Территория сердца (СИ) - Костадинова Весела - Страница 37

Он тоже встал с кресла.

— Тогда скажи мне, что произошло вчера? Расскажи свою версию конфликта?

Я смотрела прямо в его глаза.

— Нет. Не стану. Потому что говорить за спинами других людей, обвинять их, жаловаться — подло!

Александр Юрьевич стоял напротив меня, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах появился опасный блеск. Мы смотрели друг на друга, словно противники на ринге, ожидая, кто сделает первый шаг.

— Ты не хочешь рассказать, что произошло, потому что считаешь это подлостью? — его голос был тихим, почти шипящим. — Или потому что знаешь, что в этой истории есть что-то, чего я не знаю?

Я плотно сжала зубы, не желая ничего говорить. Не могла же я сказать, что причиной вчерашних разборок был он сам.

Моя молчаливая реакция явно не понравилась Александру Юрьевичу. Его взгляд стал тяжелее, словно он пытался проникнуть в мои мысли, понять, что я скрываю.

— Так значит, дело во мне? — произнёс он, его голос был тихим, но напряжённым, как струна, а пальцы отбивали дробь по поверхности деревянного стола. — Это из-за меня началась вчерашняя ссора?

— Нет…. — я опустила глаза, — не совсем…. — не буду я говорить правду. — Скорее из-за того, что…. Елена считает, что я не справлюсь с тем, что мне поручают, — зачем я ее сейчас выгораживаю? На кой хрен?

Александр Юрьевич замер, его пальцы перестали отбивать дробь, но напряжение в воздухе только возросло. Он молчал, очевидно размышляя над моими словами, хотя я видела, что это объяснение его не устраивает.

— Она считает, что ты не справляешься? — произнёс он медленно, с явным скептицизмом. Его взгляд, казалось, пронзал меня насквозь, словно он искал настоящую причину.

Я кивнула, всё ещё не поднимая глаз, чувствуя, как моя уверенность тает с каждой секундой. Зачем я выгораживаю Елену? Может, потому что не хочу, чтобы этот разговор перерос в нечто большее. Но было очевидно, что он не верит ни единому моему слову.

— Лучезара, — его голос стал ниже, но жёстче. — Давай говорить откровенно. Мы оба знаем, что здесь происходит нечто большее, чем просто недовольство твоей работой. Я привык к прямоте. Так что перестань ходить вокруг да около и скажи мне правду.

— Какую? Что вы хотите услышать? Я сказала вам то, что вижу сама, мою версию. Если вас она не устраивает, я что могу сделать?

Елена, ненавижу тебя, но разбирайтесь сами — без меня!

Он потер лоб рукой, словно пытаясь снять головную боль. Поморщился. На долю секунды мне стало даже жаль его — он явно не думал, что ситуация зайдёт так далеко.

— Александр Юрьевич, — я осторожно задела его за запястье, проклиная свою инициативность, — может имеет смысл вам с Еленой Вячеславовной поговорить друг с другом откровенно? Не мое это дело, но….

Болотов резко поднял голову, когда я дотронулась до него, и его глаза на мгновение встретились с моими. Я тут же пожалела о своем поступке, чувствуя, как напряжение между нами снова растёт. Хотела забрать руку, но он накрыл ее своей второй рукой, зажимая мою ладонь между своими. Вырываться было глупо, хотя где-то внутри меня рос протест против такого контакта.

— Поговорить откровенно? — его голос был глухим, словно он обдумывал мои слова. — Ты думаешь, это поможет?

Я пожала плечами, опустив глаза.

— Прости, мышонок, — он по-прежнему не давал мне забрать руку, — за свои ошибки я пытался заставить ответить тебя. Ты права — это подло.

Его слова были неожиданными, и мне показалось, что впервые за всё время нашего общения он проявил слабину. Не ту холодную, рациональную сторону, которую я привыкла видеть, а что-то более… человеческое. Я не знала, что сказать, но внутри меня что-то слегка дрогнуло. Его рука всё ещё лежала на моей, и это прикосновение начинало казаться мне слишком личным, слишком интимным для нашей ситуации.

