Невестка слепого барона (СИ) - Ром Полина - Страница 85

Колеса с левой стороны снова вновь коснулись дороги, и карета встала. Только сейчас мы услышали крики снаружи. Госпожа Краузе все еще барахталась под ногами, как-то жалобно повизгивая…

— Что… Что случилось? – я спрашивала… непонятно кого я спрашивала…

Почувствовала боль в руке: похоже, слегка растянула запястье, когда карета дернулась и меня мотнуло в сторону.

Потерла руку и потянулась к дверце кареты…

— Сидите! – голос барона прозвучал неожиданно резко. Он, похоже, увидел или просто почувствовал мое движение. Торопливо пошарив в воздухе рукой, перехватил меня за запястье с неожиданной силой и оттолкнул в сторону сидения. Я нелепо шлепнулась на место. – Это нападение! Не высовывайтесь!

Снаружи слышались крики и грубые команды. Вновь жалобно заржала-застонала одна из лошадей. Карету дернуло и, со звоном разбив стекло, осыпав осколками уже почти вставшую госпожу фон Краузе, в плечо барона впилась стрела…

Больше всего меня поразила реакция компаньонки. Ни секунды не раздумывая, она рухнула на дно экипажа, а затем резко рванула меня за подол платья с такой силой, что ткань затрещала, и я съехала с бархатного сидения прямо ей на колени.

КЛЭР

-- Не высовывайтесь! Господи помилуй… – госпожа Краузе давила мне рукой на шею изо всех сил, испуганным шепотом приговаривая: -- Ниже, ниже голову, госпожа…

Карету все время слегка потряхивало и дергало. Было совершенно не понятно, что происходит.

В какой-то момент от очередного толчка я съехала с ее коленей и почти лежала на полу в широком проходе.

Крики снаружи не умолкали, а хриплое дыхание барона, отчетливо слышимое, навевало ужас. Он держал стрелу в руке, но не пытался выдернуть, просто часто дышал, полузакрыв глаза, но, кажется, был в сознании. В этот момент я почувствовала странный мягкий толчок внутри и сообразила: это толкнулся мой ребенок! Вторая стрела впилась в перекрестье дверной рамы, выбив из древесины несколько щепок…

Госпожа Краузе вскрикнула и еще яростней забормотала молитву, а на меня чудесным образом опустилась пелена странного равнодушия и теплого спокойствия. Даже мысли потекли медленно, но совершенно правильно: «Мы стоим правым боком, почти вплотную к дереву: ветки елей не достают до дверцы буквально метра. Стекло разбили с левой стороны, стрелы летят оттуда же, и крики слышны спереди и слева. Значит, что? Значит, выходить нужно в правую дверцу…».

Дальше я действовала как хорошо отлаженный и безупречно смазанный механизм: перевернулась на живот, встала на четвереньки и уперлась лбом в ту самую коробку, где хранились заряженные пистолеты. Сзади меня хватала за юбку госпожа Краузе, шепотом крича:

-- Куда?! Лежите, лежите, Христа ради, госпожа!

Даже руки не дрожали, когда я легко щелкнула задвижкой коробки. Пистоль привычно лег в руку, и я неловко нашарила этой же рукой задвижку на двери кареты.

Еще немного повозилась, сев поудобнее и вывернувшись так, что теперь к этой двери были направлены ноги.

Тихо и аккуратно почти сползла в приоткрытую щель, откуда тек холодный воздух, и отказалась по колено в сугробе. Из-за приоткрытой дверцы раздавалось тихое бормотание: госпожа Краузе молилась.

Одна из лошадей нервно дергалась и периодически всхрапывала. Казалось, она не может решить, оставаться ей на месте или бежать: в крупе, ближе к хвосту, в ней сидела стрела, и небольшая струйка крови окрашивала в густо-красный цвет серую в яблоках шерсть. За поводья перепуганных коней с трудом удерживал какой-то мужик, лицо которого было обмотано неряшливой серой тряпкой. Это совершенно точно был не мой кучер и ни один из солдат. Мужик что-то басовитым спокойным голосом выговаривал коням, не давая им тронуться с места. Для этого ему приходилось почти висеть на поводьях -- конинервничали, чуя запах крови.

Подхватив юбку одной рукой я попятилась назад так тихо, как могла: он меня не заметил, а стрелять в него не было смысла.

