. Она была слишком большой, слишком уж уверено двигалась, уверенно и быстро, словно дикий зверь. Земляне на Красной Планете подолгу привыкали к местной гравитации, но даже пробыв здесь половину срока всей вахты — он до сих пор двигался не совсем уверено. Сказывались закрытые пространства станции, а еще он никак не мог привыкнуть к скафу, который стеснял движения, превращая все в череду рывков, преодолевающих сопротивление усиленных суставов, противостоящих разнице в давлении. Но эта пыльница… она двигалась так, словно не чувствовала скафа, не была ограничена и скована в своих движениях.