Он молчал, о чем-то думая, не отпуская меня, даже чуть сжимая мою ладонь. Я замерла, боясь пошевелится. Его рука на моей не была ни тяжёлой, ни обременительной, но само это прикосновение казалось странным, выходящим за рамки того, что должно быть между начальником и подчинённой. Я чувствовала, как от этого контакта по телу пробегает лёгкое тепло, но оно не было резким или пугающим, скорее… неожиданным. И совершенно не внушало былого отвращения. Мы оба замерли, словно время остановилось, и ни один из нас не решался сделать первый шаг — либо чтобы закончить этот момент, либо чтобы что-то начать.

Хлопнула входная дверь в приемной, заставляя обоих вернуться к реальности. Я могла лишь молиться, чтобы пришла не Савельева.

— Мне нужно тебя отпустить, мышонок? — очень тихо спросил Болотов. Спросил грустно, устало, без намеков и подоплеки. Я чувствовала легкое сжатие его пальцев, и от этого прикосновения меня не охватывал прежний страх или смущение. Наоборот, в нем была какая-то теплая искренность, от которой стало даже немного не по себе.

— Да… — выдохнула, не поднимая глаз. — Да, Александр Юрьевич, отпустите.

Он отпустил мою руку медленно, словно не хотел разрывать этот хрупкий момент, но понимал, что нужно это сделать. Я ощущала тепло, которое ещё оставалось на моей ладони, и это странное чувство не отпускало.

— Иди, мышонок, — тихо сказал он, — иди. У нас сложный день. Ты ведь не оставишь меня как вчера одного?

— Нет, не оставлю, — помотала головой, пытаясь разобраться, что чувствую.

— Хорошо, — устало улыбнулся он. — Лучик, перенеси все встречи со второй половины дня на следующую неделю, а потом…. Попроси Влада отпустить Елену Вячеславовну на сегодня, так же после обеда. Придется тебе, мышонок, сегодня отработать вчерашнюю халяву в одиночестве.

Я вскинула на него глаза, не понимая, что будет. А он словно ждал этого — поймал меня своим взглядом. Спокойным, полным уверенности и силы, но без прежней насмешки.

— Пора, девочка, мне навести порядок, — ответил он на немой вопрос.

Остаток дня прошёл относительно спокойно, и работа полностью захватила меня. Я так увлеклась выполнением поручений, что к обеду даже забыла о напряжённом разговоре с Александром. Елена всё это время игнорировала меня, делая вид, что я для неё не существую. Однако, когда Александр забрал её после обеда, как и обещал, я наконец смогла расслабиться и почувствовала, как воздух стал чуть легче.

С Владом работать было проще. Его присутствие не давило так, как присутствие его отца. Совещания, которые он проводил, больше касались организационных вопросов, а в этой области я чувствовала себя гораздо увереннее. Он не играл в психологические игры, не пытался поймать меня на мелочах — он просто отвечал на мои вопросы и иногда даже давал полезные советы.

Его теплый взгляд и улыбка, которую он посылал мне на совещаниях, не вызывала той легкой дрожи, что вызывали темные глаза его отца. Все утро я избегала встречаться глазами с Александром, но даже на встречах чувствовала его внимание. Не навязчивое, нет, но постоянное. И если раньше это внимание казалось мне тяжелым камнем, то сейчас…. Сейчас это была как морская волна — мягкая, но неотвратимая, от которой по всему телу разливалось странное чувство тревоги и трепета одновременно. И это мне категорически не нравилось.

— Зара, если этот чертов телефон в приемной будет трезвонить не затыкаясь, я сам к концу совещания озверею, — слова Влада заставили меня поднять голову от записей.

— Владислав Александрович, я не могу как та «мама» и там и тут. А если начну бегать туда-сюда, вы меня сами выгоните. Могу попросить кого-то из девочек сегодня посидеть в приемной.

— Ну так попроси, — нетерпеливо мотнул он головой, невольно повторив жест отца. Я не сдержала улыбки. Как они все-таки были похожи в некоторых ситуациях.

С затаенной улыбкой я набрала номер начальника отдела кадров:

— Павел Юрьевич, нам нужна девушка в приемную.

— Лучезара Игоревна, — он на секунду замолчал, — что такое?

— Алла Викторовна на больничном, Елена Вячеславовна уехала с Александром Юрьевичем, я не могу разорваться на две части.