Московская Русь. От княжества до империи XV–XVII вв. - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 6

Остальное – по мелочам. Возможно, столбцовое делопроизводство в московских приказах, но это на уровне гипотезы. Бумага пришла с Востока, то есть опять-таки через Орду, постепенно вытеснив из числа письменных принадлежностей дорогой пергамент. Завоевывая Сибирь, русский человек, естественно, учился у аборигена многим бытовым нюансам по части еды, одежды, передвижения. Шапку Мономаха некоторые считают восточным шлемом. Но это тоже на уровне гипотезы: ее точно так же могли изготовить в одном из государств византийского мира.

В главном Россия не столько училась у Орды, сколько решительным образом отворачивалась от ее опыта.

Прежде всего и самое главное: ни Русь Владимирская, ни Русь Московская, ни Московское царство не были странами ислама. В России XV—XVII веков ислам существовал на задворках. Его исповедовали завоеванные восточные народы: татары, черемисы, ногайцы и т. п. либо чингизиды, перешедшие на службу к московским государям, но сохранившие веру предков. Никто из них не играл ведущей роли ни в культурном, ни в политическом, ни в экономическом пространстве страны.

Летописи доносят глухие, краткие известия о попытке исламизации Владимирской Руси во второй половине XIII века, в самую тяжелую пору ордынского ига. Ее предприняли откупщики ордынской дани, мусульмане-«бесермены», очевидно, из Средней Азии. Под 1262 годом летопись сообщает: «Избави Бог от лютого томления бесурменского люди Ростовьския земли. Вложи ярость в сердца крестьяном, не терпящее насилиа бесермен, всташа вечем, изгнаша их из городов из Ростова, из Володимеря, из Суждаля, из Ярославля. Откупляху бо и оканьнии бесурмене дань Татарьскую и от того великую пагубу творяху, роботяще резы… Того же лета убиша Изосима преступника; тот бе мних, образом точию, сотоне сосуд, бе бо пианица и студословец, празднословец и кощунникъ, конечне отвержеся Христа и бысть бесерменинъ, вступи в прелесть лжаго пророка Махмета; бе тогда приехал титям (посол, доверенное лицо. – Авт.) на Русь от царя Татарскаго, именем Кутлубий, зол сын бесерменин, того поспехом окаанныи лишеник творяше христианом великую досаду, и кресту, и святым церквам. Егда же люди на врагы своя восташа на бесермены и прогнаша их, а иных избиша, тогда и сего беззаконника убиша в городе Ярославли. Бе бо тело его ядь псом и вороном».

Как видно, лютование откупщиков, применявших драконовские способы сбора дани и загонявших русских в долговую кабалу, было лишь одной из причин большого восстания; второй стала политика, стимулировавшая принятие мусульманства. Эту попытку некоторые летописи связывают с личностью хана Берке; с кончиной хана-мусульманина проблема исчезла.

Различие в вере имеет основополагающий, глобальный характер. Всякий обмен опытом между православной Русью и мусульманской (а изначально тэнгрианской, то есть языческой) Ордой был жестко ограничен. К середине XIV века по западной границе Орды проходил цивилизационный разлом между мирами Креста и полумесяца. Даже когда Орда развалилась, государства, наследовавшие ей, представляли собой единый исламский фронт. Для того чтобы расколоть его и использовать силу Крымского ханства против Большой Орды, потребовался политический гений Ивана III. И то эффект союзничества с крымскими Гиреями продлился недолго: уже сын Ивана Васильевича, великий князь Василий III, встал перед проблемой «стягивания» татарских юртов, то есть мусульманских государств, в единый лагерь при общем главенстве Крыма.

Различие веры диктует различие культуры. На Руси строили храмы, а не мечети, колокольни, а не минареты, на Руси создавались иконы и фрески, а вот искусство каллиграфии, столь характерное для мусульманских стран, не получило у нас развития. В России не прижилось арабское письмо – общепринятое для большинства мусульманских стран.

В плане веры, культуры, истории Московское царство воспринимало себя как наследницу Ростово-Суздальского княжества, а через него – Константинопольской империи и в какой-то мере древнекиевских князей. Но Россия никогда не искала себе доли в наследии Чингисхана. Разве что в XX веке об этом осмелились заговорить радикалы из числа евразийцев, но их мало кто воспринял всерьез.