Возле дверцы кареты на секунду заколебалась, затем подхватила подол платья и нижней юбки, засунула за пояс и освободившейся рукой достала из кобуры второй пистоль. Про стрельбу по-македонски: с двух рук, я только слышала. Разумеется, таким виртуозом я не была, но каждый из моих пистолетов – это всего два выстрела. Если противников много – перезарядить я не успею. Впрочем, в этот момент никаких правильных или неправильных мыслей у меня больше не было. Я действовала исключительно на инстинктах, как животное, вышедшее на охоту.

Неторопливо разрезая снег тяжелыми сапогами и зачерпывая его в голенища, слегка высунулась из-за задней части кареты и чуть не споткнулась о тело чужака, из-под которого на взрытом копытами и колесами снегу расплывалась чуть парящая на морозе ярко-алая лужа. Ханса, отправившегося сопровождать барона, на своем месте – широкой скамейке позади кареты – не было.

Совершенно спокойно, абсолютно равнодушно перешагнув через тело, я слегка выглянула из-за кареты и сразу же спряталась назад: там шел бой.

Картина врезалась в память так, что я прикрыла глаза, чтобы лучше «рассмотреть» ее: капрал Прэссон, жутко хэкая, отмахивался кривой саблей сразу от двоих, кучер лежал мертвый или раненый почти под ногами одного из коней. Несколько тел было раскидано по дороге, двое из них – солдаты охраны. И прямо на моих глазах в выбитое окно кареты влетела еще одна стрела. Но и это не все!

Больше всего меня поразил именно он – стрелок из лука. Если бы не выстрел, я могла бы его и не заметить: снизу его было видно не слишком хорошо. Мужчина находился на своеобразном узеньком деревянном помосте, закрепленном на высоте семи или восьми метров с помощью веревок, натянутых между двумя деревьями. Стоя на коленях, он оглядывал свалку на тропе, но стрелять не рисковал: слишком близко и тесно друг к другу топтались и двигались бойцы с обеих сторон.

Кроме капрала на ногах оставались еще четверо солдат и семь человек нападающих. Места на тропе мало и один из бандитов, увязая в снегу, пытался подойти к солдатам по сугробу. Двигался он медленно, увязал и потому в бой пока не вступал. Ни о чем не размышляя, совершенно спокойно я встала у заднего колеса кареты, прицелилась и выстрелила в лучника. Выстрел грохнул, и ему отозвалось слабое эхо.

Попала: стрелок нелепо взмахнул рукой, уронив лук вниз, и упал лицом на помост. Тот задергался в воздухе, как странные нелепые качели, заставляя деревья стряхивать с веток остатки снега. Я целилась в корпус и точно представляла себе, какую рану способно нанести огнестрельное оружие. Лучник или мертв, или смертельно ранен.

Звук выстрела услышали: нападавшие заоглядывались, пытаясь сообразить, что произошло. Темп боя слегка замедлился: бандиты отвлекались на непонятное нечто, произошедшее за их спиной. Они видели меня, но, похоже, вовсе не сочли опасной. Не сообразив в горячке схватки, что столкнулись с чем-то убийственным, двое из них сочли меня гораздо более удобной добычей, чем стоящие перед ними солдаты, вооруженные саблями.

Расстояние от бойцов до меня было не более десяти-двенадцати метров. Первый из них успел пробежать почти половину короткого пути, прежде чем я выстрелила второй раз…

Пустой пистолет я бросила в снег, не беспокоясь о ценном оружии, и перехватила в правую руку тот, в котором остались еще два заряда.

Второй бандит, с бородатого лица которого свалилась тряпка, увидев опасность, попытался затормозить свой бег.

Промахнуться с такого расстояния я не могла, и убийца, схватившись за живот, медленно лег практически поверх тела своего товарища, нелепо откинув в сторону саблю.

У меня оставался только один выстрел, но грохот от предыдущих слышали все. И сейчас, оглядываясь на то, что произошло за их спиной, нападавшие явно заколебались…

Уже не опасаясь ничего, краем глаза я отметила, что лучник больше не шевелится: помост неподвижно висел в воздухе. Дверца кареты тихо приотворилась, и оттуда, на уровне пола, высунулась слегка перепачканная кровью рука госпожи Краузе. Пухлая, изнеженная женская рука немного дрожала, судорожно сжимая пистоль из второго каретного кармана. Компаньонка пыталась мне помочь!