Сокрушительный удар - Френсис Дик - Страница 14

• Предыдущая
• 14/43
• Следующая

Да, пожалуй.

— А что было потом?

— А потом вы на них налетели, точно они вашу сестрицу изнасиловали.

— А они не сказали, как именно собирались забрать эту лошадь?

Он уставился на меня.

— Да нет. Я не спрашивал. Наверно, хотели просто сесть в машину и укатить, блин. — Эта мысль его оскорбила. — Ублюдки гребаные! — сказал он.

— А заплатить за нее они не обещали?

— Ну вы же и скажете, ей-право!

Интересно, пообещали бы они, если бы успели?

Возможно, появись я тут на десять минут позже, я нашел бы только шофера, сжимающего в руках пачку денег, и никакой лошади. А возможно, и нет... Я вздохнул и затушил сигарету.

— Ну, давайте взглянем на наш товар, — сказал я и забрался в фургон.

Фермер наспех привел лошадь в порядок — так замазывают краской старую ржавчину. О ногах позаботились: подковы явно новые, копыта только что обрезаны и густо смазаны маслом. Грива и хвост расчесаны, шкура вычищена. С другой стороны, лошадь слишком лохматая — это говорит о том, что ее очень редко и небрежно чистили. Челка слишком густая, на морде какие-то жуткие бакенбарды, шерсть на груди чересчур длинная и повсюду торчит дыбом, вместо того чтобы лежать волосок к волоску. Вместо попоны — какой-то потрепанный плед с двумя дырками. И, разумеется, никаких сопровождающих.

— Я же просил фермера прислать конюха! — сказал я.

— Ага. Он сказал, ему посылать некого, у него все люди заняты. А по-моему, этому мужику и пони доверить нельзя, не то что скаковую лошадь. Вы просто не поверите: приезжаю я к ним туда, а бедная скотинка стоит во дворе, возле двери конюшни, а кругом — настоящая лужа. И весь дрожит, бедолага. Они его небось из ведра окатывали, чтобы дерьмо смыть, ей-право! А фермер говорит — это он, мол, вспотел, оттого и шкура мокрая. Представляете? За дурака меня держит! Я уж заставил его дать одеялко, чтобы накрыть бедную тварь. Да и то он давать не хотел — и еще потребовал, чтобы я это старье обратно привез!

— Понятно, — сказал я. — Ладно, давайте-ка его выведем.

— Че, прям тут, на дороге? — удивился шофер.

— Прямо тут, на дороге.

— Да че, он же согрелся уже!

— И все-таки... — сказал я и помог водителю, который сказал, что его зовут Клем, вывести Речного Бога. «Deus ex machina»[2], — подумал я совершенно не к месту. Ничего божественного в этом коняге не было.

Я снял плед, сложил его и сунул в фургон. Потом попросил Клема подержать коня за уляпанный грязью и навозом недоуздок, вернулся к своей машине, снял куртку, закатал рукава и достал из багажника свое хозяйство.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Клем.

— Привести его в божеский вид.

— Так ведь мы же в три должны были встретиться... Вы, конечно, раньше приехали, но ведь сейчас уже четверть четвертого.

— Ничего, время еще есть, — успокоил его я. — Меня ждут не раньше полпятого.

— А че, неужто он так плохо выглядит?

— Ну, скажем так — не очень хорошо.

Раз уж я сам доставлю эту лошадь, значит, я отвечаю за то, как она выглядит. Я достал кусачки, две пары ножниц, тяжелый стальной гребень, несколько свечных огарков и взялся за дело.

Клем держал лошади голову и смотрел, как я с гребнем в одной руке и огарком в другой вычесываю грубую шерсть и выжигаю слишком длинный волос. В приличной конюшне все это было бы вычесано благодаря ежедневному уходу. Крошечный огонек свечи лошадь не беспокоил. Когда я управился с этим, Речной Бог уже меньше походил на деревенскую клячу. Потом я подстриг челку и гриву, выщипал отросшие на морде бакенбарды и наконец большими ножницами подровнял хвост.

— Ты гляди! — изумился Клем. — Совсем другая лошадь!

Я покачал головой. Блестящей и гладкой эту шкуру могут сделать только забота, ежедневная чистка и хороший корм. А сейчас конь выглядел как беспризорник, которого подстригли и умыли — чистенький, аккуратненький, но все равно беспризорник.

