Газлайтер. Том 17 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 7

Я выбираю волну с лёгким джазом, пока Катя переключается на что-то более нейтральное. Мы погружаемся в эту странную, но увлекательную атмосферу молчаливого взаимодействия. Со стороны кажется, что гости просто молча ходят по залу, будто собрались тут глухонемые, да еще не знающие язык жестов. Но на самом деле каналы мыслеречи переполнены. Я бы сказал, что здесь шумновато, хех.

Катя, заметив своих подруг, улыбается мне и шлёт короткую мысленную фразу:

— Я на минутку.

Я киваю, и она, легким шагом, направляется в другую часть зала, чтобы присоединиться к компании знакомых телепаток.

В это время ко мне подходит Игорь Стяжков, и я мысленно приветствую его с лёгкой ироничной ноткой:

— О, мой лучший друг!

Игорь сразу же подключается к беседе с воодушевлением:

— Данила! Не правда ли, оркестр играет пятую симфонию просто великолепно?

Я пожимаю плечами, отвечая без особого энтузиазма:

— Я не фанат классики. Сейчас на волне «Петроград» сижу.

— А-а-а, — разочарованно тянет он, — Данила, я тебя раньше не видел на вечеринках избранных…

Я ухмыляюсь, не сдерживая лёгкой насмешки:

— Избранных? Смешное название. Наверное, где-то в огромном холодильнике ледовики точно так же собираются и тоже считают себя избранными.

— Да какая разница, как назвать, — отмахивается Игорь, не скрывая лёгкого раздражения. — Главное, что здесь весело, согласись?

— Да, есть свой шарм, — киваю.

К нам подходит какой-то франт, на вид скандинав, с вычурной манерой одеваться и самоуверенной походкой. Игорь моментально подключается к мыслеречи:

— Данила, позволь представить. Это барон Карл-Аксель Линдстрём, он у нас присматривает недвижимость на Садовом. А вот это граф Данила Вещий-Филинов.

Барон бросает на меня цепкий взгляд и сразу же ментально оживляется:

— О, так это вы и есть тот самый граф Невской губы! — в его мыслеречи допускается лёгкое удивление, смешанное с интересом. — Знаете, вживую вы выглядите менее впечатляюще, чем вас описывали мои знакомые финны.

— Рад вас разочаровать, барон, — усмехаюсь.

Карл-Аксель морщится. Без излишних церемоний швед переходит к обсуждению политики, словно желая продемонстрировать собственную важность:

— Считаю, что финны рано или поздно вернут себе Акулью Падь, — самоуверенно заявляет он. — И, разумеется, мы, шведы, окажем им в этом всю возможную помощь.

Я не упускаю момента для саркастического ответа:

— В любом случае, перед этим они знатно наморозятся, — с лёгкой усмешкой отвечаю по мыслеречи. — Мой вассал Чернобус в этом поможет, будьте уверены.

Игорь, заметив накал нашего разговора, уходит под каким-то предлогом. Швед же слегка дёргает губой, стараясь сохранить самообладание:

— Очень остроумно, граф, — произносит он с холодком в мысленном тоне.

Не дожидаясь ответа, он отворачивается, направляясь к столу с закусками, где на серебряных подносах красуются различные блюда. Швед тщательно оглядывает стол, его взгляд настойчиво ищет что-то конкретное, но не находит. И кажется это…

— Да где же долбаная утка⁈ — раздаётся мысленный возглас шведа, в котором слышится всё больше раздражения.

Его поиски неожиданно прерываются довольным чавканьем, доносящимся из-под стола. Швед наклоняется и видит Ломтика, принявшего облик крупного рогатого пса, который с явным удовольствием уплетает жареную утку, только что стащенную с подноса.

— Собака! Тварь! — мысленно восклицает швед, и его ярость выражается в мгновенном выпаде ментального щупа, направленного прямо на Ломтика.

Но я моментально перехватываю атаку и с твёрдостью вмешиваюсь:

— Успокойся, это мой фамильяр. — Мой тон достаточно резкий, чтобы отбить охоту продолжать нападение. — На соседнем столе ещё осталась утка. Возьми её, если так уж любишь дичь.

Швед на мгновение замирает, ошарашенный моей резкой реакцией. Его лицо заливает краска от гнева, и, не выдержав, он выплёскивает в мыслеречи:

— Я буду жаловаться! Вашу тварь вышвырнут на живодёрню! Утилизируют!