Москва именовала себя Уделом Пречистой, Третьим Римом, Вторым Иерусалимом, но никогда не претендовала на лавры Второго Сарая или Аллахабада.

Русь иначе одевалась (хотя и прихватила кое-что из степного военного снаряжения), иначе хозяйствовала – все же традиционная страна земледельцев, а не скотоводов – и по этой причине иначе питалась. Русь Владимирская и Московская ела много речной и озерной рыбы, каш, киселей, пирогов, а вот мяса и фруктов потребляла меньше. Здесь пили хмельные меды и привозное вино, в мусульманской Орде – нет.

Русью правили родные земле своей князья из династии Рюриковичей, потом Романовы. Признавались права на трон литовско-русской династии Гедиминовичей (Мстиславские, Трубецкие, Голицыны, Хованские и др.), но никто из них в исторической реальности так и не взошел на российский престол. Кровь чингизидов считали высокой, поистине царской, в конце XVI века даже выстроилась ненадолго интрига вокруг крещеного чингизида Симеона Бекбулатовича как возможного претендента на трон, впрочем совершенно бесплодная. Некрещеный чингизид при всем официальном признании его высокородности ни при каких обстоятельствах не мог сделаться русским царем – именно потому, что некрещеный.

Представители татарской, ногайской, северокавказской знати нередко принимали православное крещение. Одновременно они получали от царей княжеские титулы и возможность встроиться в правящую элиту России на равных правах с русской аристократией. Через несколько поколений их потомки превращались в русских.

России неоднократно приписывался «имперский политический опыт» Орды. В XX и начале XXI века Россию то и дело выводили из монгольской империи как ее наследницу и продолжателя, как носителя какого-то оригинального «степного культурного кода Евразии». Об ордынском опыте «собирания империи» говорили как в положительном ключе, так и в отрицательном. На «плюс» считали устремленность к формированию на необозримых евразийских пространствах интернациональной империи-гиганта, управляемой из одного центра, а потому получающей стабильный мир, закон, порядок, сплоченное единство. Мощь подобного колосса завораживает… На «минус» шло утверждение о том, что именно Орда одарила Русь чудовищным деспотизмом, холопством, тиранией правителей, коррупцией чиновников, жестокостью законов и грубостью нравов. По вкусу можно добавить еще непросвещенность – тоже ведь при большом желании она выводится из Азии, что для России означает – из Орды.

Разумеется, имперским политическим опытом Московское царство располагало, вот только взят он был не от Орды, а из совершенно другого источника. В практическом плане Владимирская Русь училась большой политике и, в частности, самодержавию, у византийских Комнинов (у Палеологов учиться было уже нечему). А в теоретическом – набиралась опыта из исторических хроник и политических трактатов той же Константинопольской империи. Одной из самых популярных книг на Руси стал «Хронограф», известный в разных редакциях, время от времени дополнявшийся. Он содержал деяния православных царей, притом больше всего – именно константинопольских императоров. В начале XVI века, при Василии III, на этой почве родился «Русский хронограф», где Русь Владимирская, а потом и Московская однозначно поданы как наследницы Второго Рима в религиозном и политическом плане. Легенда, связывавшая государственные инсигнии России, в частности шапку Мономаха, с Византией (безотносительно вопроса о ее правдоподобии), опять-таки вела не на восток, а в Константинополь.

Орда могла дать опыт интриганства и пресмыкательства, но не державного управления.

Ордынские властители давали ярлык на великое княжение владимирское, играя страстями честолюбцев, натравливая одних претендентов на других, требуя покорности и тяжелейших выплат за право старшинства среди всех князей Владимирской Руси. Северо-Восточная Русь оказалась в положении вассала Орды: здесь правили собственные князья, но они являлись ордынскими данниками, за поведением которых долгое время приглядывали ордынские чиновники-баскаки. Страшная, трагическая борьба Москвы и Твери, окончившаяся гибелью Кончаки-Агафьи, святого Михаила Тверского, великого князя Юрия Даниловича и князя Димитрия Грозные Очи, наглядно показывает, что апелляция к иноземной и иноверной власти в борьбе за великокняжеский престол с собственной родней представляла собой чудовищный, антихристианский по своей сути соблазн.