Останься в Вейзене - Зарецкая Анастасия - Страница 2

– Я поняла с первого раза, – вдруг очнувшись, она ответила на чистом русском. – Вам не за чем было повторять одно и то же четырежды. Впрочем, пройдемте. Вы рано проснулись. Мы ожидали, что это случится на семь минут позже.

Как невежливо. Если она и в самом деле поняла, что именно интересовало меня во всех четырех случаях, могла бы ответить хотя бы единожды. Впрочем, я не гордая, спрошу и в пятый раз:

– Где я?

– Вы в Вейзенской академии, точнее, в её гостевом корпусе, но я сомневаюсь, что сейчас вам это о чем-нибудь скажет. Пойдемте. – И она первая сдвинулась с места в том направлении, куда я и стремилась попасть. Так что я пошла за ней без лишних вопросов. Может, конечно, и зря.

– Что такое гостевой корпус, я могу догадаться, – заметила я.

– Вот и чудненько.

– Вы здесь работаете?

– Я здесь работаю.

Какая же она неразговорчивая, а мне сейчас очень хочется говорить – проверенное средство от тревожности. Хорошо, ещё одна попытка:

– Если честно, то я плохо помню вчерашний день и как здесь очутилась. Если вы не удивлены моему присутствию, вы, возможно, осведомлены об этом лучше меня. Не могли бы поделиться?

– Вспомните, не волнуйтесь. Вы отстаёте, – женщина обернулась и не самым ласковым взглядом посмотрела на меня. Но всё-таки через мгновение взгляд смягчился: из строго стал, скорее, жалостливым. Жалости я уж точно не заслужила. Если бы не одно но…

– У меня нет обуви, а пол холодный, – призналась я. Морозец и в самом деле пытался укусить за пятки. Он тоже не отличался особым гостеприимством.

Моя спутница вздохнула. Замерла на несколько мгновений – как тогда, в самом начале нашей встречи – и пообещала:

– Обувь будет ждать вас за углом.

– Надеюсь, без топора за спиной…

Мы шли по однотипным коридорам, вдоль одинаковых дверей. Много же гостей остаются на ночевку в этой академии… Как моя провожатая её назвала? Слово ещё было такое немецкое…

И куда, интересно, мы должны прийти? Скоро ли остановка? Если честно, я уже начинаю уставать. Это в школьные годы я в одной руке держала сборник иностранных слов, а в другой – лыжные палки, у меня даже парочка медалей есть, хотя и не самых престижных. Сейчас я совсем забросила спорт. Мой максимум – это встать с кровати и при этом удержать равновесие.

– Вот и они, – женщина качнула головой.

За углом и вправду стояла обувь, вот же шутница… Пара туфелек точь-в-точь как её собственные. Чёрная кожа, загнутый нос, плотно прилегающая основа и кокетливые шнурки, которыми нужно обхватить голень. Отлично впишутся в мой образ городской сумасшедшей.

Что удивительно, они оказались как раз: легли на ступню второй кожей, будто, пока я спала, кто-то сделал слепок моей ноги и применил весь свой талант, чтобы мне угодить. Надо будет узнать, в какой мастерской такое изготавливается. Финансов мне вряд ли хватит, но полюбоваться-то можно будет. Хотя бы одним глазком.

– Обувь вам и в самом деле пригодится, – вдруг смилостивилась моя спутница, – поскольку совсем скоро мы покинем гостевой корпус и попадем в более оживленную обстановку. Главное, ни о чем не беспокойтесь и не удивляйтесь сильно. Осмелюсь предположить, прежде вы не сталкивались с чем-то подобным, но, я уверена, вы быстро привыкнете.

Чему я должна удивляться? И к чему – привыкать? Услышанные от неё слова и мысли, додуманные собственной глупой головой, бросают меня в жар.

Мы остановились напротив широкой деревянной двери, составленной из двух створок с резным геометрическим орнаментом. От неё приятно пахло льняным маслом и только что потушенной свечой. Дверь хорошая. А мне вдруг стало страшно. Откуда-то возникло осознание: там, за этой дверью, приятного куда меньше, чем в ней самой.

Моя спутница потянулась к дверным ручкам: их здесь было две, по позолоченной ручке на каждую створку.

– Вы вернёте мне мой телефон? – спросила я прямо.

