(не) Обручённые (СИ) - Снегова Анна - Страница 6

Он с презрением посмотрел на моё платье, чисто вымытые волосы. Вернулся на свою койку, гремя цепями. Сел и откинулся на каменную стену.

Я слушала его, кусая губы. А выходит, вовсе не так он равнодушен, как мне показалось вначале. И ему не всё равно, что я пришла. И даже в гости вон приглашает…

А в сущности, что я теряю? Я же могу переместиться в свою комнату в любой момент. Если меня что-то насторожит или испугает. У меня же это, как его… чутьё колдуньи, вот!

И чутьё подсказывает, что ничего плохого этот человек, тоскующий по звуку чужого живого голоса, мне просто не сможет сделать.

- Мэгги. Меня зовут Мэгги. Ты не можешь не помнить, раз у тебя такая великолепная память. И… зря ты думаешь, что я не понимаю, каково тебе. Очень даже хорошо понимаю. Я сама провела полжизни взаперти. Так что…

И я вдруг совершаю большое безумие. Перемещаюсь к нему, усаживаюсь рядом, прямо на койку. Хотела на дальний край – но что-то сбилось, видимо, в настройках прыжка, и получилось плечом к плечу.

– Ну что, о чём поговорим?

Кажется, он опешил.

Да я и сама, если честно, обалдела от собственной смелости. Точнее, опьянела. Даже не ожидала от себя подобного безрассудства.

Вот только что этот узник был как цепной пёс на недосягаемом расстоянии – что-то чужое, странное, загадка, которую мне хочется разгадать, таинственное имя на страницах книг или в устах чужих людей.

И вдруг оказывается, что он живой. Настоящий. Дышащий. Что это единственное, что греет в этом сыром стылом подземелье – потому что я чувствую плечом, что от него жарко, как от печки. И невольно согреваюсь, ведь я уже успела тут озябнуть.

Боюсь представить, какой он будет высоты, если выпрямится здесь в полный рост – даже сидя чувствую себя крохотным воробушком, прикорнувшим на ветке рядом с коршуном.

Чёрная плотная ткань рубахи. Дорогая вышивка золотой нитью у распахнутого низко ворота. Кажется, брат не скупится для самого почётного и тщательно охраняемого узника холда Нордвинг – одни свечи из чистого воска сколько стоят, а он жжёт их ночи напролёт, судя по нагару. Дункан умеет быть щедрым. Как и жестоким. Он сделал всё, чтобы наказать Себастиана – но проявляет уважение к поверженному врагу.

Да и не видно по заключённому, чтоб он так уж плохо питался. Я ожидала встретить измождённый скелет, а передо мной гибкий и сильный хищник, закованный в кандалы и бесящийся от невозможности расправить лапы. Именно это вижу я во взгляде пристальных чёрных глаз. Широкие плечи, царственная осанка, которую даже в таком месте, даже за десять лет Себастиан, Король-без-Короны, умудрился не потерять.

А ещё у него очень красивые руки. Наши ладони оказались слишком близко после перемещения, и я чуть отодвигаю робко свою руку с края его постели, в который вцепилась. Потому что это слишком смущает – когда вижу его длинные пальцы, пальцы музыканта, а не убийцы, совсем рядом со своими тонкими пальчиками.

Он по-прежнему не шевелится и ничего не говорит – застыл неподвижной статуей, положив правую руку небрежно на колено согнутой ноги.

Как будто боится меня спугнуть, только смотрит сверху пристально своими чёрными, как бездна глазами. Я пыталась найти какие-то интересные темы для беседы – потому что хозяин как назло ничего не предлагает, даром что сам пригласил в гости – но ничего в голову не лезет.

Снова опустила взгляд, и он залип на стальном обруче оков на его запястье. Толстая длинная цепь от них тянула свои хищные звенья в темноту, заканчиваясь на кольце, вбитом в стену. Достаточно длинная, чтоб узник мог ходить по камере, и достаточно прочная, чтобы он не пытался вырваться, когда кто-то отпирает дверь.

Я заметила красный след от железа на коже – отметину от многолетнего ношения, клеймо, которое вряд ли теперь может когда-то сойти с его запястья. И у меня замерло сердце.

Повинуясь порыву, совершенно ни о чём не думая в тот момент, кроме того, как же мне его жалко, осторожно коснулась кожи в этом месте кончиками пальцев.