Я спокойно выдерживаю его взгляд:

— Попробуй, но, ты не прав, моему фамильяру это не грозит. Зато вот другая утка вполне доступна. По крайней мере, сейчас. Бери пока есть.

Швед, явно не зная, как реагировать на мой тон, отступает ещё на шаг, бурча что-то невнятное.

Тем временем я «включаю» геноманта Гая. Он явно чокнулся и дудит что-то на большом пальце, словно на свирели, но это неважно. Через теневой портал Ломтика я незаметно протягиваю палец к другой утке на столе. Используя геномантию, я «оживляю» птицу через прикосновение — она вдруг начинает слегка дёргаться, шевеля крыльями и поворачивая голову в сторону шведа.

А потом неожиданно размахивает одним крылом и цепляет шведа за руку.

— Ах! — вскрикивает швед в голос, отпрянув назад и потеряв остатки самообладания. Его вопль, вырвавшийся вслух, нарушает правила молчаливого банкетного общения: — Мать твою! Да что это за гребаное дерьмо!

Гости осуждающе смотрят на шведа. Один из организаторов вечера моментально делает ему строгий выговор, тоже вслух:

— Барон Линдстрём, кажется, вам следовало бы придерживаться местного этикета.

Но швед орет, явно в смятении:

— Это утка ожила! — в голос заявляет он, указывая на блюдо, откуда та только что «восстала». Гости в недоумении поворачиваются к столу, но утка уже лежит неподвижно, как и прежде — никаких признаков «оживления».

В ярости швед начинает судорожно искать новую мишень для обвинений. Он резко разворачивается и тычет пальцем в сторону соседнего стола:

— Там! Пёс Филинова, он под столом ел утку! Вот кого нужно обвинять в нарушении этикета!

Но на другом столе тоже никого нет, как и под ним, а Ломтик уже давно исчез в теневом портале. Уставшие от криков шведа, гости начинают негодующе шептаться:

— Это возмутительно.

— Он явно перебрал с выпивкой…

— Барону пора уйти, иначе вечер будет окончательно испорчен.

Несколько гостей, раздражённые выходкой шведа, открыто требуют его ухода. Барон, осознав, что его слова не имеют эффекта, напоследок бросает в мою сторону злобный взгляд и покидает зал, оставив за собой лишь шлейф недовольного шёпота.

Ибо нельзя нарушать главное правило вечера телепатов: только мыслеречь, и никаких исключений.

Бал телепатов продолжается, едва за бароном Линдстрёмом закрывается дверь. Лёгкий звон серебристого колокольчика разносится по залу, и словно по сигналу, все возвращаются к привычному для таких событий общению — мыслеречи. Больше никто не произносит ни слова вслух, вокруг лишь тихое, но ощутимое жужжание чужих мыслей, сливающихся в единый поток. В этой компании телепатов молчание — высшая форма беседы.

Я подхожу к столу с закусками, где среди множества деликатесов моё внимание привлекает бутерброд с авокадо. Приятная зелёная масса мягко ложится на тост, а сверху — горка красной икры. Откусывая, я чувствую знакомую свежесть и сливочную текстуру, которая прекрасно контрастирует с солоноватым вкусом икры.

В это время ко мне подходит Катя. Её тёмные глаза блестят, а на лице читается лёгкое волнение. Она обращается ко мне по мыслеречи:

— Брат, что случилось? — её голос звучит прямо в голове, как шёпот. — Мне показалось, или Линдстрём выкрикнул что-то неприятное в твою сторону?

Я улыбаюсь про себя. Сестра слишком серьёзно заботится о моей репутации. Впрочем, сам такой же ведь. Я не позволю никому оскорбить ни один из драгоценных цветков рода Вещих-Филиновых. Мои жены и сестра неприкосновенны.

— Видимо, барон просто переборщил с выпивкой, — мысленно отвечаю ей. — Не бери в голову, пустяки.

Катя кивает, и её беспокойство понемногу уходит. В это время вторая утка, стоявшая на столе, бесследно исчезла. Ну конечно, Ломтик — тот ещё обжора. У этого щенка поистине уникальный талант: стащить что угодно и остаться совершенно незамеченным.

— Кстати, не бери закуски у господина Нехима, — предупреждает меня Катя, кивая в сторону высокого мужчины с хитрыми глазами.