Гадости для радости ...и по работе (СИ) - Ясная Яна - Страница 20

— Слушай, а не проще ли вообще стереть лишние воспоминания?

Я замахала руками:

— Ты что! Это же очень травматично!

— То есть, нельзя? — Въедливо уточнил Сокольский.

— Технически — можно. Но психика будет стремиться восстановить затертый участок памяти, это может привести к неврозам и расстройствам, а в худших случаях — к разблокировке воспоминаний. Поэтому мы не рекомендуем так делать. И порицаем тех, кто не прислушивается к нашим рекомендациям.

А змейские порицания — не та вещь, с которой хочется столкнуться разумным существам. Поэтому нарушителей бывает не так, чтобы много…

Впрочем, Ивану я об этом говорить не стала, Ивана это не касается. Итак нахватался ненужных сведений по самые уши.

Бедный…

Подавив некстати нахлынувшую жалость к мужику, я нарочито бодро продолжила:

— В общем, сплошная польза всем и со всех сторон, и если бы ты не уперся, ничего бы не случилось!

— А так — случилось?

И я, вздохнув, подтвердила:

— А так — случилось.

08/08

Я запнулась, пытаясь сформулировать поделикатнее суть проблемы и мысленно костеря теть Машу, которая куснула — и в кусты, а мне теперь разбирайся.

— Вань, не нагнетай, я уже как следует проникся, все осознал и должным образом напрягся. Все, дальше можно без драматических пауз. Ну? Я теперь тоже начну отращивать чешуйчатый хвост? Какого размера?

— Кто о чем, а мужики — о размера! Нет, конечно, невозможно и антинаучно. Хвост, как ты выразился, через укус не передается, только традиционным путем, от родителя-нага к кровному отпрыску, всё остальное полная чушь!

Отфыркавшись возмущенно, я искоса взглянула на Ивана — тот смотрел на меня выжидательно и спокойно. Вздохнув, я все же перешла к сути:

— Вань, в твоей крови теперь спит смертельный яд.

И, глядя на вытягивающееся лицо Сокольского, поспешила заверить:

— Он совершенно безопасен для тебя!

И уже менее пылко добавила под его скептическим взглядом:

— Пока ты молчишь о существовании нашей общины и нагов в принципе.

Молчание.

Оно повисло и затянулось. И я, не смея мешать осмыслению Иваном новых жизненных перспектив, молчала тоже — и только нервно трепала угол покрывала, попавшийся мне в руки…

— Так. Так!

Может, удрать? Что-то вид у Сокольского очень уж… очень уж злобненький.

Нет, я, конечно, полноценная нагиня, взрослая и нахожусь сейчас в родном эгрегоре, и в обиду себя, разумеется, не дать сумею, но…

— Ой, Вань, кажется, у меня чайник закипел!

Я бодро подхватилась на ноги, готовясь драпать.

— Сидеть!

Обратно на кровать я плюхнулась раньше, чем успела обдумать.

— Гражданка Кириллова!

Ой, можно-подумать-можно подумать! И вообще, это я здесь змея, так что незачем так шипеть!

— Будьте любезны, объясните мне, слабоумному, чем мне грозит внесение изменений вашими сородичами в биохимию моего организма!

— Ничем! — Бодро отрапортовала я, преданно глядя в Сокольскому в глаза.

— Пока я молчу? — Коварно продлил он неприятную тему.

И я вынуждена была подтвердить:

— Пока ты молчишь.

— А не будет ли многоуважаемая гражданка Кириллова столь любезна, чтобы внятно перечислить мне, о чем именно я должен молчать?

Я подняла взгляд в потолок:

— Ну… о змеях. Не об обычных, конечно, а о нас, змеелюдях. О том, что мы есть — и обо всех фактах, вытекающих из этого обстоятельства, — я посмотрела на Ивана. — Сокольский, честное слово, я была против того, чтобы тебя кусали. Ты же опер, упертый и с поганым характером. Станешь искать лазейки в запрете и способы его обойти, решишь, что нашел — и яд тебя убьет. А меня будет мучать совесть. Но, как ты мог заметить, со мной не посоветовались. Теть Маша взбесилась и пошла напролом. А можно было собрать средний круг, раз малым не справились. А еще лучше, я бы сама тебе мозги промыла тихонько. И не смотри на меня так. Выживание вида для меня важнее твоего мнения. Так что, нет, Ваня, не стыдно. И совесть бы тоже не мучила. Слушай, пойдем ужинать, а? Там мама пирог ржаной испекла, с копченой курицей. Должен был как раз дойти…

— Угу.