- Это больно? – вскидываю взгляд. – Я могу в следующий раз принести мазь…

В чёрных глазах вспыхивают огни, и я забываю, что хотела сказать дальше.

Он рывком подаётся ближе и накрывает мою ладонь своей, прижимая её к тонкому матрасу, покрытому колючим шерстяным одеялом. Просто припечатывает сверху, как будто тоже надевает оковы на меня. И теперь мои пальцы навек соединены с его.

А правую руку запускает мне в волосы, властно привлекая к себе – и впивается горячим, жёстким поцелуем.

Его грубые губы не дарят мне ни капли нежности в мой первый в жизни поцелуй – только тёмный огонь, плавящий до костей, опаляющий меня вмиг, как лебединое перо в столбе бушующего пламени.

Тяжёлое холодное прикосновение стальной цепи к моей груди.

Бастиан замирает на миг, коротко вдыхая, а потом пальцы на моём затылке стискивают мне волосы почти до боли – и он продолжает снова. У меня внутри будто взрывается что-то снопом огненных искр в ответ на каждое движение его дерзких губ… А потом и языка… мамочки родные, я даже не догадывалась, что в этом, оказывается, может участвовать и язык!!

От неожиданности перемещаюсь обратно за прутья.

Прижимаю пальцы к истерзанным, горящим губам.

Бастиан бросается на прутья как лев, у которого вырвали добычу из когтей. С лязганьем следуют за ним его цепи.

- Стой! Погоди! Прости, я… Мэгги! Я не хотел тебя напугать. Не уходи!

Мои эмоции переливаются через край, грозя расколоть на части. Меня штормит, я не знаю, что говорить и что делать. В эту самую минуту понимаю только одну вещь предельно чётко.

Не представляла, что поцелуи, оказывается, бывают такими.

Но мне ужасно понравилось.

- Прости, я … ты меня не напугал. Вернее, напугал… но не так. Я.. пойду. Но я ещё вернусь, обещаю!

Когда уходила, перед глазами стоял тоскливый взгляд раненого зверя. Отчаявшегося раненого зверя.

О чём я думал в этот момент?

Да в принципе, ни о чём не думал.

Просто не ожидал, что она примет всерьёз мои провокации. Только что она была там, за прутьями опостылевшей решётки. Казалось бы, не так и далеко, но для меня – дистанция, равная бесконечности.

И вот спустя миг уже рядом. Живая, настоящая, дышащая. У неё волосы пахнут ветром и летним лугом. Свежескошенным сеном. Я уже успел забыть эти запахи. Она вернула их мне.

Её белая кожа светится во тьме. Длинные ресницы бросают тени на щёки. Едва заметные веснушки на носу. Когда она горбится в смущении, в целомудренном вырезе простого чёрного платья видны хрупкие ключицы. Как много деталей, оказывается, можно разглядеть только вблизи! Совсем рядом с моей оказывается её рука – и она отдёргивает стыдливо тонкие пальчики. Но сама не замечает, как мы соприкасаемся плечами. Я не спешу обращать её внимание на эту оплошность, поэтому стараюсь не шевелиться и даже, кажется, лишний раз не дышать.

Боюсь спугнуть.

Боюсь, что она исчезнет так же быстро и внезапно, как появилась в этом богом забытом месте.

Почему она продолжает оставаться так близко?

Вскидывает доверчивый взгляд, снова прячет его под ресницами. Краска смущения на скулах. Закусывает губу – кажется, я уже замечаю, что это у неё привычка, когда нервничает. Мой взгляд застревает там, не могу оторвать.

Мне хочется укусить эти губы тоже. Эта картина так живо вспыхивает перед внутренним взором, что тёмный хмель бьёт в виски. Внутри поднимается что-то жгучее, нестерпимое… опасное. Но я ещё держусь. Я ещё пытаюсь быть благоразумным – за нас двоих держаться на этой черте, за которой нет возврата. Если уж она такая безголовая, что не может, и сама прилетела беспечным мотыльком к моему дьявольскому огню.

Она думает, что такая взрослая в свои… сколько ей должно быть сейчас? По моим подсчетам, вряд ли больше восемнадцати. Воображает себя опытной, мудрой волшебницей. Думает, всё предусмотрела и ей нечего опасаться. Ведь в любой момент она может уйти из этой камеры тем же путем, что и пришла.