90-е: Шоу должно продолжаться 10 (СИ) - Фишер Саша - Страница 4

«Надо бы машину помыть», — подумал я. Да уж, ассоциативный ряд на мутные окна «Зари»!

— О чем задумался? — потормошил меня Бельфегор. — Пойдем уже, нас дядя Женя ждет!

— Да так, детство вспомнил, — усмехнулся я. — Тебе какие теплоходы больше нравились — «Москва» или «Заря»?

— Мне нравилась «Ракета»! — заявил Бельфегор. — На подводных крыльях, вжууууу! Жалко только, что она редко ходила… Пойдем уже!

Мы с рыжим выбрались из машины и почапали вдоль домиков. Да уж, вайб тут и правда специфический. Как будто время в этом месте остановилось. И не было никакой революции, никакого Советского Союза, а потом его развала. Как поставили эти домики еще первые поселенцы этих мест, так тут и живут. На лавке рядом с забором из потемневших досок грелся на солнышке длиннобородый старик в сером ватнике. А у его ног лежала большая мохнатая собака. Тоже седая. Когда мы с ней поравнялись, она приоткрыла один глаз и тихонько басовито гавкнула. И потом, сочтя, по всей видимости, свой собачий долг выполненным, снова глаза закрыла. Дед улыбнулся нам беззубым ртом и помахал рукой. За следующим забором, невысоким, из штакетника, две пожилые мадамы пили чай за уличным столиком, покрытом веселенькой клеенкой. Здесь даже время текло как-то по-другому. И вообще возникало ощущение, что вот-вот провалишься в яму во времени и окажешься в каком-нибудь одна тысяча восемьсот лохматом году.

Я встряхнулся и обернулся назад. Чтобы убедиться, что машина на месте. С одной стороны, ощущение, конечно, дурацкое. С другой — однажды же я в эту дыру во времени провалился. Где гарантия, что других таких же дыр не существует?

— Вот, нам сюда! — Бельфегор остановился перед калиткой в еще одном высоком дощатом заборе. На потемневших досках ярким пятном выделялась относительно свежая табличка «Радиоканал 7». Нарисовано было от руки, но рука явно профессиональная. Чуть ниже этой вывески была еще одна надпись в рамочке: «Дергать за шнур аккуратно!»

И еще ниже: «Осторожно, злая собака!» Последняя табличка была жестяная, вся проржавевшая и старая. А еще имелся тот самый шнурок, который уходил внутрь через дырку.

Бельфегор уверенно дернул за шнурок. С другой стороны забора раздалось металлическое «блям-блям-блям!» И сразу следом голос:

— Да твою мать, написано же аккуратно дергать!

Калитка распахнулась. И на нас сверху вниз воззрился здоровенный мужик в резиновых сапогах, ватных штанах и тельняшке. На растрепанной шевелюре здоровяка неведомо каким образом держалась видавшая виды черная кепочка.

— Здрасьте, дядь Жень! — жизнерадостно оскалился Бельфегор.

— Бориска, ну вот откуда в тебе это желание все разломать, я не понимаю! — громоздкий дядя Женя хлопнул себя по ватным штанам. — Зачем со всей дури-то дергать? Смотри, что наделал!

Устройство дверного запора было простое, как грабли. Шнурок привязан к задвижке, тянешь с уличной стороны, задвижка приподнимается, выходит из паза, калитка открывается. Только сейчас эта задвижка болталась на шнурке просто так.

— Я нечаянно, — без особого раскаяния в голосе сказал Бельфегор и уверенно шагнул вперед по дорожке из досок.

— Растяпа, — чертыхнулся дядя Женя и принялся прилаживать задвижку обратно.

По участку было заметно, что обитателям этого дома на него наплевать. Почти все пространство, кроме той самой деревянной дорожки, было завалено всяким разномастным хламом. Какие-то огрызки прогнивших досок, старые шины, искореженные арматурины, пустые канистры и прочее-прочее-прочее. Зато в сумрачных сенях царило уже какое-то подобие порядка. На стеллажах ровными рядами стояли коробки, в дальнем углу — обширный верстак с разложенными инструментами. Пахло канифолью.

А за следующей дверью обнаружилась большая и довольно уютная комната с круглым столом, одну из ножек которой заменяло суковатое массивное полено. На окнах висели чуть посеревшие от времени тюлевые занавески, а над столом красовался роскошный атласный абажур с ярко-зеленой бахромой.