Прежде чем мы загрузили его обратно у фургон, я надел ему на передние ноги чистые синие ногавками и укрыл коня чистой попоной, которую захватил из дома. «Элиза Дулитл отправляется на бал», — подумал я. Но это было все, что я мог сделать.

Керри Сэндерс переводила взгляд с Николя на Константина, тревожась по поводу того, как они примут ее подарок, но тщательно скрывая свое беспокойство. Один из конюхов Бреветта показывал коня, то пуская его рысью, то заставляя застывать в картинных позах.

Надо отдать ему должное, двигаться Речной Бог умел. Хороший ровный шаг, прямая подобранная рысь. По этой части стыдиться было нечего.

— Милая девочка, я прекрасно понимаю, что у вас было очень мало времени на поиски, — снисходительно говорил Константин. — Я уверен, что со временем он сделается очень хорошей спортивной лошадью. Посмотрите, какие ноги, какая кость!

— Я надеюсь, что он принесет Николю победу, — сказала она.

— Да, разумеется. Николю очень повезло — такой щедрый подарок...

Сам герой дня отвел меня в сторонку и осведомился:

— Неужели ты не мог найти для меня ничего получше?

Мы не раз участвовали в одних и тех же скачках, в те времена, когда моя карьера подходила к концу, а его только начиналась, и Николь знал меня не хуже, но и не лучше, чем любого другого жокея, с которыми он встречался в раздевалке.

— Она дала мне всего два дня. А потом, он в хорошей форме.

— А ты сам стал бы на нем выступать?

— Безусловно. А если он не оправдает надежд, я его, так и быть, перепродам.

Он втянул воздух сквозь зубы.

— Ему не повезло с хозяевами, — объяснил я. — В твоих руках он быстро пойдет в гору.

— Ты думаешь?

— Попробуй его. Николь кисло улыбнулся.

— Ну да, дареному коню в зубы не смотрят...

— Она хотела сделать тебе приятное.

— Ха! Купить она меня хотела, вот что!

— С днем рождения! — ответил я.

Он повернулся и посмотрел на Керри Сэндерс. Она разговаривала с его отцом, и мощная, мужественная фигура Константина нависала над ее хрупкой, стройной, женственной фигуркой, как бы защищая ее. Костюм миссис Сэндерс, как всегда, был простым и безыскусным, как золотые слитки, а бриллиантовые кастеты рассыпали снопы искр в косых лучах осеннего солнца.

— По крайней мере, я хоть знаю, что она не охотится за его деньгами, — заметил Николь. — Я разузнавал насчет ее состояния. Она впереди нас на много корпусов.

Для аутсайдера Константин Бреветт жил совсем неплохо. Фургон Клема стоял на лужайке величиной в добрую четверть акра, и сам Клем стоял рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу и ожидая разрешения убраться восвояси. Вдоль двух сторон этого мини-плаца возвышались постройки: современный гараж и конюшня примыкали под прямым углом к старинному, сурового вида жилому дому. Не дворец, конечно, но на двоих более чем достаточно.

Стены дома чистили, и примерно треть фасада была теплого кремового цвета, а остальная его часть по-прежнему оставалась уныло-серой. Когда очистка будет закончена, дом, несомненно, сделается куда привлекательнее; но пока что он был похож на человека, успевшего выбрить только одну щеку. Впрочем, вряд ли хозяин этого дома когда-нибудь появлялся на людях в таком недостойном виде.

Николь подошел к человеку, водившему Речного Бога, что-то сказал, тот кивнул и повел лошадь в конюшню.

Керри Сэндерс слегка приуныла, но Николь сказал ей:

— Я, пожалуй, проедусь на нем. Видите, мне не терпится.

Речной Бог вернулся заседланным и взнузданным, и Николь легко взлетел в седло. Он немного порысил по мощеному двору, а потом выехал за ворота, на луг, обнесенный изгородью, и пустил коня легким галопом. Константин Бреветт следил за ним с добродушной усмешкой, Керри Сэндерс — с надеждой, Клем — нетерпеливо, а я — с облегчением. Что бы я ни думал о финансовых методах Ронни Норта, товар он поставлял доброкачественный.

Николь вернулся, бросил поводья конюху, подошел и с энтузиазмом чмокнул Керри Сэндерс в щеку.

• Предыдущая
• 14/43
• Следующая