Демонолога вызывали? Том 2 (СИ) - Вольт Александр - Страница 40

Но это лишь теория, которую мне придется проверить на практике. А сейчас оставалось только ждать.

— 1 9 —

Ожидание затянулось надолго, на добрых два часа. За это время Альф успел отоспаться и восстановить самый крошечный запас энергии. Как только он пришел в сознание, то пропищал:

— Каммерер… я вижу свет… Как странно… нам же он не полагается. Неужели я настолько хорошо нес службу?

— Это лампа, — сказал я устало. — Но поработал ты действительно неплохо.

Бес вытянул вперед кулак, который все еще чуть подрагивал от слабости. Ему пришлось поднапрячься, но вскоре кулак свернулся в фигу.

— Вот это ты и получишь, когда в следующий раз вздумаешь обозвать меня бесполезным, надоедливым, гадким, бестактным…

— Ты не бесполезен, — признал я. — Но вот все остальные слова пока еще можно к тебе применить.

Альф приподнялся и осоловело потряс башкой.

— Что должен сделать честный бес, чтобы ты наконец признал и принял безграничное благо, которое он приносит в твою жизнь?

Я задумался. Обвел комнату взглядом и остановился на теле лежащего Смолякова. О том, что под его прической по последнему фасону, теперь крылись удерживающие руны, теперь напоминало только неясное сияние, окутывавшее голову. Ничего страшного, сойдет на нет через пару дней, когда они войдут в полную силу. У аристократов хватает разных эксцентричных причуд, но голова с подсветкой — это что-то из ряда вон.

— Так что же? — не унимался бес. — И лучше обойдись без шуток! Они у тебя все равно несмешные.

Я хотел заметить, что для него апофеоз юмора — это трюки уровня «потяни за палец», но не стал. Разволнуется, бедняга, опять начнет верещать, а в его ослабленном состоянии это чревато не самыми приятными последствиями.

— Если перестанешь лазить в котлы с похлебкой и подглядывать за Фимой, когда она принимает ванну, я подумаю, так и быть, — наконец огласил я свое решение.

Альф нахмурился и вновь продемонстрировал фигу.

— А вот хрен тебе! Почти всех доступных удовольствий в жизни я лишаться не собираюсь.

Я развел руками.

— Ну, тогда и почестей не требуй.

Раздалось громкое, раскатистое ворчание. Я рефлекторно вскинулся. Энергия мигом перенаправилась в руки, кончики пальцев закололо маленькими иглами. Неужели Смоляков не только оклемался, но и приготовился ко второму раунду? Руны, которые я нанес должны были его сдержать… да, пока что их воздействие довольно хрупкое, но и резерв Ильи Олеговича порядочно истощился… Если только Великий Соня не залил ему полные баки.

Ворчание повторилось, на сей раз оно стало даже более требовательным. Жадным. Но Смоляков лежал все так же безмятежно, даже не двигался с места. Я потер ладони. Ложная тревога. Альф неловко усмехнулся.

— Почести на хлеб не намажешь, Каммерер, это тебе не гусиный паштет. Кстати, о паштете. Если я тебе не нужен, то сейчас вернусь.

Не дожидаясь, он кое-как поднялся на ноги и вяло замахал крыльями. Мы угодили в отнюдь не веселую ситуацию, но от его попыток взлететь невольно пробивало на смех. Сейчас Альф очень походил на несуразную муху, разбуженную неожиданным потеплением в октябре.

— Хьюстон, у вас проблемы? — насмешливо поинтересовался я.

— Да когда это у меня их не было, — проворчал он в ответ и полетел прочь из комнаты. Обычное проворство его покинуло — двигался бес с грацией хорошо надутого дирижабля.

Пока он пробирался по соседней комнате, там все время что-то падало и разбивалось, но потом наконец наступила тишина. Надеюсь, Смоляков не слишком трепетно относится к предметам обстановки и ничего особо ценного напоказ не выставляет.

Впрочем, подозреваю, что после сегодняшней ночи он вообще охладеет к материальным ценностям. Илья Олегович все еще дышал прерывисто, временами всхлипывал, как будто ему снились ночные кошмары. Отголоски грез Великого Спящего, мать его трижды. Но руны уже делали свое дело. Тяжелый болотный морок, затягивавший ауру Смолякова, терял свою плотность. Рассеивался, как тают тучи после долгого дождя. Полностью он не уйдет никогда — как ни грустно это признавать, но слово кальмара-переростка имело большую силу. Но по крайней мере, от физических мучений я смогу его избавить. Вот с уроном, который понесет психика, будет сложнее — с ним Илье Олеговичу придется справляться без моей помощи. Это сугубо личный бой.