Вокруг стола восседала весьма колоритная компашка, которую я мысленно обозвал «революционными матросами». Все они, как и встретивший нас дядя Женя, были в тельняшках. Даже женщина. «Судя по всему, это и есть та самая Света», — подумал я. Это была реально страшная бабища. С всклокоченными волосами, повязанными косынкой, рот какой-то кривой, а в углу рта дымилась беломорина. Всего в комнате вместе с Женей было пять человек.

— Это вы что ли музыканты? — спросил молодой дядька с серьезными лицом и непослушным чубом надо лбом. Из-за этого чуба он выглядел чертовски комично.

— Да, мы музыканты, — сказал я, широко улыбнувшись. — У нас даже кассета есть!

— Кассета — это хорошо, — пробубнил молодой парень, почти мой ровестник. От радости у меня даже сердце быстрее застучало. Потому что это был Сашка. Один из закадычных приятелей моего прошлого-будущего. Познакомились мы с ним, правда, много позже, уже в двухтысячных. Но о своей юности он много и охотно рассказывал. И вот сейчас я получил возможность увидеть его рассказы, так сказать, в натуре.

— Дядя Женя, мы бы хотели… — начал Бельфегор.

— Да вы садитесь, давайте, — серьезный «матрос» с чубом похлопал по свободному стулу. — В ногах правды нет. Чаю хотите?

— Не откажемся, — кивнул я и занял один из стульев. — У меня, кстати, к чаю имеется кое-что…

По тем же самым рассказам Сани я помнил, что эта их компания радиолюбителей была категорическими трезвенниками. Ни-ни, ни под каким видом! Курили как паровозы, а вот алкоголь отрицали. Так что в качестве «универсальной валюты» водка тут никак не годилась. Я положил на стол коробку «птичьего молока» и пачку фигурного импортного печенья.

— О, это дело! — оживились «матросы».

Саня, как самый молодой, метнулся к маленькой электрической плитке и водрузил на нее пузатый эмалированный чайник.

Вот, значит, как выглядит редакция первого в России частного радио… Колоритно, ничего не скажешь. И насквозь пропитано местным «дореволюционным» духом. Бельфегор еще пару раз пытался инициировать разговор о нашем деле, но радийные аборигены пресекли обе его попытки. Среди них явно было не принято заговаривать о делах с порога. Сначала нужно было обсудить погоду, цены и общественные веяния. И только когда первая чашка чая была допита, можно было переходить к сути вопроса.

Еще мне было чертовски любопытно посмотреть на второе помещение, собственно, то место, из которого они вещали. Но все остальные двери были плотно закрыты.

— Давайте уже послушаем музыку. Зря что ли ребятишки на наш край света притащились, — отставив чашку и выбив из пачки новую папиросу предложила женщина. Голос она подала впервые. И да, это была натуральная такая магия. Мне даже захотелось покрутить головой, чтобы убедиться, что нигде в комнате не спряталась чарующая красавица, хозяйка грудного контральто. Но нет, звук исходил именно от суровой бабищи с кривым ртом и растрепанными волосами.

— Сейчас магнитофон принесу! — воскликнул Саня и метнулся в сени. Вернулся он оттуда с портативной «Электроникой». Взял у меня из рук кассету, сунул в гнездо и нажал на старт.

Все сотрудники редакции синхронно облокотились на стол и подались вперед. А мы с Бельфегором переглянулись и обменялись под столом рукопожатиями. Момент истины, что ж…

— Это получается, нам теперь придется писать песню про Жириновского? — Бельфегор решился открыть рот, только когда мы в машину сели.

— Тебя это пугает? — усмехнулся я.

— Да ужас же! — Бельфегор всплеснул руками. — Если мама узнает, что мы про Жириновского поем, она меня на порог не пустит!

Ах вот почему он на протяжении всего нашего, если можно так сказать, разговора сидел, как пришибленный! А я-то переживал, что на него так критика повлияла.

Радийщики слушали песни «Ангелов С» молча и чертовски внимательно. Иногда кто-то открывал рот в паузе между песнями, но его тут же затыкали, пока альбом не закончился. А когда кассета закончилась, понеслось. Мол, нормально играете, но как можно в такое для страны время петь про всю эту магическую чушь? Где ваша социальная и общественная активность⁈ Вы же молодые! Наша страна широкими шагами мчит к рынку, а вы тут сказочки рассказываете! Да кому это интересно вообще⁈