С выражением “Суду все ясно!” на лице, Иван решительно откинул в сторону одеяло, сел, нашел взглядом свою одежду — заботливо сложенную мной на стуле — и, повернувшись ко мне спиной, начал одеваться.

Я воровато стрельнула взглядом в сторону подтянутой задницы в боксерах. И отвела взгляд, сложила ладони на коленях, как приличная.

Что я, задницы в боксерах не видела?

Конкретно эту я видела и без боксеров…

С другой стороны, я там все равно уже все видела — могу и попялиться!

Мои сомнения (и разглядывания) прервал Иван, поросту натянув на объект джинсы.

По-прежнему стоя ко мне спиной, он протянул ремень в шлевки, и уточнил задумчиво:

— То есть, ты в одиночку могла бы сделать то, с чем твои сородичи не справились бы впятером? Ты настолько сильнее их?

— Ива-а-ан! — Простонала я, бессильно падая на освободившуюся кровать. — Ну вот на кой черт тебе знания по теории внушения? Забей, а? Не, я серьезно: меньше знаешь — меньше риск случайно выболтать и загнуться!

— Нет уж, дорогая Червона Никитична!

Иван повернулся ко мне, натягивая футболку, я быстро сделала вид, что мне пофиг на эту картинку (ах, какая фактура, господи, ну вот почему мужику с таким поганым характером досталось такое тело?), а Сокольский продолжил:

— Раз уж я являюсь пострадавшим от вашего змеиного произвола — имею право на компенсацию. Будешь теперь удовлетворять мое любопытство. Раз уж я все равно уже посвящен в тайну, и никому не смогу ее разболтать. Кстати, как будет выглядеть смерть от нарушения вашего запрета?

Я прикинулась, что это не я только что сделала стойку на слово “удовлетворять”, встала с кровати, одернула задравшуюся маечку, и чопорным тоном пояснила:

— У тебя просто откроется укус. Будет выглядеть так, будто тебя укусила змея, не когда-то давно, а вот только что.

Иван перевел заинтересованный взгляд с моего оголившегося, но уже прикрытого живота на свое предплечье — на котором о произошедшем напоминали лишь два светлых шрамика-зведочки, выглядевшие так, будто получены они не сегодня, а пару месяцев назад.

Я, кстати, точно знала, что к завтрашнему дню бесследно исчезнут и они.

— То есть, если я попросту вырежу к чертям этот участок — угроза исчезнет?

— То есть, нет. — Я утешительно похлопала Ивана по предплечью. — Прости. Это так не работает.

— Угу…

— Иван. Твое задумчивое лицо наводит меня на нехорошие подозрения. Скажи, ты же не собираешься попробовать вырезать себе кусок мяса?.. Господи, ну ты же хотя бы не сам это будешь делать?!

Иван взглянул на меня снисходительно. Как на дурочку.

А я именно ею себя и чувствовала: вот какого черта я так переживаю, что он (взрослый, между прочим, мужик) может сам себя искалечить — а после и угробиться, проверяя, сработала ли эта методика?

Как мужики вообще до зрелости с такими замашками доживают?

— Нужно было все-таки делать внушение…

— И это возвращает нас к предыдущему вопросу, — Иван открывая дверь из комнаты и галантно пропуская меня вперед, ненадолго положил ладонь мне на талию, но тут же спохватился и руку убрал. — Ты настолько сильнее своих сородичей, что одна можешь сделать то, с чем они не справились впятером? Это потому, что ты царевна?

— Ваня! — Взвыла я в неподдельном отчаянии. — Это потому, что ты недооцениваешь влияние межличностных отношений и фактор доверия в сопротивляемости психики внешним ментальным воздействиям!

— Да понял я, понял, — Сокольский ухмылялся и выглядел отвратительно довольным собой. — То есть, ты хочешь сказать, мне лучше тебе в дальнейшем на всякий случай не доверять?

— То есть, ты хочешь сказать, до этого ты мне доверял? Или пока считал гадалкой и гипнотизершей, не доверял, а как узнал, что я представитель иного вида — так начал?