Она обернулась ко мне. И замерла. Зависла. Длилось это секунд семь, я уже начала нервничать. А потом женщина ответила, как ни в чем не бывало:

– Я не понимаю, о чем вы говорите. И… – На её губах появилась улыбка – слабенькая, но все-таки это была первая улыбка за нашу встречу. – Как я уже говорила, вам многое предстоит сейчас увидеть. Предупреждаю сразу, пока мы не перешагнули порог: я заведую этим местом. Меня зовут Феранта Клиншток.

Я не успела выразить радость от знакомства. Поскольку она шагнула вперёд.

Хорошая дверь. С прекрасным шумоподавлением. На нашей стороне царит тишина – самое то, чтобы выспаться. А на той, куда меня так яростно тянут – шум и гам. Множество голосов и лиц. Тысячи предметов и сотни огней. Где я очутилась? Куда же меня занесло?..

Мы оказались на втором этаже. В обе стороны от нас расположился проход метра три шириной. И левое, и правое ответвление по внешней стороне подпирали сравнительно невысокие стены, а те, в свою очередь, опирались на полки, заставленные книгами. Книги явно дорогие, в кожаных обложках, и явно используемые, судя по всеобщей легкой подкошенности. Между книгами иногда виднелась статуэтка: что-то вроде садовых фигурок, раскрашенных без особой прилежности. Больше всего было почему-то лягушек: один глаз на нас, другой наверх, а из пасти торчит набекрень кокетливый розовой язычок.

– Обмениваются прочитанным, – пояснила моя загадочная спутница, которую, как недавно выяснилось, зовут Ферантой. К имени у меня, конечно, есть отдельные вопросы…

– Почему именно лягушки? – спросила я.

– Говорят, они приносят удачу.

На правой стороне, вместо ближайшей к нам полки – скромное оконце. И вот что могу сказать: проснулась я вовремя, поскольку по ту сторону уже вовсю шпарит солнце. Эх, весна, весна… А ведь как чудно было всего пару месяцев назад: открываешь глаза, а за окном – беспроглядная темнота; уходишь по ней и возвращаешься сквозь неё же, пробираясь на ощупь. Всё недостатки и обиды прячутся в тени, и мир кажется не таким уж плохим. А теперь, пожалуйста, пришёл свет и тычет тебя во всякое неприятное носом в попытке научить хорошим манерам.

– Отсюда открывается скромный вид, – заметила Феранта, – не тот, что я бы хотела показать вам. Обождите.

Внутреннюю сторону проходов ограждают перила на извитых ножках. Гладкие и блестящие, как бильярдные шары. А прямо перед нами лестница, упорно идёт вниз метров на семь, а внизу – та самая жизнь. Высокие двери, сияющие стены, узорчатый пол. Такие разные, но такие похожие люди, на каждом – черная мантия, что оставляет открытыми лишь кисти рук и ноги ниже колена (если брать в среднем, не учитывая разницу в росте). Я такие надевала на выпускные – сначала как бакалавр, а после как магистр.

– Люблю отсюда смотреть, – поделилась Феранта. – Все кажутся такими трудолюбивыми, как будто смотришь… на муравейник? В хорошем плане. Когда всё гармонично и слажено и каждый на своем месте. Вы, конечно, совсем скоро убедитесь, что действительность не такая радужная, как мои слова. Но первое впечатление – оно ведь тоже важно?

Неудобные туфли. Точно не предназначенные для того, чтобы спускаться по лестнице. И совсем не подходящие для той, что в последний раз надевала обувь на каблуке года три назад. Я сосредоточила всё внимание на ногах, чтобы случайно не грохнуться. Ведь люди все ближе, и некоторые из них уже поглядывают в нашу сторону…

А Феранта говорит, как ни в чем не бывало. С одной стороны, хорошо, что она перестала молчать, а с другой – я не очень-то улавливаю смысл некоторых её высказываний. Одна из самых дискомфортных вещей в диалоге – это когда безуспешно пытаешься ухватить его нить, ведь ещё несколько мгновений, и говорить придётся уже тебе…

– Это забавно. Сверху можно видеть всех, наблюдать за всеми, но самой при этом оставаться незамеченным. Мы привыкли не поднимать головы. Вот вы, например, часто смотрите наверх?

– Я нечасто смотрю наверх, – согласилась я. – Но нас сейчас, кажется, все-таки замечают.

– Это неудивительно, – Феранта кивнула. – Вы не в форме, а я строго отношусь к тем, кто не соблюдает регламент заведения. – Вторая улыбка. – И вы идете со мной. Не бойтесь внимания – само по себе оно не приносит вреда.