Тем временем что-то похожее на бой разворачивалось наверху. До моего слуха донесся звон разбитого стекла, а потом загремел раскатистый бас:

— Ты что творишь, собака? Мародерствовать в доме хозяина не позволю! Вот я тебя щас! Кастрюлю на башку надену, вот и посмотрим, как ты будешь летать по приборам! В условиях нулевой видимости!

Судя по голосу, его владелец был чрезвычайно зол.

— Глаза разуй! — заверещал в ответ Альф. — Я что, похож на собаку?

— А я почем знаю? — рявкнул бас. — Нынче всякие породы развели, может, и такое чудовище, как ты, кому-то по душе придется! А ну пшел прочь, пока не получил граблями!

Альф запищал. Что-то снова жалобно зазвенело — похоже, грабли и правда пошли в ход. Похоже, делать нечего, придется подняться наверх — без меня переговоры установить не получится.

Я еще раз удостоверился, что Смоляков лежит смирно, и поднялся. Размял затекшую шею. Над Альфом смеялся, а сам, кажется, не лучше — все суставы еле живые. По отдельности еще можно терпеть, но все вместе — это, что называется, смерть от тысячи порезов. Уже на лестнице я услышал истошный крик:

— Уймись, старый дурень! — завопил бес. — Мы твоего хозяина из беды выручаем, жилы рвем, с ног валимся, а взамен что? Взамен ты машешь этой хреновиной!

Этот аргумент сработал, потому что дальше криков не последовало, только неразборчивое бормотание. Я вернулся обратно к спуску в подвал и принялся ждать. Маленькому гаду все-таки от меня достанется. Таких почестей огребет, что запомнит минимум на тысячу с лишним лет. Выполз наружу и позабыл даже про наипростейший покров скрытности. Непозволительная ошибка.

Вскоре послышалось хлопанье крыльев, и Альф спустился. В полутьме его глаза светились.

— Ну что, получил? — спросил я. — Это еще не все.

Бес потер изрядно раздавшееся пузо.

— Это стоило того, так что делай что хочешь. Я такого прекрасного рассольника налопался, что мне теперь сам черт не брат.

И действительно, он выглядел настолько довольным, что даже лупить его не хотелось. Если жертва на тебя не реагирует, веселье сразу пропадает.

— Да нет же, — вздохнул я. — Черт-то тебе как раз и брат, и сестра, и мать и все прочие родственники. Лучше объясни, с кем ты там успел поцапаться?

Палец беса вытянулся и указал в провал люка.

— С ним.

Я присмотрелся. Оттуда, сверху на меня смотрело встревоженное лицо.

— Кто здесь? — зычно выкрикнуло лицо. Глаза его подслеповато щурились. — А ну-ка вернись сюда, паскуденыш! Куда ушмыгнул?

— Здесь свои. — ответил я, — Спускайтесь, будем знакомиться.

Примерно через полчаса мы с мужиком стояли в главной комнате подвала. Перед нами на постели лежал Илья Олегович. Сейчас, если бы не свечение вокруг головы, он бы ничем не отличался от обычного человека, решившего прикорнуть после работы.

— Вы уж простите, барин, что все так получилось, — виноватым тоном сказал мужик. — Я ж не знал, что вы тут будете. Обычно-то Илья Олегович, когда дурной час подходит, не пускает к себе никого. Только я и вхож, потому как уже привык ко всякой чертовщине.

— Обойдемся без титула «барин», — сказал я твердо. — Просто Андрей Александрович. Из рода Митасовых.

Я протянул ему руку, и мужик после небольшой заминки пожал ее. Рука у него была крепкая, в мозолях, пятнах грязи и вздувшихся венах.

— А я Кирилл, — представился мужик. — Служу дому Хмарских вот уже… — он задумался, — тридцать девятый год пошел.

Я кивнул. По моим прикидкам ему как раз можно было дать около шестидесяти, максимум шестьдесят пять. Но физический труд на свежем воздухе явно пошел Кириллу на пользу — низкий, коренастый, с окладистой седой бородой, он сам как будто был изготовлен из того же дерева, которым так сильно пахло на даче у Смолякова. Настоящий горняк-рудокоп, которых так любили изображать в сказках и небылицах моего мира. Разве что красовался на нем рабочий комбинезон, точно так же запачканный землей.