Трудно быть львом - Орлев Ури - Страница 18

— Ну, охотники и браконьеры есть и там, — возразил Цвика, — но сама идея очень хороша. Ты хочешь, чтобы я здесь все продал и перевел на твой счет в Израиле?

Я написал:

В середине ночи мы вызвали нашего адвоката, и он начал составлять документы. Он также взялся найти надежного летчика, который сохранит секрет. Адвокат решительно отказался нанять для этой цели летчика нашего вертолета. Он подозревал, что тот был замешан в похищении, которое организовал длинноносый ученый.

Теперь меня охватила настоящая предотъездная лихорадка. Я с трудом дождался назначенного дня. Накануне побега я предупредил, что не появлюсь на съемках. Сообщил, что болен и не хочу никого видеть. Я был счастлив. Наконец-то я выйду из тюрьмы, где месяцами добровольно скрывался из-за страха перед любопытствующими зеваками, бойкими журналистами, настырными фотографами и прочими нахалами и наглецами. Наконец-то смогу жить на свободе, на просторах большой страны, и делать все, что придет в голову. Чем больше я думал о своем решении, тем больше был уверен, что оно правильно.

В Кению мы летели с несколькими промежуточными остановками. Я, само собой, ни на минуту не покидал самолета. Потом мы какое-то время кружили над африканской саванной в поисках места, где пасутся в основном стада копытных животных. Где-нибудь недалеко от озера или реки. Мы нашли несколько таких мест. И повсюду я видел бесконечное количество животных, которые большими группами черных точек покрывали землю. Это было невероятное зрелище. Никакого сходства между тем, что представлялось сейчас моим глазам, и теми фотографиями, которые я рассматривал в многочисленных журналах и энциклопедиях, когда мальчиком мечтал стать львом.

В конце концов, я нашел, как мне казалось, подходящее место. Цвика в последний раз проверил два парашюта, которые были прикреплены у меня на спине и на груди, и потом спросил:

— Дощечку для письма оставишь на шее?

Я подумал и решил оставить. Кто знает, может быть, она понадобится мне даже в африканской саванне. Мы обнялись. Он приготовил мне сверток человеческой одежды, а также деньги, паспорт и несколько пакетов с личными мелочами вроде электробритвы, которые могут понадобиться, если ко мне действительно вернется прежний облик. Но мне было ясно — в сущности, мне уже давно было совершенно ясно: он тоже не верит, что это когда-нибудь произойдет. Вся моя поклажа была запакована и надежно защищена на случай возможных стихийных бедствий, и Цвика посоветовал мне выкопать яму и спрятать вещи в таком месте, которое я смогу потом найти уже в человеческом облике. Я немного боялся прыгать, и тогда он открыл дверь и толкнул меня изо всех сил. Но разве ему под силу было вытолкнуть из самолета настоящего льва?! В конце концов мне пришлось заставить себя прыгнуть.

Приземлился я благополучно. С большим усилием, с помощью зубов и когтей, освободился от парашютов, оставив их там, где они упали, поднял глаза и увидел самолет, который кружил надо мной, чтобы убедиться, что все в порядке. Я выполнил один из своих рекламных трюков: встал на голову, чтобы таким образом сигнализировать, что я жив и здоров. Самолет вернулся и пролетел надо мной, покачивая крыльями на прощание. Я лег на землю, на мягкую траву и следил за ним, пока он исчез за горизонтом. И тут вдруг понял, что сейчас я и не человек, и не лев. Кажется, я впопыхах совершил ужасную ошибку. До того, как отправляться в Африку, мне следовало выучить обычаи здешних львов, их способы охоты и их социальное поведение. Но я так горел желанием бежать, исчезнуть, избавиться от того, что делал в Нью-Йорке, что ни о чем другом не подумал. И в результате оказался здесь, умея только рычать, да и то не зная, когда это следует делать. И тут меня наполнила безграничная жалость к себе самому. Я лежал где-то на границе Кении и Танзании и не имел ни малейшего представления, что мне делать. Потому что в качестве настоящего льва, если не считать рычания, я умел еще только спать — и ничего больше.

Я нашел гигантский камень, заметно возвышавшийся над своим окружением, и спрятал свои человеческие пожитки в яме у его подножья. Покончив с этим, я посмотрел налево, направо, вперед, назад, вверх и вниз — и почувствовал, что, умей я плакать, залился бы сейчас горючими слезами.

Так началась африканская глава моей львиной жизни, но прежде чем говорить о ней, я хочу закончить рассказ про Цвику.

Еще до вылета в Кению он сообщил нашим рабочим, охранникам, секретарям и секретаршам о предстоящем увольнении. Они были страшно недовольны, и кто-то из них поспешил известить обо всем полицию. Тот же человек или кто-то другой сообщил о происходящем в прессу. Начался переполох. На вылете нас остановить не успели, и Цвика вернулся на своем маленьком самолете в аэропорт в Мехико в полной уверенности, что вся операция прошла с успехом. Он попрощался с летчиком, и тот действительно выполнил свое обещание и исчез, как будто его проглотила земля. Этот летчик был единственным свидетелем того, что произошло, и все-таки не соблазнился получить вознаграждение, которое полиция обещала за любую информацию обо мне. Цвику же арестовали сразу же по приезде домой. Его допросили и освободили под залог. Цвику обвинили в убийстве пишущего льва Хопи и присвоении его имущества. Какое наказание дают за убийство льва? Не такое уж страшное. А если это лев-человек? Такого случая закон пока еще не предусмотрел.

Цвика устроил пресс-конференцию, на которой объявил перед камерами, что лев Хопи вернулся в свой человеческий образ и не хочет открывать свою личность и новое место жительства. Он представил документы, которые свидетельствовали, что я уполномочил его после моего исчезновения действовать по своему усмотрению во всем, что касается моего имущества. Документы эти были подписаны моей львиной подписью и эта подпись была, как вы помните, заверена нотариусом. Интересно, что, несмотря на все эти наши предосторожности, в полицию стали тотчас обращаться десятки людей, каждый из которых утверждал, что это он является бывшим пишущим львом Хопи, и заявлял, что сейчас он отказывается от своей подписи, выданной в львином состоянии, и требует возврата своего имущества. Следователи допрашивали каждого из таких претендентов, задавая вопросы о разных деталях моей жизни как льва, и сумели быстро изобличить часть из них в явном мошенничестве. Но были и такие, которые хорошо изучили каждую мелочь моей жизни по газетным статьям и рассказам моих бывших сотрудников, так что выявление их обмана потребовало длительного расследования. И еще долгое время после моего исчезновения то и дело появлялся очередной такой «бывший лев», чтобы попытать счастья.

«Лев начал рыкать, — кто не содрогнется?»[3], или Трудно быть львом и в Африке

Вы, наверное, думаете, что сейчас начался самый лучший период в моей жизни как льва. Еще бы — настоящая львиная жизнь среди природы, когда важны лишь положение солнца на небе да наличие пищи и воды. Я тоже так думал, но саванна преподала мне незабываемый урок, и вся романтика дикой, полной аристократизма жизни львов на природе навсегда испарилась из моего человеческого мозга. Осознание реальности пришло нелегко, через желудок, потому что еда, эта первейшая и как бы сама собой разумеющаяся потребность, успешно спасалась даже от меня, царя зверей.